– Выходит, ты несчастлива и больна? – Эгги недоверчиво смотрела на Бейбет. – И это с твоими-то деньгами, изумительным домом, полным слуг? А сейчас ты счастлива?

– Не особенно. Сейчас, когда я занялась своим здоровьем, стала много гулять, у меня улучшилось настроение. И все же моя жизнь… пуста. Женщин, любительниц ботаники, никто не принимает всерьез. Над ними посмеиваются. Мне нужно более серьезное занятие. Идемте, я покажу вам свой самый ценный цветок, дерево из Индии. Он расцветает ночью. – Бейбет печально улыбнулась. – Это подарок бывшего знакомого, морского офицера. Он ухаживал за растением, когда возвращался ко мне из похода, из Индии.

– Бывшего знакомого? – глаза девушек встретились. Взгляд Бейбет затуманился. Она кивнула, не желая продолжать разговор.

– Вот этот? – Эгги разочарованно разглядывала ценное растение.

– Да, сейчас оно не кажется красивым. Вьющийся стебель с несколькими листочками. Наклонись, посмотри внимательнее. Видишь, по краям листьев маленькие перламутровые бутоны?

– Теперь вижу. Я бы ни за что их не заметила, если бы ты не сказала. Может, и мне стать ботаником?

– С удовольствием буду твоим лектором по ботанике, то есть учителем. Эти крохотные жемчужинки будут расти, пока не станут такими большими, как яблоки… грейпфруты, как дыни. И однажды ночью… – сказала Бейбет, но Дженни уже бросилась из комнаты на звук мужских голосов.

– Итак, мистер Фассано, мне рассказали, что вы пиликали на скрипке, когда, скажем так, загорелся универмаг Мейси.

– Сеньорита Карвало, меня зовут мистер Фостер. И я «пиликал» на скрипке, а не дрался, чтобы не повредить свои чуткие, великолепные руки музыканта. Но я принимаю участие во всех событиях по-своему. Я выражаю свои чувства в музыке. Мой Страдивари поет, как сто пятьдесят ангелов. Как только мы выйдем из-за стола, ломящегося под тяжестью яств, которых я не едал со времени отъезда из Сиены, я сыграю для вас. Вы поймете мои чувства, узнаете тайны моего сердца.

– Жду с нетерпением, – сказала Бейбет, вежливо, но с растущим интересом разглядывая эксцентричного, эгоцентричного и удивительно обаятельного мужчину.

Что-то в нем привлекало девушку – то ли седая челка Фреда, то ли правильные черты лица, то ли несомненно тонкий вкус. Он был одет в потертый черный пиджак, какие носило большинство иммигрантов, из-под которого виднелся изношенный, но чистый воротничок рубашки.

– Жду с нетерпением вашей игры, но у меня нет желания узнать тайны вашей души или еще чьей-либо, мистер Фостер, – Бейбет повернулась к дворецкому, который неслышно ходил вокруг стола.

– Элфрид, пожалуйста, наполни тарелку мистеру Фостеру и налей вина. И мне тоже. У мисс Ланган тоже пустой бокал.

Дженни разрумянилась и была необычайно прелестна то ли от выпитого вина, то ли из-за сидевшего рядом удивительно красивого молодого итальянца Агнелли.

– Я бы предпочел глоток крепкого «Брунелло ди Монталчино», старого вина из моего города Сиена, этому… французскому кларету из Бургундии, – заявил Фред с чувством превосходства.

– Прошу прощения, сэр, но вы пьете одно из лучших вин из подвала мистера Карвало, – ответил Элфрид оскорбленно. Он наклонился и прошептал Бейбет на ухо: – Мисс Карвало, лучше не спаивать этот простой люд. – Он бросил отчужденный взгляд на сборище странных гостей за столом под крышей дома Карвало. «Какое счастье, – подумал он, – что родители с младшими детьми уехали в Европу». Помимо кичливого музыканта, который мало чем отличался от нищего, за столом сидели продавщицы, изгои общества, рабочие, арестанты. Некоторых из них настолько поразила окружавшая их роскошь, что они боялись поднять от тарелки взгляд и не осмеливались сказать даже слова. Другие, напротив, высказывали свое мнение по любому поводу, начиная с вина и кончая блюдами и интерьером. Эти люди – старые и молодые, чистые и грязные, стриженые и косматые, бритые и заросшие – были представителями нескольких национальностей. Как Элфрид понял по их разговорам, среди них были даже анархисты. Большинство из них ели жадно, неаккуратно. По привычке, выработанной долгим проживанием в пансионах и меблированных комнатах со столом, они быстро расхватывали хлеб с серебряных подносов, обсыпали друг друга солью. Без сомнения, приличные манеры были не только у хорошенькой мисс Ланган и ее друга, но и у тощего ирландского фения, который вежливо ухаживал за крупной рыжеволосой Агатой Сотелл.

