В оригинале эта филиппика звучала гораздо более экспрессивно, но я постарался смягчить наиболее нецензурные выражения. Кэп мигнул Трофимову, и тот снова наполнил стаканчики.

— Сеньор Хуан, я полностью с вами согласен. Но если мы сейчас получим меньше товара, чем ждет дон Эстебан, нас всех просто убьют.

«Он не шутит, — понял я вдруг. — Это никакая не фигура речи — вон как волнуется Кэп, даже капли пота на лбу выступили… И когда он говорит, что нас всех убьют, он и меня имеет в виду тоже».

— Вряд ли, — ответил Хуан равнодушно. — На первый раз простит. Где же он еще найдет такую команду?

Кэп прикусил губу. Индеец его поймал. Скажи он сейчас: «Да где угодно», — и Хуан с полным правом пожмет плечами: ну так нам какая разница, с кем работать? А если экипаж «Кита» и впрямь незаменим, то Эстебану, кем бы он ни был, невыгодно нас убивать.

— Короче, Кэп, — сказал Хуан, — товара сегодня будет на двадцать процентов меньше.

— Сеньор Боно! — Дементьев с надеждой повернулся к одетому в черное старику. — Ну вы-то ведь понимаете, что это для нас смертный приговор! Вы же меня знаете, я никогда никого не подводил!

Старик пожевал бесцветными губами и осушил свой стакан. Сделал он это так равнодушно, будто там была не сорокоградусная «Столичная», а обыкновенная вода.

— Капитан, — проговорил он, — я тебя давно знаю, это правда.

Он выдержал драматическую паузу. Хуан без всякого выражения смотрел на Кэпа. У Дементьева от напряжения дергалась жилка на виске.

— Ты честный человек, капитан, — вновь заговорил Боно. — Насколько это вообще возможно в нашем бизнесе.

Кэп вздохнул.

— Ну так я и прошу — под мою ответственность. Под мое честное слово.

Боно поднял руку, и Дементьев замолчал.

— Нет, так не пойдет. Ты напишешь расписку, капитан. Мы отгрузим товар в полном объеме, но ты отвечаешь за его пятую часть. В следующий раз ты или привозишь нам то, что не привез сегодня, или возвращаешь деньги за пятую часть товара, или… — Он опять сделал паузу. — Или тебе лучше не прилетать сюда вовсе. Хотя, как ты понимаешь, это не спасет твою шкуру.

Кэп утер со лба пот.

— Где же я возьму такие деньги, сеньор Боно?

— А вот это меня не интересует, — отчеканил седой старик. — Я предлагаю тебе простой выбор, капитан. Или ты улетаешь без части товара и разбираешься с доном Эстебаном сам. Или же ты забираешь весь груз, но пишешь расписку. Выбирай.

Хуан неожиданно повернулся ко мне и подмигнул.

— Скажи своему капитану, парень, что сеньор Боно не каждый день бывает таким добрым.

Дементьев выругался сквозь зубы.

— Ладно, — сказал он, — я напишу. Но будет лучше, если вы тоже… сформулируете свои претензии к дону Эстебану письменно.

— Не волнуйся, — презрительно ответил старик, — я уже подготовил письмецо для дона Эстебана…

На этом переговоры и завершились. Поскольку Кэп, разумеется, не умел писать по-испански, это пришлось делать мне под диктовку Боно. Не уверен, что эта расписка имела хоть какую-то юридическую силу, но формулировки ее звучали довольно зловеще. Особенно последняя фраза: «И если я не выполню обещаний, данных брату Боно и брату Хуану перед лицом Бога и Девы Марии, то буду гореть в аду миллион миллионов лет и буду растерзан Дьяволом на миллион миллионов частей и ввергнут в Тьму Внешнюю». Я окончательно убедился в том, что черный балахон Боно когда-то был рясой.

Когда Кэп расписался под этим жутковатым текстом, напряжение, висевшее в воздухе, исчезло, словно электрический заряд, соскользнувший в землю по штыку громоотвода. Хуан хлопнул Кэпа по плечу, Боно невозмутимо допил остатки водки, и наши гости в сопровождении охраны удалились в туман. Очень скоро оттуда вновь послышалось басовитое гудение электрокаров, и в раскрытые створки грузового люка «Кита» начали загружать какие-то тюки. Их подвозили на платформах, их передавали по живой цепочке, затаскивали в грузовой отсек и складывали плотно утрамбованными штабелями. Манипуляции эти происходили почти в полном молчании и на фоне сгущавшихся сумерек выглядели довольно жутковато.

