Ноздри графини задрожали, и впервые за все время пребывания в Торнвуде Джерард испытал удовлетворение от того, что все-таки заставил ее разозлиться.

— О да, — произнесла графиня. — Я должна верить вам, как всю свою жизнь верила мужчинам, заботящимся обо мне. Ведь это одна из привилегий женщины. Всегда найдется мужчина — джентльмен, — который возьмет на себя ответственность за нее. Все, что женщине остается, это выполнять то, что ей говорят, и тогда ее ждет вечное счастье. Что может быть проще? Какой благодарной я должна себя чувствовать: ведь мне не нужно опасаться, что на Рождество этот дом превратится в игорный дом или притон.

— Всегда есть выбор, — резко бросил граф. — Жалея себя, ты начинаешь верить в то, что являешься заложницей собственного пола. Но это не так. Десять лет назад ты могла сделать выбор между Гилбертом и мной — между богатством и положением в обществе, с одной стороны, и любовью и приключениями — с другой. Ты сделала свой выбор. Разве я виноват в том, что Гилберт и Родни умерли молодыми, поручив тебя моим заботам?

— Выбор! — Графиня практически выплюнула это слово Джерарду в лицо. — Вы ничего не знаете о выборе, милорд.

— И ты по-прежнему вольна выбирать, — произнес он, хотя подобная идея показалась неожиданной даже ему. — Ты можешь оставаться здесь со своими детьми и зависеть от меня до конца жизни, еще больше укрепляясь в роли мученицы каждый раз, когда я делаю или говорю то, чего не одобрил бы твой добродетельный Гилберт. Или же можешь выйти замуж вторично. Тебе никогда не приходила в голову подобная идея? Ты все еще молода, красива и… желанна. Ты ведь наверняка осознаешь, что мужчины вроде Латрелла не станут расточать любезности перед нежеланной женщиной.

Кристина смотрела на графа, и он заметил, как она побелела от ярости.

— Ах вот как! — воскликнула она. — Вот, значит, как вы пытаетесь освободиться от ответственности, свалившейся на ваши плечи, милорд. Хотите переложить ее на плечи другого мужчины. И конечно, я должна быть польщена тем, что якобы самостоятельно сделала выбор. Да и какая женщина не растает при звуке этих трех слов — молодая, красивая, желанная? Неужели я действительно такая? Наверное, раз виконт Латрелл решил перекинуться со мной дюжиной слов. Но в таком случае странно, что меня не желаете вы. Или все же желаете? И именно поэтому позвали меня в библиотеку в столь поздний час. Вы желаете меня?

— Знаете, миледи, — холодно произнес граф, — думаю, я не пожелал бы вас, даже если бы вы были последней женщиной на земле. — Наверное, стоило найти более оригинальный способ выразить свое недовольство, подумал Джерард. — Да и как может возбудить женщина, которая стонет от желания и страстно признается в любви, а в следующее мгновение с легкостью дарит точно такие же стоны кому-то более богатому? Нет, спасибо, Кристина. Я нахожу такую расчетливую женственность крайне непривлекательной.

Кристина улыбнулась — отнюдь не мило, — а потом хрипло заговорила.

— Сомневаюсь, милорд, — произнесла она, и в ее глазах промелькнула насмешка, — что я найду теперь кого-то богаче вас.

Граф и графиня смотрели друг на друга, и Джерард вдруг понял, что им нечего больше сказать друг другу. Возможно, теперь оба они удовлетворены. Они выплеснули друг на друга свой гнев и раздражение, и к чему это привело?

Пробудило в них желание.

Несмотря на то что голос графини звучал хрипло вовсе не от страсти и несмотря на заявление графа о том, что он не соблазнился бы ею, будь Кристина последней женщиной на земле, в их взглядах читались гнев, отвращение и неприкрытое вожделение. Готова ли Кристина признаться себе в этом?

— Может статься, — произнес Джерард, поднимаясь с кресла, — здесь, в Торнвуде, вы найдете кого-то почти такого же богатого, как я, миледи. Хотя я не рекомендовал бы тебе набрасывать аркан на Латрелла, несмотря на все его ожидания. Ты интересуешь его как любовница, а вовсе не жена. А я… я, к сожалению, не выставил свою кандидатуру на рынок женихов. Для тебя по крайней мере.

