— Благодарят за спасение, — усмехнулась Дубравка и подумала: «А может быть, он действительно меня спас?..»

Дубравка села на край камня. Ветер плеснул ей на грудь холодные брызги.

Волны у горизонта казались большими, гораздо больше, чем здесь, под камнем. Они возникали внезапно. Дубравке казалось, что камень движется им наперерез. У неё слегка кружилась голова.

Пётр Петрович сел рядом с ней.

— Наверное, катер придёт за нами. Белый катер… Ты не замёрзла? Надень мой пиджак.

— У вас ведь нет пиджака, — сказала Дубравка.

— Ну и пусть, — сказал мужчина. — Ты представь, как будто я тебе дал пиджак. Тогда будет теплее. Ладно?

Кожа у него на руках покрылась пупырышками.

— Хорошо, — сказала Дубравка. — Спасибо… Только он у вас немножко мокрый…

В классе тихо. Заядлые шептуны загляделись на жёлтых солнечных зайцев и замолкли.

У доски переминался с ноги на ногу коренастый толстощёкий Пашка Жарков. Отвечал он нудно, путано. Называл Короленко Владимиром Галонычем, а Тыбурция — паном Тридурцевым.

Учительница сидела подперев щёку рукой, недовольно хмурилась.

Но вот скрипнула дверь — и тишины как не бывало. Ребята задвигались, загудели. Пашка у доски приосанился, сказал смело:

— Мария Григорьевна, всё уже… Можно сесть?

Учительница вздохнула:

— Садись.

— Мария Григорьевна, на минуточку… — позвали из-за двери.

В щёлку ребята увидели высокого военного моряка и седую голову завуча.

Стоит только учителю выйти из класса, как у ребят сразу найдётся масса дел. Староста Нинка Секретарёва громко объявила, что если кто хочет пойти в ТЮЗ, то завтра нужно принести деньги. Пашка с ухмылкой доказывал, что точка во сто раз лучше двойки и даже тройки.

Учительница пробыла за дверью недолго. Она вошла в класс, легонько подталкивая перед собой чистенькую белокурую девочку с толстыми короткими косами. Мария Григорьевна была невысокого роста — только на голову выше Пашки и других ребят, но рядом с новенькой она казалась солидной и высокой.

— Познакомьтесь, — сказала она сразу всему классу, как могут говорить только учителя, — это ваш новый товарищ, Валя Круглова. Она приехала из Таллина и с сегодняшнего дня будет учиться у вас в классе…

Раскосый, чернявый Лёвка Ковалик (ребята прозвали его Кончаком) проворчал: «Очень приятно». А Витька насмешливо заметил:

— Какой это товарищ, это же просто девчонка!

Мальчишки заулыбались. Девчонки возмущённо загудели.

— Не болтай глупостей! — сказала Витьке учительница, а новенькой показала на свободную парту.

Новенькая села, выпрямилась, заложила руки за спину и словно окаменела в этой неудобной позе.

— Мумия египетская, — определил Кончак. — Слышишь, Витька, в классе нафталином запахло.

Витька шумно втянул носом воздух и раскатисто чихнул.

— Тебе дует! — сказала Мария Григорьевна. — Иди сядь к Вале.

Витька пустился в объяснения:

— А чего я сделал?.. Что, уж и чихнуть нельзя?.. — но, глянув исподлобья на учительницу, понял, что все его ухищрения бесполезны.

Он недовольно запихал книжки в портфель, постоял, посмотрел на закапанные чернилами половицы да так, с опущенной головой, и пошёл через весь класс на новое место. Расстёгнутый портфель он тянул за угол по полу, и весь вид его как бы говорил: «Что ж, сажайте с этой клюквой, с этой мумией… Мы ещё и не такое терпели». Подойдя к парте, Витька ворчливо скомандовал:

— Подвинь-ксь, ты… Расселась, как в карете.

Новенькая и без того сидела на самом краешке скамьи; она прижала локти к бокам и съёжилась.

Витька разложил на парте все свой книжки, тетрадки, карандаши, вынул даже завтрак, завёрнутый в пергаментную бумагу, затем развалился на скамейке и критически оглядел свою соседку.

Девочка отвернулась, подняла плечи.

