Лесистый склон холма разделяла надвое живописная аллея, окаймленная деревьями и кустами, перемежающимися время от времени со скамейками, с которых открывался вид на окрестности. Одну сторону холма полностью очистили от деревьев, чтобы гуляющие могли обозревать с высоты сад, разбитый позади дома, сам дом и парк перед ним. Зрелище, надо сказать, было захватывающим. Летом склон покрывался пестрыми цветами, но сорвать их не представлялось возможным. Разгуливать по склону строго запрещалось. Его красоту старались сохранить во что бы то ни стало.

Но теперь из своего укрытия граф Уонстед мог наблюдать бегающую по склону семилетнюю Рейчел. Ее ноги явно не поспевали за телом. Она молча спускалась, а потом вновь поднималась вверх. Немного ниже бегала с горы Тесс, визжа от страха и восхищения и неизменно оказываясь в спасительных объятиях матери. Графиня смеялась.

— Поймала! — воскликнула она, со смехом подхватывая дочь на руки и кружась с ней вместе.

— Еще! — Малышка болтала руками и ногами, и как только мать ставила ее на землю, принималась на четвереньках карабкаться наверх.

На привалившегося к стволу дерева графа вновь нахлынули воспоминания. Кем только он не представлял себя, сбегая со склона холма — и кораблем, и птицей, и ангелом мести, — до тех пор, пока однажды его не увидел Гилберт. Потирая руки от радости, кузен бросился докладывать о его прегрешении отцу. За этим последовал один из припадков ярости, и граф вновь пустил в ход трость.

Теперь же взору Джерарда предстало счастливое семейство. Он видел их всех вместе лишь однажды в детской, когда дети выполняли задания под неусыпным надзором своей суровой матери. Тогда Джерард пожалел девочек. Но теперь при виде этой фигуры на склоне холма у него не осталось сомнений в том, что дети счастливы. Графиня заливисто смеялась, несмотря на то что старшая девочка, казалось, играла в какую-то свою игру.

Нет, подумал граф, ощутив укол в сердце, он ничего себе не придумал. Под внешностью холодной бездушной пуританки скрывалась прежняя полная жизни девушка, которую он когда-то полюбил, а потом возненавидел. Графиня Уонстед на мгновение сбросила с себя маску, когда танцевала с ним вальс. Он видел перед собой прежнюю Кристину и сейчас.

Наверное, в нем говорила зависть. Они семья. И он для них чужой. Всегда был чужой.

Вскоре его заметила Рейчел. Она в третий раз торжественно и грациозно спустилась вниз и теперь осматривалась по сторонам. Увидев графа, она развернулась, чтобы сказать об этом своей матери, в очередной раз поймавшей младшую дочь.

Джерард заметил, как изменилось выражение лиц всех троих, едва только он направился в их сторону. Семейную идиллию нарушил чужак, и теперь эта маленькая семья закрывалась от него, точно моллюск в раковине. Даже улыбка теперь не поможет.

Графиня спрятала дочерей за спину и выступила вперед, как если бы пыталась защитить их от чего-то. Она стояла перед Джерардом прямая, темная и… Ее явно обуревали какие-то очень сильные эмоции. У Джерарда сложилось впечатление, что это страх. Но еще более вероятно, цинично подумал он, это раздражение из-за того, что он нарушил идиллию. Нужно было пойти домой другим путем. Ему вообще не нужно было приезжать в Торнвуд. Джерард ведь знал, что воспоминания вернутся, едва только он увидит ее снова. И уж конечно, он знал, что воспоминания эти непременно причинят ему боль.

— Это я виновата, — поспешно произнесла графиня, словно пытаясь защититься. — Но я не видела в этом ничего плохого. Так что ругайте меня.

Святые небеса! Она боится! Боится за своих детей. Потому что они нарушили то, что, должно быть, считалось здесь строгим запретом. Неужели она боялась, что он поколотит их за это? Джерард сцепил руки за спиной.

— Это все еще запрещено? — спросил он. — Когда я был ребенком, за бег с горы можно было получить палкой по мягкому месту. Что и делал граф, облокотив меня о стол в своем кабинете. После такого наказания в течение целого часа невозможно было присесть. — Джерард подошел чуть ближе, заметив, что графиня по-прежнему напряжена и напугана. — Но я только что вспомнил, что теперь правила в Торнвуде устанавливаю я. Прошу великодушно простить меня за это. Так вот этот самый запрет, касающийся горы, отменяется отныне навсегда. Теперь любой человек может сколь угодно бегать с горы и кататься с нее на санках.