– Сотелл? Откуда взялась такая странная фамилия, Агата? – Джоко с умилением наблюдал, как девушка ела говядину, аккуратно подбирая соус хлебом, пока тарелка не стала совсем чистой.

– Точно не знаю, – пробормотала она с набитым ртом. – Предки моей матери, канадцы, смешались с англичанами, ирландцами, французами и еще бог знает с кем. Чья только кровь не течет в моих жилах, Джоко. У меня нет ни родословной, ни свидетельства о рождении.

От того, что Элфрид видел и слышал, ему становилось очень неспокойно. Но он был вышколенным дворецким, хорошим слугой. И когда мисс Бейбет едва не испепелила его взглядом, который говорил больше слов, он постарался скрыть свое негодование.

– Спасибо, Элфрид, – сказала Дженни, когда он налил ей вина.

Ее очаровательная улыбка принесла дворецкому утешение и пленила Габриеля. Он был весел и счастлив, несмотря на кровоподтек на правой щеке и разбитые, опухшие губы. В его глазах светилась радость.

– Я беспокоилась за твой несдержанный характер, когда тебя забрала полиция. Я очень боялась за тебя, Габриель.

– Я здесь, cara, живой и здоровый. Я держал себя в руках, и меня никто не трогал. Мне кажется, Элвуд больше не будет беспокоить тебя, даже когда выйдет из больницы, – Габриель сжал руку Дженни под снежно-белой скатертью. – Зорн и Лейк тоже не скоро окажутся на свободе. По показаниям Джеси и миссис Вандерплогг судья засадил их на тридцать дней. Тебе не кажется, что сегодня одним ударом мы убили трех зайцев? – Дженни рассмеялась и налила ему вина из своего бокала.

– Мне все не выпить. От этого ушиба у меня сильно кружится голова. Да, кстати, ты так и не нашел Рокко?

Лицо Габриеля омрачилось.

– Попробуем найти его, когда пойдем домой. До сих пор он никогда не исчезал так надолго. Думаю, София очень беспокоится… Послушайте нашего хозяина. У него для вас хорошие новости.

Джеси Карвало откашлялся и встал.

– Мой друг Уилли Уолдорф Астор снес свой громадный дом и на его месте строит отель. Ему нужны хорошие рабочие – подносчики кирпичей, каменщики, плотники, каменотесы. Уилли сказал мне, что, начиная с завтрашнего дня, он примет на работу каждого, сидящего за этим столом.

Раздались громкие крики радости.

– А что будет с нами, со мной и Джен? Уильям Астор найдет работу для двух сильных девушек? – спросила Эгги. – Я уплатила за комнату до конца недели, но мне ведь нужно еще и есть.

– Того, что ты съела сегодня, тебе хватит надолго, – грубо захохотал один из обходчиков.

Джоко сердито сверлил его взглядом, готовый разразиться бранью, но вмешался Джеси.

– Дженни хочет о чем-то рассказать вам, – он кивнул ей головой и сел.

– Я расскажу вам о новом деле, которое Бейбет и я собираемся начать. Мастерская будет находиться прямо здесь, в зимнем саду. Вдвоем нам не справиться, и мы хотим нанять тебя, Агата, и миссис Морган, если она не будет против поработать с нами. Сначала зарплата будет небольшой, но если дела пойдут хорошо… Что ты скажешь об этом, Эгги? – Изумленная Агата только молча кивнула.

– Теперь я заплачу за квартиру за веселый месяц май. Спасибо тебе, Дженни… Мисс Карвало.

– У тебя есть комната? – заинтересовался Джоко. – И где она находится?

– Она больше похожа на чулан, чем на комнату. Там полно клопов. Она на Байярд-стрит под надземной дорогой, неподалеку от Чателл-Сквер. Знаешь, я люблю гулять по выходным и вечерами. Я брожу по улицам, захожу в комиссионные магазины, рассматриваю одежду, украшения, хотя редко покупаю. Я живу в очень удобном месте – оттуда рукой подать до Китайского квартала на Мотт-стрит, немного дальше до итальянского рынка и до еврейских лавчонок на Делакси и Очард.