— Селестина! — в ужасе закричала я. Но ответа не было. — Открой дверь! — снова и снова кричала я. Но мой голос поглощался мраком, плотно обступившим меня. Голос был узником этого мрака. Как и я сама. Узница Селестины.

Темнота обволакивала меня. Здесь было очень холодно, и еще я ощущала присутствие чего-то зловещего. Исходящее откуда-то зловоние наполняло мою душу неизъяснимым ужасом. Меня охватила паника. Как я могу описать все это? Как подобрать необходимые слова? Да и есть ли они? Меня поймет только тот, кто пережил подобное.

Предположения, самые жуткие предположения то и дело рождались в моем мозгу, мгновенно сменяя друг друга. Как же я была глупа. Меня попросту заманили в ловушку…

Ужас охватил все мое существо.

С трудом преодолев две ступеньки, я принялась колотить кулаками по стене.

— Выпустите меня! Выпустите меня!

Но я знала, что мой голос слышен только в келье прокаженных. А как часто кто-либо из обитателей дома заходит хотя бы в часовню?

Она уйдет так же незаметно, как приходила… никто не узнает, что она вообще здесь побывала.

Я вдруг услышала свой рыдающий, искаженный ужасом голос и испугалась еще сильнее, потому что не узнала его.

Я чувствовала себя изможденной и обессиленной.

Я знала, что в этом темном, сыром и холодном месте мои часы сочтены.

Я царапала стену, пока не сорвала ногти и не почувствовала, что по моим рукам струится кровь.

Я начала озираться вокруг, потому что глаза стали привыкать к окружающему мраку. И тут увидела, что я здесь не одна…

На полу лежало то, что осталось от Элис.

Вот я и нашла ее…

— Элис! — закричала я. — Элис, это ты? Так значит, все это время ты была в доме?

Элис молчала. Ее уста сомкнулись навеки более года назад.

Я закрыла лицо руками. Смотреть на эти останки было невозможно. Меня со всех сторон окружало зловоние смерти и тлена.

Сколько времени прожила Элис после того, как эта дверь закрылась за ней? Я хотела это знать, потому что именно столько предстояло прожить мне.

Наверное, я очень долго пролежала без сознания. Подчас бредила, приходя в себя. Я слышала чей-то лепет, должно быть, свой собственный, потому что он не мог принадлежать Элис.

К счастью, даже придя в себя, я оставалась в полубессознательном состоянии. Но какая-то часть разума продолжала работать.

Кто я такая? Марта? Или все же Элис?

Наши истории так похожи… Об Элис говорили, что она убежала с Джеффри. Обо мне скажут, что я убежала с Питером. Наше исчезновение так удобно совпало с исчезновением братьев.

— Но почему? — снова и снова повторяла я. — Почему?..

Теперь я знала, чья фигура отбрасывала тень на жалюзи в комнате Элис. Ее… этой дьяволицы в женском обличье. Ей было известно о существовании маленького дневника, который я обнаружила в кармане амазонки Элис, и она искала его, потому что опасалась, что в нем могут содержаться факты, способные привести к ее разоблачению.

Я поняла, что она никогда не любила Элвин, что своими мягкими манерами всех нас попросту ввела в заблуждение. Я поняла, что она вообще никого не способна любить. Она использовала Элвин так же, как и всех остальных, как она намеревалась использовать Коннана. Дом. Вот что она любила.

В своем бредовом состоянии я представляла себе, как она стоит у окна в «Маунт Виддене», смотрит на дом соседей и жаждет обладать им со всей страстью человека, охваченного навязчивой идеей.

— Элис… — повторяла я. — Элис… Мы обе стали ее жертвами… ты и я.

И мне казалось, что Элис отвечает мне, рассказывает о том дне, когда Джеффри отправился в Лондон, о том, как в дом прибежала Селестина и сообщила о великом открытии в часовне.

Я видела перед собой Элис… бледную, хрупкую, хорошенькую Элис. Я видела, как она издает радостный возглас и делает несколько роковых шагов навстречу своей смерти…

Но в моих ушах раздавался голос не Элис, а мой собственный.

