С другой стороны было похуже. Но численный перевес и БТРы сыграли своё дело — стрельба затихла минут через сорок.
«Синие», прочесав кусты и убедившись, что все, кто мог, ушли, напоследок захватили троих офицеров и предстали пред светлы очи начальства. «Зелёные» и люди из роты Крома тоже построились, за исключением раненых, которых, к сожалению, было немало.
Военкор, повесив фотоаппарат через плечо, принялся помогать в перевязке — какое-то медицинское образование он имел. Взглянув на него, вылезший из машины Заболотин спохватился:
— Как там журналистская братия? Все на месте?
Кром тоже поглядел на Морженова и мрачно сказал:
— Знаешь, Жор… Хреново вышло.
Заболотину стало не по себе оттого, что Кром обратился по имени. Обычно он не мешал в одну кучу армейские отношения и дружеские.
— Господин штабс-капитан, пожалуйста, поподробнее, — подчеркнув звание Крома, попросил Заболотин. Тот понял и даже изобразил некое подобие стойки «смирно».
— Так вот, согласно бумагам корреспондент интернет-журнала Как-то-там-не-помню Заграбин должен был отправиться в тыл ещё после того боя…
— … Но отправился с вами, а вы не удосужились проверить бумаги ещё раз, — рядом с Заболотиным появился недовольный Аркилов.
— Господин капитан, очень прошу, дайте мне выслушать Крома без ваших комментариев, — Заболотин разозлился. Только Аркилова тут ещё не хватало с его замечаниями! Он и сам разберется с Вадимом и журналистом.
— … Он даже связался, вроде как, с теми, кто его должен был встретить в тылу, — Вадим предпочёл не обращать внимания на обменивающихся зверскими взглядами капитанов. — Но действительно отправился с нами, только я не сразу это сообразил. А когда сообразил… в общем, теперь его нет.
— Нет? — Заболотин и Аркилов прекратили дуэль взглядов и оба обернулись к Крому.
— Я поспрашивал своих ребят. До перестрелки он был в машине. Теперь его нет. И трупа тоже, — Кром рассеянно похлопал себя по карманам, достал сигарету, закурил. «И Кром курит», — как-то отстранённо подумал Заболотин. Похоже, некурящим он сам был единственным.
— А бумаги точно в порядке? — уточнил Аркилов.
— Ну, на первый взгляд — да. Запросы я в Центр не отсылал, конечно, — Вадим сердито защёлкал зажигалкой, но под дождем прикурить удалось не с первой попытки.
— Подождите, а как он звонил своим? — Заболотин чувствовал неладное, но не хотел верить возникшему предположению.
— По мобильному телефону. Говорил, чтобы его встретили «по пути», мол, везёт интересный материал, — припомнил Вадим, заражаясь от бывшего однокурсника мрачным настроением.
— И что же это за материал такой… — пробормотал Заболотин, — интересный. А с этим журналистом кто из ребят говорил?.. Хотя нет, лучше… Военкор, нужна ваша помощь, Андрей Борисович! — обернулся он к корреспонденту. Тот сначала закончил перевязку одному из солдат, и только потом встал и подошёл к Заболотину.
— Чем могу быть полезен?
— Заграбин, названия интернет-журнала не помним. Знаете такого? — коротко сказал Заболотин.
— Любопытствующий такой? — прищурился Морженов. — Не то, чтобы знаю. Но сюда добирались вместе.
— Чем он интересовался, не заметили? — Заболотин не стал ничего пояснять, но Военкор и не задавал вопросов.
— Он фотоаппаратом почти не пользовался. Во время боя его физиономия не мелькала. После всё солдат расспрашивал: как, что, чего ждут от очередного этого марш-броска, — перечислил Военкор, обладающий цепкой памятью — весьма полезное для журналиста качество.
— Много расспрашивал, говорите… Господин штабс-капитан, проверьте-ка его всё-таки по Центру, — совсем нахмурился Заболотин.
— Что? «Пчёлка», что ли? — всё же спросил Морженов.
— Как-то не хочется в это верить. Не люблю, когда у меня «мёд» — сведения о предполагаемых действиях — таскают… на сторону, — Заболотин заметил, что к разговору внимательно прислушивается нахмурившийся Сивка, который сидит в машине, но через распахнутую дверь всё слышит.