— Ну конечно, — произнесла графиня, вставая с кресла. — Я не слепая и вижу, в чью дверь вы стучитесь, милорд. Более молодая, более покорная и не слишком умная женщина идеально вам подойдет. Она с легкостью подчинится вашей аристократической воле.

— И скорее всего не будет так горько сетовать на то, что ей выпало родиться женщиной, — сказал граф. — А теперь — идем в постель?

Едва только эти слова сорвались с его губ, он понял по ошеломленному взгляду графини, что та неверно их истолковала. Прикрыв на мгновение глаза, Джерард печально улыбнулся.

— Кристина, — произнес он, — нам необходимо заключить перемирие. Хотя бы на неделю, ведь нам придется жить в этом доме бок о бок. Сможем ли мы сосуществовать, не скрещивая шпаг?

— Думаю, это возможно, милорд, — ответила Кристина.

— Хорошо. — Джерард сжал ее руку, которую почему-то до сих пор держал в своей. — Завтра попробуем. А сегодня вечер прошел неплохо, как ты считаешь? Кажется, всем здесь очень нравится.

«Пожелай ей спокойной ночи, — приказывал себе Джерард. — Положи этому конец».

— Джерард… — начала Кристина.

Звук его имени, сорвавшийся с губ женщины, все решил. Джерард не хотел ждать продолжения, если Кристине вообще было что добавить. Возможно, только его имя она и собиралась произнести. Джерард наклонил голову и накрыл губы Кристины своими.

Мягкие, теплые, сладкие губы приоткрылись, как и его собственные, и с готовностью отдались поцелую. Нежная плоть, ее вкус, ее жар. Джерарду захотелось погрузиться еще глубже, выпить всю ее женственность до дна.

Он поспешно отстранился.

— Что ж, по крайней мере теперь мы знаем: кое-что из того, что мы наговорили друг другу в порыве гнева, оказалось ложью, — произнес Джерард.

— Да, — согласилась Кристина, высвободив свою руку из ладони графа. — Спокойной ночи, милорд.

— Спокойной ночи, миледи, — ответил Джерард вслед графине, неторопливо пересекающей библиотеку. Выйдя в коридор, она тихо прикрыла за собой дверь. Сколько усилий потребовалось ей для того, чтобы вести себя так, будто ничего предосудительного не произошло!

Черт! Пальцы Джерарда сжались в кулаки. Непросто будет подавить расцветшее пышным цветом желание.

Черт! Черт! Черт!

Кристина ни разу не задумывалась о повторном замужестве. Вдовство подарило ей греховное ощущение свободы и умиротворения. Оно не покидало ее ни в период траура, налагающего на нее строгие ограничения в одежде и образе жизни, ни в последующие за трауром месяцы, ничем не отличающиеся от предыдущих девяти лет брака. Она словно дремала, балансируя на грани сна и пробуждения.

Но она не была свободной. И умиротворения не ощущала. А еще она никогда не чувствовала себя хозяйкой Торнвуда по-настоящему.

«Торнвуд принадлежит мне, Кристина».

Какое удовлетворение сквозило в голосе Джерарда, когда он произносил эти слова. Кристина вновь и вновь прокручивала их в голове, не в силах заснуть.

«Ты можешь оставаться здесь со своими детьми и зависеть от меня до конца жизни… Или же выйти замуж вторично».

Джерард хотел от нее избавиться. Удивило ли это Кристину? Она ведь тоже хотела от него избавиться, и существовал лишь один способ сделать это.

Следующий день выдался таким же ясным и солнечным, как и предыдущий. За завтраком граф Уонстед сообщил присутствующим о том, как ему не терпится выполнить просьбу мисс Лиззи Гейнор и показать ей дом. Только вот гостям вряд ли захочется провести столь чудесный день в помещении, когда главный садовник Торнвуда, являющийся по совместительству еще и предсказателем погоды, пообещал в последующие дни снегопад.

За столом раздались восторженные возгласы. Все согласились, что снег на Рождество — большая редкость. Но еще реже выпадает возможность встретить этот чудесный праздник за городом.

Его сиятельство предложил немного изменить планы и прогуляться по парку, пока его дорожки не обледенели и не представляют собой опасности. А организовать экскурсию по дому можно и позже.