И все же я была уверена, что она находится рядом и что мы будем утешать друг друга, пока я не последую вслед за ней в мир теней, где она обитала с того самого дня, когда Селестина Нанселлок заманила ее в келью прокаженных…

В глаза ударил ослепительный свет. Я почувствовала, что меня несут, и спросила:

— Значит, я уже умерла, Элис?

Негромкий голос ответил:

— Моя милая… моя родная… теперь ты в безопасности.

Голос принадлежал Коннану, как и руки, которые меня несли.

— Значит, сны снятся и после смерти, Элис? — опять пролепетала я.

— Моя любимая… о, моя любимая…

Меня положили на кровать, вокруг которой столпилось множество народа.

Тут я заметила свет, блестящий на волосах, на почти белых волосах.

— Элис, я вижу ангела.

Тут ангел заговорил. Он произнес:

— Это я, Джилли. Джилли привела их к тебе. Джилли следила за тобой, и Джилли увидела…

Вот так неожиданно именно Джилли вернула меня в мир реальности. Я поняла, что не умерла, что произошло чудо, что руки, которые меня несли, в самом деле принадлежали Коннану, как и голос, который я слышала…

Я лежала на кровати в своей собственной комнате, из окна которой видны были лужайки и окно спальни, когда-то принадлежавшей Элис, где я видела тень ее убийцы, пытавшейся убить и меня…

Я закричала от ужаса. Но Коннан теперь был рядом.

Как и его голос, ласковый и нежный:

— Все хорошо, моя любовь… моя единственная. Я здесь… рядом… Я всегда буду рядом с тобой.

Эту историю я излагаю своим правнукам. Они слышали ее много раз, но каждый раз находится кто-нибудь, для кого она звучит впервые.

А правнуки снова и снова просят рассказать ее. И приносят мне цветы из сада на южном склоне, отдавая дань уважения престарелой леди, которой всегда удается заворожить их рассказом о том, как она вышла замуж за их прадедушку.

Передо мной все эти события встают так же ясно, как если бы они произошли лишь вчера. Я отчетливо помню свой приезд в этот дом и все, что предшествовало жутким часам, проведенным во мраке рядом с мертвой Элис.

Последовавшие за этими событиями годы совместной жизни с Коннаном часто бывали достаточно бурными. Полагаю, мы оба были слишком сильными личностями, чтобы существовать в вечном покое. Но все эти годы я жила богатой, насыщенной событиями жизнью, а чего еще может желать человек?

Теперь Коннан стар, так же как и я. Со дня нашего венчания родилось еще три Коннана: наш сын, внук и правнук. Я была счастлива тем, что смогла подарить Коннану детей. У нас родилось пять сыновей и пять дочерей. Все они, в свою очередь, тоже были плодовиты в своих браках.

Слушая мой рассказ, дети любят перепроверять все его детали и требуют, чтобы я поясняла каждый эпизод.

Почему погибшую в поезде женщину приняли за Элис? Из-за ее медальона. Именно Селестина опознала медальон, который она, по ее словам, подарила Элис, но который на самом деле она видела впервые в жизни.

Она очень рассчитывала на то, что я приму Джасинт, когда Питер в первый раз попытался подарить мне эту лошадь. Видимо, она опасалась, что Коннан может мной заинтересоваться, и поэтому старательно поощряла дружбу между мной и Питером. Именно она обнаружила расшатавшийся валун на утесе, подстерегла нас с Элвин и попыталась убить или покалечить меня.

Она также была автором анонимных писем, адресованных леди Треслин и полицейским властям. В этих письмах она указывала на подозрительные обстоятельства смерти сэра Томаса Треслина, пытаясь раздуть скандал и на долгие годы сделать невозможным брак между Коннаном и леди Треслин. Но все это она планировала, не зная о чувствах Коннана ко мне. Поэтому, когда ей стало известно о нашей помолвке и предстоящей свадьбе, она тут же решила любым способом устранить меня. Ей это не удалось на тропе над морем, поэтому мне предстояло последовать за Элис. То, что в этот самый день Питер уезжал в Австралию, видимо, подсказало решение ее адской задачи. Все слуги были свидетелями того, как Питер со мной флиртовал, поэтому мое исчезновение было бы истолковано не иначе как побег с ним.