Витьке был виден только её маленький, почти прозрачный нос. Витька поморщился, перевёл глаза на потолок, сделал вид, что изучает трещины на штукатурке, а сам думал: «Если по этому носу дать хорошего щелчка, то он, наверное, разлетится на сто кусков». Витькины пальцы уже сложились в упругое кольцо, но тут к их парте подошла Мария Григорьевна.

— Сядь как следует.

Витька неохотно выпрямился.

— Он же мешает тебе — чего ты молчишь?..

— Нет, он мне не мешает, — прошептала новенькая и уставилась большими испуганными глазами на Витьку…

Витька засопел, стал медленно краснеть… А Мария Григорьевна улыбнулась и направилась к своему столу.

Кое-кто из ребят бросал на Витьку с Валей любопытные взгляды. Пашка Жарков прикладывал руки к груди, вытягивал шею и закатывал глаза.

«Ладно, смейтесь — Витька покраснел ещё больше. — Смейтесь, смейтесь… А этой новенькой, Вальке, я покажу…» Для первого раза Витька пнул свою соседку ногой.

Она поморщилась.

«Молчишь?.. Ну, сейчас запоёшь!» Витька стал придумывать новую каверзу, но тут прозвенел звонок.

На перемене их парту окружили ребята. Девочки расспрашивали Валю, хорошая ли в Таллине была школа, Лёвка-Кончак кричал с подоконника:

— Крейсеры на Таллинском рейде есть?

Позади всех тянулся на цыпочках другой Витькин приятель, Генька, тоже хотел что-то спросить. Витька видел его белый лоб с блестящей серебристой чёлкой и большие застенчивые глаза… Геньку оттеснил Пашка Жарков, растолкал ребят и, бесцеремонно навалившись на Витьку, спросил:

— У тебя отец — этот военный моряк, да?

Витька чувствовал себя неважно, на него никто не обращал внимания, а главное — нельзя было выбраться: Пашка почти сидел на нём. Витька попытался его столкнуть, но Пашка небрежно щёлкнул его по затылку ладошкой.

— Ну, ты, сиди смирно! Видишь, я разговариваю.

Витька поймал быстрый взгляд своей соседки, стиснул зубы и выпрямился.

Пашка с грохотом растянулся в проходе. В наступившей тишине раздался чей-то испуганный смешок…

Все смотрели на Пашку… Он вскочил, выставил вперёд подбородок, поднял побелевшие от напряжения кулаки. Было в его позе что-то грозное, неотвратимое. Никто в классе не смел драться с Пашкой, не имел права: Пашка уже не раз доказывал это своей наглостью и крепкими кулаками.

— Не смей Витьку бить! — крикнул Генька и загородил Пашке дорогу.

Кончак спрыгнул с подоконника, но его сразу же оттеснили Пашкины «хвосты» — Севка и Савка.

Пашка локтем оттолкнул Геньку и подступил к Витьке вплотную. Он повертел у его носа кулаком, явно наслаждаясь тревожной тишиной и собственным величием. Но вдруг весь порядок расправы полетел вверх тормашками. Витька не побежал, не забормотал: «Я нечаянно… Ну, чего ты?..» — как это делали некоторые ребята при столкновении с Пашкой. Он шумно втянул носом воздух, серые, обычно добродушные глаза его стали колючими, холодными… Витька быстро пригнулся и резко снизу ударил в выпяченный Пашкин подбородок. Пашка отлетел к партам среднего ряда…

Со злым удивлением крикнул: «Что, меня?» — и снова бросился на Витьку.

Девчонки завизжали… Витька присел. Пашкин кулак прошёл у него над головой.

А в следующий миг Пашка уже лежал боком на парте, держался за живот.

— Аут! — завопил Кончак, вырываясь из ослабевших объятий Севки и Савки. — Аут!

Тяжело видеть поверженным того, кто долгое время олицетворял боевую славу класса, но мальчишки быстро пришли в себя от изумления. Они столпились вокруг Витьки, почтительно разглядывали его, подталкивали и похлопывали по спине.

Симпатии девчонок всегда на стороне побеждённого. Они сочувственно хлопотали около Пашки, красного от боли и ярости.

— Ребята, выходите из класса! — спохватившись, надрывалась Нинка Секретарёва. — Дежурные, чего вы смотрите!..

Витька первый вышел в коридор, стал там у окна.