К Крому подбежал молоденький связист и что-то вполголоса доложил, нервно облизывая губы. Кром выслушал — на лице идеальное спокойствие! — отпустил связиста и только после этого помрачнел хлеще грозовой тучи. Затянулся и только после этого сказал:
— В Центре уже обнаружили, что у этого Заграбина не хватает части документов, разрешающих выезд в зону боевых действий. Похоже, на одном из первых пропусков он сунул кому-то, чтобы пропустили, а дальше-то уже не так рьяно проверяют.
— А перемещение включенного мобильного телефона легко отследить с простенькой аппаратурой, не то что наши рации… — Заболотин почувствовал, как вскипает, и голос его с каждой фразой утрачивал своё спокойствие: — И интересным материалом он действительно мог обзавестись, расспрашивая уставших бойцов. Пусть и недоверчивых, но ведь не поголовно! А сейчас — тоже красота: по бумагам же его и не должно быть с нами! Если бы на его присутствие не обратили внимания, мало ли, репортёров много, — то мы бы ничего и не заметили! А ты, Вадим, мог бы тоже повнимательнее проверять документы. Только выринейской «пчелы» нам не хватало!
— Да, Господи, я, что ли, крайний! — тут же среагировал на повышенный тон Кром. — У меня этих журналистов было…
— Вот именно! Раз всех взял — значит, за всех и отвечаешь! В следующий раз четырежды все документы проверь!
— Как будто бы ты на моем месте не сделал такой промашки!
— А с чего ты взял, что сделал бы? Промашка, тоже мне! Ты хоть понимаешь, что, если то была «пчела», теперь такие засады, как эта, будут у нас на каждом шагу?! И о спокойном передвижении можно уже не вспоминать?
— А ты-то умный какой! Да, понимаю, лучше, чем ты думаешь! У меня опыта не меньше будет, чем у господина капитана, получившего это своё звание только из-за того, что он единственный вышел из окружения относительно целым и вместе с остатками роты!
— Господа офицеры, может, вы вернётесь к этому разговору позже? — попытался вмешаться Аркилов, но безуспешно: на его реплику даже внимания не обратили.
— Ты ещё припомни, что на учёбе я у тебя однажды списал на зачёте по основам тактики!
— Может, тогда всё и началось. Получил «Отлично» и решил, что круче всех!
— Мы вообще не об этом! — Заболотин удержался от того, чтобы втянуться в перечисление «грешков» друг друга, хотя это ему немалого стоило. — А ты зачем-то переводишь всё на личности!
— Как будто это я начал!
— А что такое «пчела»? — вдруг раздался голос Сивки. Он стоял рядом, в упор глядя на Заболотина, и очень нехороший был у него взгляд — старый, шакалий. Кажется, ссора взбесила Индейца.
— Ну?! — чуть ни выкрикнул он. Его фраза всё-таки была услышана, и офицеры примолкли.
— Журналист, которому выринейцы приплатили, чтобы он что-нибудь узнал им помимо обычного репортажа, — с трудом переводя дыхание, ответил Заболотин. — Впрочем, не стоит нам ругаться. Индеец, ты чего такой хмурый?
Пацан не ответил, развернулся и вспрыгнул на сидение машины, неловко подтаскивая раненую — так давно! — ногу. И хотя через пару минут все, вроде бы, забыли о ссоре Заболотина и Крома, Сивка ещё долго сидел злой и мрачный. И, видимо, не забыл — ни через минуту, ни через год, ни через шесть лет — как под дождём на размытой дороге стояли два офицера и кричали друг на друга, в глубине души напуганные случившемся. Не забыл совершенно дурацкую ссору, которая взбесила его своей неуместностью после только что закончившегося боя, и не забыл, как к нему подошёл вечно недовольный чем-то офицер по фамилии Аркилов и попросил — хотя просьбы от него можно было ожидать только в самую последнюю очередь: «Помоги. Тебя Заболотин должен услышать». А ещё не забыл виновника произошедшего — корреспондента интернет-журнала Заграбина, которого видел всего лишь мельком.
7 мая 201* года. Забол, Горье.
В картинной галерее народу было много — по-видимому, выставка пользовалась успехом. Правда, стоять в огромной очереди, одним своим видом повергшей в суеверный ужас не слишком любящего «культурное просвещение» Алексея-Краюхи, русским не предстояло: их без вопросов пропустили в анфиладу занятых под выставку залов. Довольно быстро залы эти опустели — оставались лишь «высокопоставленные высокопоставленники», как с ухмылкой поименовал их Филипп тихим шёпотом.