Мы спустились еще ближе к подбитому джипу, стоящему посередине дороги, где врачи перематывали руку Евгения Дмитриевича. Стоило нам подойти, как он закричал:

– Марина! Марина! Что с моей дочерью?!

– Не ломайте комедию, господин Родин. Вы сядете надолго, – вздохнул подполковник.

– Что?! Я не понимаю! Что с моей дочерью?! – продолжал кричать бизнесмен. Наверное, в нем пропал великий актер. Даже слезу пустил. А потом ему стало не до шуток, озверевшая от злости Арина со всей силы ударила его по лицу и закричала:

– Это же твоя дочь!!! Это же твоя дочь!!!

Спустя несколько минут мы все-таки смогли оттащить Арину от Родина, который продолжал упрямо повторять, что он хочет знать, где его любимая доченька.

Когда мы подошли к дому, врачи уже клали раненых в машину. Подполковник остановил санитаров, которые собирались положить майора Тигипко в машину, и резко хлопнул его по лицу:

– Просыпайся, красавица!

– Что вы делаете! Он без сознания! – воскликнул один из медиков.

– Да что вы? – подивился подполковник. Приставив пистолет ко лбу бандита, он проговорил: – Эй, украинский агент 007! Если сейчас не откроешь глаза – не откроешь уже никогда. Погибнешь при задержании!

– Товарищ подполковник! – воскликнула Арина. – Их нужно судить!

– Считаю до трех! – рявкнул Ромашов.

– Петр Семенович, у него дырка в груди! – попытался я отговорить обычно спокойного и вдруг озверевшего подполковника.

– Три! Два! Один!

Думаете, подполковник выстрелил бы? Конечно нет. У нас же Конституция Российской Федерации действует. Это же незаконно. И тем не менее «майор Тигипко» открыл глаза.

– Ба! Да мне надо у вас реаниматологом работать! – расхохотался Ромашов, убирая пистолет в кобуру. – Проснулась, принцесса?! Ну?

– Чего вы хотите? – прошептал бандит.

– Адрес, где вы держите пленников.

– Каких еще пленников?

– Положите его на землю, – распорядился подполковник. – Никуда тащить не надо.

– Хорошо! – прохрипел раненый, когда санитары молча положили носилки на землю. – Я все скажу.

– Что же вы все так туго даетесь-то, а? – возмутился подполковник и легонько пнул раненого в бок. – Откуда столько двоечников в стране? – Он повернулся ко мне и спросил: – Вот говорят, менты озверели, а как с такими работать? Они же только по-звериному и понимают!

Затем мы надолго замолчали. Каждый, наверное, думал о своем. Петр Семенович, понятно – он, железобетонный мужик, наверняка думал о том, как бы засадить этого бандита на максимально долгий срок. Стоящий рядом Игорь Витальевич, похоже, думал о том, что он будет сегодня есть на обед. А я… Все мои мысли занимали только одно – какие же люди все-таки звери в своем большинстве. Вот этот Евгений Дмитриевич, ну как так? И ведь не глупый человек и явно обладает неплохими способностями, но так уж вышло, что как человек – он самое натуральное дерьмо. И других определений у меня нет. Есть более жесткие, но я честно пообещал себе, что буду избавляться от мата в речи. И в мыслях. Я похлопал по карманам и спросил у Игоря:

– Герр майор, дайте сигаретку.

– Держи, герой, – протянул он мне пачку.

Я задымил и задумчиво посмотрел на Арину, которая молча сидела рядом:

– Вот все и закончилось. Теперь точно все.

Спустя полчаса неразбериха вокруг более-менее прекратилась. Врачи увезли всех раненых и убитых, бойцы СОБРа деловито покурили (почему-то бойцы спецподразделений всегда курят ну очень деловито) и тоже отчалили. На место прибыли эксперты и специалисты вместе со следственно-оперативной группой.

В результате на поляне нас осталось всего четверо. Я, Алекс (который во время всего произошедшего стоял с открытым ртом и… взирал), меланхолично курящий подполковник Ромашов и Игорь Витальевич, который бешено матерился на какого-то несчастного опера по телефону. Арину я отправил вместе с Мариной в больницу: той от нервов стало совсем плохо, и ее решили положить на всякий случай на обследование. Так что, когда общая канитель закончилась, я обратился к подполковнику:

– Петр Семенович, а теперь-то что?