Погрузка заняла три часа — все это время я старался не упускать из виду Кэпа, на случай, если ему вдруг понадобится переводчик, но случай так и не представился. Трофимов сидел в грузовом отсеке с блокнотиком в руках и считал тюки. Снаружи за погрузкой очень внимательно наблюдал Пжзедомский. Он расхаживал вдоль живой цепочки, покуривая трубку с ароматным табаком. Время от времени он останавливался и приглядывался к тому или иному тюку; казалось, он едва удерживается от того, чтобы не залезть туда с головой.

У меня к этому времени уже почти не осталось сомнений в том, какой «товар» грузили в чрево «Кита» одетые в камуфляж бойцы. Если бы Пжзедомский ткнул в какой-нибудь тюк ножом, оттуда наверняка посыпался бы белый порошок. Тогда второму пилоту оставалось бы только потрогать его пальцем а потом облизать, как это делают бандиты из голливудских боевиков. Правда, я не знал, как можно отличить на вкус кокаин от какой-нибудь детской присыпки, но Пжзедомский наверняка был осведомлен лучше меня.

Впрочем, подозревать Хуана и Боно в подлоге было глупо: в этих джунглях детскую присыпку наверняка достать было гораздо сложнее.

Конечно, я знал о том, что Колумбия — один из центров мировой наркоторговли, специализирующийся на производстве кокаина. Знал и о том, что в труднодоступных районах этой страны существуют не только плантации, где выращивают коку, но и целые фабрики, где из листьев этого растения добывают кокаин. Видимо, одна такая фабрика располагалась где-то неподалеку — это объясняло и наличие взлетно-посадочной полосы, и бдительную охрану, и вполне современную технику, непонятно как очутившуюся в дикой сельве. Как любому производству, этой фабрике наверняка требовались какие-то комплектующие, какое-то оборудование — вполне возможно, что его-то мы и привезли сюда из Венесуэлы. Поставщиком этого оборудования был неизвестный мне сеньор Эстебан. И похоже, на этот раз он решил слегка «нагреть» своих партнеров Хуана и Боно, а расплачиваться за это пришлось Кэпу.

Странно, но это открытие (если можно назвать открытием цепочку умозрительных рассуждений) не вызвало у меня сильных эмоций. Возможно, потому, что я был подсознательно готов к чему-то подобному: намеки Трофимова, вскользь брошенная фраза о том, что в район складов редко заглядывает полиция, барская привычка экипажа жить в шикарном пятизвездочном отеле на берегу океана даже самого наивного романтика заставили бы призадуматься. А я не был ни наивным, ни романтиком.

Я даже испытал нечто вроде облегчения: мне наконец стало ясно, почему экипаж, кроме Трофимова, так недружелюбно меня встретил. Эти люди занимались опасным и совершенно незаконным делом. Возможно, они даже друг другу не доверяли, что уж говорить о чужаке, которого ни один из них раньше в глаза не видел. К тому же мой предшественник, судя по всему, сделал что-то, что им очень не понравилось, не зря же Хуан сказал: «У него были проблемы с твоими друзьями». Правда, если верить Трофимову, у прежнего переводчика были хорошие отношения с радистом. Но кто знает — может быть, именно это и сыграло роковую роль в его судьбе?

Погрузка закончилась незадолго до полуночи. Снова появился Хуан, коротко спросил Кэпа: «Все нормально?» Кэп сверился с блокнотом Трофимова, посовещался с Пжзедомским и кивнул: «Да».

— Тогда летите, — сказал Хуан. — И помни, Кэп, ты дал слово.

Он махнул рукой, и вдоль проложенной в сельве посадочной полосы зажглись яркие огни.

«Кит» взлетел в бархатную колумбийскую ночь, к крупным, словно горох, звездам. На этот раз Кэп приказал мне находиться в кабине пилотов — видимо, из опасения, что я не удержусь и проковыряю дырочку в одном из тюков. Таким образом, я стал невольным свидетелем «выяснения отношений» среди экипажа.

— На этот раз вроде бы пронесло, — вздохнул Лучников (пока мы находились на земле, я вообще его не видел — он безвылазно сидел в кабине).