И Сиф внезапно выпалил всё то, в чём боялся даже себе признаться:
— В покушении я подозреваю своего друга.
— Уверен? — помолчав, спросил Соловей-Разбойник словно бы издалека. Казалось, он почти полностью погружен глубоко в себя.
— Почти полностью… Да и он это косвенно… подтвердил.
— Но косвенно, — старки снова закрыл глаза, словно расстроившись. — А прямо спросить испугались?
— Да, — кивнул Сиф, хотя этот ответ дался с трудом.
— А зря. Друзей надо спрашивать сразу же и прямо, — строго сказал старик и вновь замолчал, замерев.
Сиф заёрзал в кресел и, когда молчание затянулось, сбивчиво попытался то ли объяснить, то ли оправдаться:
— Я… Мы увиделись с ним сегодня впервые. И вряд ли ещё увидимся, — и пристыжено опустил голову, стараясь скрыть краску. В кабинете царил полумрак, да и старик сидел с закрытыми глазами, но всё равно мальчику показалось, что советник видит всё.
— А полковнику своему сказать не хотите, потому что боитесь за друга, — тем временем не спросил, а констатировал Соловей-Разбойник.
Сиф принялся разглядывать вычурный узор на ковре, понимая, что ответа даже не требуется. Ромбик, ромбик, какие-то непонятные вьюны-цветы, похожие на сказочные фигуры: петуха с ослиной головой, лопоухую собаку, глазастого зверька вроде обезьянки…
— Спрашивается, что же делать господину фельдфебелю, которого мучают совесть, потому что он утаивает важное от своего полковника, и, в то же время, страх за судьбу друга… Хм… И силён страх?
— Тиль… наркоман. В детстве бандитствовал. И сейчас он… — мальчик замолчал, осознав, что сболтнул лишнее. Он не планировал называть имя.
Впрочем, этот проницательный старик сам бы догадался.
— Но тебя гораздо больше беспокоит именно главное — покушение.
— Именно, — не стал отпираться Сиф.
— Это похвально, что ты не хочешь сдавать друга, — медленно произнёс Соловей-Разбойник, затем открыл глаза, и Сиф поёжился под строгим взглядом: — Но и скрывать важное нельзя.
— Я всё равно не скажу, — упрямо дёрнул головой мальчик, вкладывая в эти слова всё своё упрямство. Не подведёт, не предаст. Даже если для этого придётся врать… командиру.
Старик что-то совсем не торопился отвечать, только медленно кивнул, но Сиф подумал, что кивнул советник скорее каким-то своим мыслям. Прошло несколько минут, и мальчик начал терять терпение. Казалось, разговор уже никогда не продолжится: тишина, полумрак, разгоняемый в углу неярким торшером, — в выходящее на север окно солнце не заглядывало — и таинственный узор на ковре… Стоило ли вообще сюда идти? Уверенность Сифа начали подгрызать червячки-сомнения. Чтобы окончательно не растеряться, юный офицер напомнил себе, что пришёл он сюда за советом, а без оного уходить просто глупо.
Нет, зачем он вообще сюда полез? Кто его просил? Больше всего Сифу сейчас хотелось плюнуть на происходящее, попрощаться и быстро уйти, убеждая себя, что и так сделал для Тиля всё возможное. Но даже от одной такой мысли Сиф уже чувствовал себя предателем, поэтому медлил и сидел, наблюдая за беспорядочным танцем тополиной моли вокруг лампы торшера. Тополей, насколько мальчик помнил, вокруг гостиницы не было, но моль это ни капли не смущало, знай себе прыгает, трепеща крылышками.
— Вы обещали совет, — с трудом порвав прочно охватившее комнату молчание, сказал Сиф.
Соловей-Разбойник приоткрыл глаза, оглядел мальчика и качнул головой:
— Вы, господин фельдфебель, невнимательны. Я уже дал вам этот совет, — и, словно потеряв интерес к происходящему, снова закрыл глаза.
На этот раз Сиф твёрдо решил не отступаться и тут же спросил:
— Какой?
Старик тяжело вздохнул:
— Друзей надо прямо спрашивать. Дружба кривды и тем паче лжи не любит.
Сиф вздрогнул: уж слишком созвучно с его собственными мыслями прозвучало второе. Это как раз и была главная беда его дружбы с Растой и Кашей…
Соловей-Разбойник, словно перехватив эту мысль, кивнул и открыл глаза:
— Спросите вашего друга прямо, — тон советника вдруг стал требовательным и даже повелительным. — Никакие другие советы здесь неуместны. Вам всё ясно, господин фельдфебель?
