Да и слова о гаремных привычках отнюдь не объясняли вдруг как с неба свалившуюся после объявления помолвки дружбу Кэтти и Барбары. То, что Барбара этак вот смягчилась по отношению к удачливой сопернице, было совершенно не понятно и, по правде сказать, даже тревожило меня.

Поскольку обе заняты были до предела, вместе они проводили не очень-то много времени, но Кэтти пользовалась всякой возможностью заглянуть в монтажную — так она называла преображенный хлев — и ее искреннее восхищение Барбарой все росло; вскоре мне уже по нескольку раз на дню приходилось выслушивать восторги по поводу гениальности Барбары, силы ее духа и мощи ее воображения. Я никак не мог просить Кэтти отказаться от общества, так недавно казавшегося мне самому наилучшим из возможных, или наложить запрет на имя, которое когда-то шептал со страстью

— и теперь, в общем-то, чувствовал себя дураком. Во всяком случае, не столь значительной персоной, какой следовало бы.

Нельзя сказать, что Кэтти не выказывала надлежащего уважения к моим делам или не интересовалась ими. Я закончил сбор материалов для "От Ченсэлорвилла [35]до конца" — то есть оброс ворохом наводящих на размышления фактов, разгадок причин тех или иных событий, глубоких идей и эффектных выкладок; сей ворох составлял добротную основу для капитального исследования, которое я писал бы не год и не два — а Кэтти была единственным слушателем, на нее я обрушивал все это, по ее реакции прикидывая, как станут реагировать мои будущие читатели. Вчерне первый том был закончен, и мы с Кэтти должны были пожениться, как только я сдам его в печать; мне как раз исполнилось бы тридцать, Кэтти было бы двадцать четыре. Не приходилось сомневаться, что после выхода книги на меня посыпались бы приглашения из лучших университетов Конфедерации, но Кэтти решила раз и на всегда: мы будем жить в таком же коттедже, как чета Агати; да и я был не настолько глуп, чтобы покинуть Хаггерсхэйвен.

Из рассказов Кэтти я знал, что Барбаре несладко приходится, особенно после завершения работ по созданию монтажной, когда и началось, собственно, строительство опытного механизма — с несколько излишней таинственностью все именовали его не иначе, как Эйч-Экс-1. Угроза войны во всем создавала дефициты; особенно не хватало таких, что называется, стратегических материалов, как сталь и медь — а на медь Эйч-Экс-1, похоже, был непомерно прожорлив. Меня совсем не удивило, что в конце концов общее собрание со всеми возможными извинениями отказало Барбаре в дальнейших ассигнованиях.

Назавтра Кэтти сказала:

— Ходж, ты ведь знаешь, что Приют не принимает моих денег.

— И правильно делает. Позволь уж нам отдавать Приюту то, что у нас есть, ведь мы все перед ним в долгу. Но с тобой совсем другое дело. Ты должна сохранить независимость.

— Ходж, я хочу отдать все Барбаре. Для ее Эйч-Экс-1.

— Что? Вот глупости!

— Неужели для меня вложить в это дело деньги, с которыми я все равно не знаю, что делать, будет большей глупостью, чем для Барбары или Эйса — вкладывать свое время, свои знания, труд?!

— Да! Потому что у нее — навязчивый бред! А Эйс тоже теряет разум, когда дело касается этой женщины! Если ты отдашь им деньги — будешь такой же сумасшедшей, как они.

Кэтти лишь засмеялась в ответ. А я вдруг с болью вспомнил долгие месяцы, когда чарующие звуки ее смеха, ее голоса были сплющены и глубоко упрятаны страхом. И пристыженно подумал о собственной черствости; пойми я Кэтти раньше, в те дни, когда ее нужда во мне была особенно сильна, возможно, я и облегчил бы ей долгий и мучительный путь выздоровления.

— Ну, пусть я сумасшедшая. А ты не думаешь, что, если я внесу деньги, Приют даст мне полноправное членство? Но даже не в этом дело. Я верю в Барбару. Даже наперекор всем вам. Я не собираюсь вас упрекать, вы вправе быть скептиками. У вас есть, наверное, масса других соображений помимо желания убедиться в истинности теории, которая, насколько можно судить, не имеет никакой практической ценности; но для меня эти сложные соображения не существуют. Я верю в Барбару, и все. Или, может, чувствую, что в долгу перед ней. С моими деньгами она построит аппарат. А тебе я это говорю только чтобы ты знал заранее. Может, ты теперь не захочешь на мне жениться.

— Ты думаешь, я женюсь на тебе из-за твоих денег?

Она улыбнулась.

— Дорогой Ходж. Сколько в тебе еще от мальчишки! Твоя гордость так уязвлена, что даже голос изменился. Нет, я не думаю, что ты женишься на мне из-за денег. Даже если бы эта идея и пришла тебе в голову, она бы тебя не привлекла. Она слишком практичная, слишком… взрослая. Не для Ходжа. Но, думаю, ты вполне можешь не захотеть жениться на женщине, которая в один прекрасный день взяла да и отдала все свое состояние. Да еще — Барбаре Хаггеруэллс.

— Кэтти, ты хочешь от меня избавиться? Или испытать?

На этот раз она от души рассмеялась.

— Вот теперь я уверена, что ты на мне женишься в конце концов, и даже станешь хоть и озадаченным, но вполне управляемым мужем. Мой честный Ходж! Изучай свою войну. Вещей более простых и менее грубых тебе никогда не понять.

Мне так и не удалось отговорить ее от этого донкихотского жеста. Может, я и не понимал каких-то тонкостей, но уж Барбару-то я знал. Предчувствуя, что ее просьбу о дополнительных ассигнованиях товарищество отвергнет, она вполне сознательно обхаживала Кэтти, чтобы воспользоваться ее великодушием. Теперь, получив желаемое, она просто забудет о существовании Кэтти, или снова начнет злобствовать.

Она не сделала ни того, ни другого. Их дружба все крепла. Словарь Кэтти обогатился такими перлами, как «магнит», «соленоид», «индукция», «элементарная частица», «световой год», «континуум» и множеством иных, столь же непонятных и неинтересных для меня. Захлебываясь от благоговения, она рассказывала о странной, причудливой конструкции, мало-помалу выраставшей в монтажной — в то время, как все мои мысли были заняты действиями корпуса Юэлла [36], пушками-парротами [37], и метеорологическими сводками по Пенсильвании за июль 1863 года.

Знаменитая издательская фирма «Тикнор, Харкорт и Кнорф» заключила со мной договор на книгу — в Соединенных Штатах не нашлось издательства, оснащенного так, чтобы отпечатать ее подобающим образом — и прислала солидный аванс в долларах Конфедерации; переведенный на наши деньги, он оказался еще внушительнее. Я вычитывал корректуру первого тома буквально в полубессознательном состоянии; отправил телеграмму о замене сноски на странице 99 и принялся ждать — медлительность почты взбесила бы и ангела — авторских экземпляров. На следующий день после того, как они пришли — с чудовищной опечаткой прямо посреди страницы 12 — мы с Кэтти поженились.

Милая Кэтти. Милая, милая Кэтти.

С разрешения товарищества на часть аванса мы устроили себе медовый месяц, который провели — по крайней мере, тот его не слишком значительный остаток, когда не занимались друг другом наедине — путешествуя по полям сражений последнего года Войны за Независимость Юга.

Кэтти впервые покинула Хаггерсхэйвен с той ночи, когда я привез ее сюда. Глядя теперь на внешний мир ее глазами — и отчужденно, и, благодаря ее теперешнему состоянию, в то же самое время немного экзальтированно, — я снова был поражен его чугунным равнодушием, унылой нищетой, постоянным страхом, жестокостью, дикостью и цинизмом, который лишь подчеркивал странную покорность судьбе, столь характерную для нашей цивилизации. Речь уже не шла просто о том, чтобы есть, пить и плодиться, ведь завтра все равно умирать; нет, скорее вопрос ставился так: дайте нам спокойно жить нашей скудной, безрадостной жизнью и уповать на чудо — ведь завтра представление о чуде станет еще более жалким.

С осени 1951 года у нас появился наконец свой дом — коттедж, спроектированный Кими и построенный нашими товарищами по Хаггерсхэйвену, пока мы путешествовали. Он стоил Агати их садика, который они так лелеяли; и Кэтти, и я были растроганы до глубины души столь самоотверженным проявлением любви, особенно после того, что мы видели и слышали во время нашей поездки. Мистер Хаггеруэллс произнес речь, напичканную всякими символическими ссылками на античность, и приветствовал наше возвращение с таким пылом, словно нас не было много лет; Мидбин пытливо вглядывался Кэтти в лицо, словно желая убедиться, что в своей новой роли мужа я обращаюсь с ней достаточно хорошо и не провоцирую новый эмоциональный срыв; и остальные члены товарищества вели себя соответственно моменту. Даже Барбара задержалась, чтобы заметить: домик, дескать, смехотворно мал, но зато как раз придутся кстати спланированные Кими на японский манер подвижные перегородки.