Но его постигло разочарование. Он не увидел на лице графини улыбки облегчения, какие услышал слов благодарности.

— Это было сделано, чтобы защитить дикие цветы, — произнесла она.

В течение того часа или двух, проведенных в библиотеке за обсуждением подготовки к Рождеству, Джерарду показалось, что между ним и Кристиной возникло некоторое подобие доброжелательности. С тех пор он больше не ощущал ничего подобного. Короткий тур вальса не в счет. Кристина не позволяла себе быть любезной.

Младшая дочь вцепилась в ее плащ, а потом протянула к ней руки. Графиня наклонилась, чтобы взять ее. Рейчел стояла на месте, не двигаясь и не издавая ни звука. Она была такой худенькой, невзрачной и серьезной. Джерарду пришлось немного наклонить голову набок, чтобы разглядеть ее за спиной матери.

— Кем ты была? — спросил он ее. — Кораблем?

— Лебедем, сэр, — послышался ответ.

Вот оно что. Рейчел представляла себя красивой и грациозной. Странно, но она такой и казалась Джерарду, хотя вовсе не была красавицей. Впрочем, повзрослев, она скорее всего станет похожей на мать.

— А я в этом плаще скорее буду напоминать ворону, — произнес граф, расставляя в стороны руки с зажатыми в пальцах полами плаща.

Губы девочки еле заметно изогнулись в робкой улыбке.

— Интересно, кто летает быстрее и изящнее — ворона или лебедь? Хочешь узнать? — предложил граф.

— Да, сэр, — ответила девочка и принялась молча взбираться на гору следом за графом. Графиня же осталась стоять внизу, крепко прижимая к себе Тесс.

Ворона летела быстрее, хотя и гораздо менее грациозно. И не долетела до подножия холма — даже вздымающиеся черные крылья не помогли. Споткнувшись на полпути, Джерард свалился и покатился вниз с предостерегающим рычанием. Рейчел улыбалась. Джерард увидел это, когда поднялся на ноги и отряхнул одежду. Тесс хихикала на руках у матери.

— Полагаю, — произнес граф, — лебедь победил.

— Вы сделали это нарочно, сэр, — укоризненно произнесла Рейчел, хотя в ее глазах плясали веселые искорки.

— Я? — Джерард вскинул брови. — Да я испортил свои сапоги, и мой камердинер теперь невероятно расстроится. Неужели ты думаешь, что я сделал бы это нарочно? — Джерард понимал, что слишком долго испытывает терпение графини, поэтому произнес: — Мне пора возвращаться домой на урок танцев. А вы продолжайте играть. — Он отвесил поклон, собираясь уходить.

Но Рейчел выступила вперед.

— Урок танцев? — переспросила девочка, и Джерард вдруг понял, что он не ошибся и она действительно унаследует красоту своей матери. — О, сэр, а могу я прийти посмотреть?

— Рейчел! — строго одернула ее графиня. Поймав на себе недоуменный взгляд графа, она на мгновение прикрыла глаза и поставила Тесс на землю. — Его сиятельство занят.

— Не настолько, чтобы не уделить внимание гостье, — ответил Джерард. — Если вы, конечно, разрешите, миледи.

Кристина закусила губу.

— Если вы разрешите, — тихо повторил Джерард. — Не иначе.

— Пожалуйста, мама!

— Мне кажется, — продолжил граф, — что сегодня на повестке дня менуэт, а не вальс.

— В таком случае я приведу обеих девочек, — произнесла графиня. — Я прослежу, чтобы они не помешали вам, милорд. Рейчел испытывает к танцам неподдельный интерес, хотя ей много раз говорили, что подобное занятие… — Графиня осеклась, вновь закусив губу.

О чем она умолчала? О том, что танцы легкомысленны? Греховны? Нечестивы? Кто сказал ребенку такое? Гилберт? Кристина? Или оба сразу?

— В таком случае позвольте проводить вас домой, — произнес граф, предлагая графине руку.

Кристина с минуту смотрела на нее, и Джерард уже решил, что она откажется. Но она все же взяла его под руку и пошла рядом. Рейчел молча шла с другой стороны, в то время как младшая девочка побежала впереди, что-то бормоча себе под нос.