— У меня имя есть, — с вызовом ответил Сиф, с трудом согнав с языка привычное «Так точно».
— У меня тоже, представьте себе, — улыбнулся самыми уголками губ старик. И, помедлив, представился: — Аркадий Ахматович Одихмантьев.
— Иосиф Бородин.
— Вот и познакомились, — кивнул Аркадий Ахматович. — Итак, Иосиф, вам ясен мой совет?
— Ясен, только вряд ли я ещё встречусь с Тилем.
Всегда проще согласиться и найти десятки причин не делать так в случае чего, чем прямо отказать. Это только в книжках герои знают наперёд, понадобится ли совет.
— Но учтите: я молчу ради того, чтобы дать шанс Вашей дружбе. Но только до тех пор, поле это не угрожает жизни людей. То есть до следующего покушения. И это, надеюсь, Ваш тоже ясно?
— И на том благодарствую, — вспомнил любимый язвительный ответ полковника Сиф. — Разрешите откланяться.
— Идите. Помните о нашем договоре. У вас, я чувствую, не так уж и много времени осталось — зато точно ясно, что делать. Ведь вам требовалось именно это?
Сиф, который успел уже встать и направиться к двери, замер, прислушался к своим ощущениям и признал:
— По большей части за этим.
— Тогда до встречи.
— До свидания, Аркадий Ахматович, — вежливо наклонил голову Сиф. Манеру поведения почти целиком формируют привычки. А привычки с таким требовательным воспитателем, как полковник, не заставляют себя долго ждать.
В другой комнате было неожиданно светло — горел верхний свет. Сиф несколько раз сморгнул, прежде чем привык, и обернулся. Пожилой советник по-прежнему сидел в кресле и провожать, видимо, не собирался. Ну, как хочет.
Мальчик вышел из номера, прислонился в коридоре спиной к стене и задумался, переваривая совет и мысленно примеряясь к нему.
Вот почему именно Тиль? Да хотя бы кто ещё из Шакалов — не так тошно было бы. А теперь… Или в кратчайший срок переубедить Тиля, или… Сиф даже скривился от досады, представляя, как Одихмантьев сообщает Великому князю, что в покушениях участвует здешний друг Сифа — а он тут такой один, поймут безошибочно, кто. И как Тиля берут под белы ручки…
— Ничего совет не помог. Стало только хуже. Времени — с навкин хвост, чтобы что-то предпринять, — сообщил Сиф пейзажу с каким-то горным видом, которая взирала на него с противоположной стены. Мальчик вообще любил мыслить вслух — звучание собственного голоса успокаивало и создавало иллюзию диалога с кем-то умным.
Не дождавшись ответа от фотографии, Сиф подумал и добавил:
— Может, завтра уже произойдет следующее покушение.
Пейзаж и на этот раз многозначительно промолчал.
— Ну и молчи, — хмуро бросил Сиф, отворачиваясь. Он знал, что глупо разговаривать с фотографией, но хотелось нагрубить кому-нибудь и через это ощутить свою точку опоры в мире.
До чего здорово было бы сейчас встретиться с Тилем и сказать ему строго так, взросло и, может, немного по-книжному: «Не стоит баловаться с сомнительными группировками, бросай ты это дело, пока чего не случилось».
— Не стоит… Пока чего не случилось, — даже повторил вслух маленький офицер. Да, звучит здорово. Одна беда — и настроение опять поползло из мечтательного на землю, как улитка с фонарного столба — Тиль на это только жалобно улыбнется и с тоской вздохнет: «Выринея ведь тоже хочет мира!»
От мыслей Сифа отвлекла мельтешащая перед глазами моль. Мальчик сердито отмахнулся от неё и строго заявил:
— Тополей здесь нет, и тебе быть не положено.
Моль целым облачком взметнулась вокруг него, щекоча кожу. Её таким заявлением было не смутить.
— Вот ты всё прыгаешь, трепыхаешься, а я совсем… в навкином молоке, — сделал ещё одну попытку укорить насекомых Сиф, но столь же безуспешную. Для них вся жизнь была проста и контрастна: живы, день, ночь, ещё один день — здорово. Есть еда — хорошо. Светильник, приманивший их своим светом, обжёг крылья — вот вам и внеочередная ночь, уже навсегда. Как всё просто.