– Теперь поехали, посмотрим, где прячется наш источник всех бед, – сказал подполковник. – Поехали, мне здесь уже надоело.

Мы погрузились в милицейский «Форд» и поехали искать источник всех моих бед. Когда ехали, Ромашов поинтересовался у ведущего машину старшины:

– Ты обойму мою не находил?

– Нет, – помотал головой тот и с неподдельным ужасом спросил: – А что, с боевыми патронами была?

– Да нет, – пожал плечами подполковник. – Где я ее мог оставить?

– Господин полицейский, а вы подумайте, кому выгодно?! – задал я вопрос.

– Коля! – Подполковник повернулся ко мне, чтобы высказать пару ласковых слов по поводу моей эрудиции, происхождения и личных качеств, но вдруг задумчиво пожевал губами и проговорил: – С этими ментами купленными еще надо разобраться. Без них Родин ничего бы не смог провернуть.

Держали Артура и его друга в маленьком домике в дачном поселке. Когда мы их нашли, оба были под действием наркоты. Я думал, что их будут держать в подвале, в наручниках, на цепи и так далее, но подполковник, глядя на два безжизненных тела, обколотых в хлам, проговорил:

– Так проще, стажер. Цепи и наручники оставляют следы. А наркота… ну и так ясно, что они наркоманы.

– Кто из вас Артур? – спросил я, глядя на лежащих прямо на полу дилеров.

– Ты еще спроси, кто убил Кеннеди, – вздохнул подполковник. – Видишь, они не настроены на беседу.

Я сел на покосившийся стул и устало потер лицо руками. Рыжий Львенок, блин, надо было до такого додуматься, а? Я посмотрел на лежащих и спросил:

– Лежите, сволочи? А ведь из-за вас весь сыр-бор.

Утро следующего дня было самым обыкновенным. Я проснулся, выпил кофейку, позвонил Арине (она у меня не осталась, к ней приехали родители) и стал собираться на работу. Когда я уже оделся и вышел на улицу, мне позвонил Петр Семенович.

– Вы вообще когда-нибудь спите? – спросил я, нажав кнопку соединения.

– Когда-то спал, наверное, сейчас уже не помню, – проговорил подполковник. – Я тебе что, собственно, звоню. Ты, Коля, приезжай сегодня часикам к шести к конторе.

– Хорошо, – согласился я.

– Ты извини, если я тебя разбудил, – проговорил подполковник.

– Да нет, я на работу собирался, – ответил я.

– А, ну ладно, – сказал Петр Семенович. – Давай, жду вечером.

– Хорошо, – пообещал я, подходя к лифту.

У меня всего четвертый этаж, но утром я еду на лифте, плачу же за него, в конце концов. Двери лифта раскрылись, внутри стоял пьяноватый мужичок с бутылкой пива. Некоторое время он смотрел на меня, затем выдал:

– Это первый этаж?

– Нет, – покачал я головой.

– Тогда я поехал, – кивнул он.

– Удачи, – задумчиво проговорил я и даже помахал ему рукой на прощание.

Створки лифта закрылись, и пьяный мужик уехал. Я какое-то время тупо смотрел прямо перед собой, затем тихо выдал:

– Да пошла эта работа.

Я снова открыл дверь в свою квартиру и замер у зеркала, рассматривая собственное отражение. Вот стоит парень двадцати двух лет от роду. В рубашечке белой, в брючках и с портфельчиком. Какого хрена я вообще собрался на эту работу? Мне что, делать больше нечего? Меня два дня подряд пытались убить. Если бы не Петр Семенович, то я уже вчера был бы мертв, а теперь стою такой весь выглаженный и аккуратный перед зеркальцем. Сейчас встану и пойду вместе со всеми на работу, как будто ничего не произошло? Не убили, и ладно? А с другой стороны, что делать? Что-то много вопросов. Причем ни на один я не могу ответить. Я снял рубашку, снял брюки и ненавистные ботинки. Затем облачился в любимые шорты и футболку, несколько секунд постоял, размышляя, чем заняться, затем махнул на все и снова рухнул на диван. Стоило мне закрыть глаза, как зазвонил телефон, я притянул трубку к уху и проговорил: