Председательствует Молотов. Самый сильный в стране после Сталина человек. Твердая воля. Ясный и упорный ум. Рядом с ним его правая рука – с измученным лицом, с блестящими от постоянного напряжения глазами, незаметный, невзрачный, но с громаднейшим запасом жизненной энергии – Андреев… Иной раз здесь собирается человек до пятидесяти. Все люди, вышедшие из войны и революции. Избранные случаем, судьбой, люди сегодняшней страны, те, от кого, в их совокупности, зависит многое и в настоящем ее, и в будущем. Это Совнарком, значение которого сильно поднялось после того, как его председателем стал Молотов.

Все вопросы жизни страны проходят перед ними. И мрачнеют лица. Выдержит ли страна? Правилен ли путь?

Все они долго шли вместе. Все они до ослепления любят свою родину, прекрасную Россию. Но сейчас, на поворотном пункте ее истории, многие думают по-разному.

Одни готовы на все закрыть глаза – и упрямо идти вперед сегодняшними путями.

– Народ устал? Не хочет уже жертвовать всем? Хочет жить для себя? Требует мира? Хлеба? Свободы?.. Ничего. Потерпят…

Другие, наоборот, все шире раскрывают глаза, все больше оглядываются на живую народную жизнь, стараются вдуматься в народные нужды, желания, тайные мысли.

– Не пора ли, – думают они, пока что еще нерешительно, сомневаясь, – по-иному как-то сомкнуться с народом? Пойти по пути не мертвой идеи, но живых потребностей сегодняшнего дня?..

…Спокойный, неподвижный сидит Сталин – с каменным лицом допотопной ящерицы, на котором живут только глаза. Все мысли, желания, планы стекаются к нему. Он читает, слушает, напряженно думает. Уверенно, не спеша отдает приказания. Плетет сеть интриг. Возвышает одних людей, растаптывает других. Покупает, продает тела и души.

…Он знает все, что происходит на просторах огромной России. Но его ничто не волнует. У него нет сомнений. Ему никого и ничего не жалко. Понадобилось – и он залил кровью родную Грузию, железными цепями диктатуры приковал ее к телу социалистической России. Может быть, под пулями его солдат падали сверстники его детских игр… Что из того! Они оказались предателями. Они просили помощи у империалистов Запада, сговаривались с вековым врагом, с Англией. Предателям – смерть! Нет, ему никого не жалко. Великое дело требует таких же и жертв… Жизнь идет вперед – и время разрушает все. Качается уже и трон его власти. Он знает и это. Он чувствует, что все большей становится пустота вокруг него. Но почему? Разве его путь – не народный путь?

Сегодня – нет. Сталин уже пройденный этап революции. Он нужен был для того, чтобы практически поставить в порядок дня задачу роста национального самосознания великого народа. Он нужен был для того, чтобы острым плугом стальной воли и безграничной власти перепахать русскую землю, выкорчевывая из нее все старое. Он нужен был для того, чтобы заложить материальный фундамент здания новой национальной империи. Это сделано. На взрыхленной им почве вырастают новые люди и новые идеи.

Эти люди возьмут многое из намеченной вместе с ним программы. Но внесут одно громадное добавление, одну идею, отсутствие которой сводит на нет все его усилия, делает мертвым все, к чему он ни прикоснется – рожденную и выношенную ненавистным Сталину Западом идею свободы человеческой личности. Значение этой идеи понял великий Ленин. Его понимают и новые его наследники. Из свободы личности – и только из нее – вырастает хлеб: основа жизни, человека, страны, нации.

Это признание принадлежит Троцкому. Он сделал его, уже находясь в далекой Мексике, через тринадцать лет после XIV съезда ВКП(б).

Трудно поверить, что всегда самоуверенный, высокомерный со всеми (за исключением Ленина), заносчивый, категоричный в суждениях, всезнающий Лев Давидович Троцкий, окруженный многочисленными помощниками и осведомителями, вдруг оказался в положении героев гоголевского «Ревизора» – удивленно-растерянно-пораженным.

Можно, правда, предположить, что такой прием понадобился ему для того, чтобы как-то объяснить свою позицию молчания, которую он занимал на съезде. Ему – члену Политбюро – несомненно было известно, что в развернувшейся к этому времени внутрипартийной борьбе по проблемам социалистического строительства отчетливо обозначились два лагеря: «большинство» во главе со Сталиным и Бухариным и «новая оппозиция» с ее лидерами Зиновьевым и Каменевым. И те, и другие имели своих преданных сторонников. Их идейные разногласия усугублялись еще и борьбой за власть, за личное лидерство в партии. И Сталин, и Зиновьев с Каменевым, и, конечно, Троцкий ставили процесс выработки политически верных решений в зависимость от успеха в этой борьбе. Все это, вместе взятое, диктовало им и выбор сторонников, и политическую позицию. Можно добавить только одно: в отличие от других членов Политбюро (Бухарина, Рыкова, Томского), Троцкий не осуждал действий оппозиции и не сделал ни единого шага, чтобы как-то устранить имевшиеся разногласия внутри Центрального Комитета. А они были, и серьезные.

В первые годы после Ленина дискуссии в партии приобрели особую остроту. Пожалуй, цель их была не в коллективной выработке решений, а в выявлении тех, кто высказывал особое мнение или свою позицию, порой не схожую с «генеральным курсом». Как правило, это были отдельные члены партии или группы, критически настроенные к официальному курсу, но в то же время, как им казалось, стремившиеся вынести на обсуждение партии свою программу действий, предложить свои «рабочие гипотезы» решения тех или иных задач социалистического строительства. Сколь это ни прискорбно, именно в 1924–1925 годах они стали причисляться к врагам партии, а их мысли подвергались резкому, а подчас и жестокому осуждению. Но вернемся к XIV съезду партии…

С Политическим и Организационным отчетами ЦК выступили Сталин и Молотов. Делегаты уже было приготовились к обсуждению отчетов, как возникло неожиданное обстоятельство – оппозиция выставила своего содокладчика в лице Зиновьева. И хотя регламентом была предусмотрена такая возможность, этот факт крайне удивил и озадачил большинство участников съезда.

Создалась чрезвычайная ситуация.

Подавляющее большинство съезда поддержало Сталина и Бухарина. Оно клеймило, разоблачало, доказывало, наступало. Оппозиционное меньшинство, в свою очередь, отбивалось, обвиняло, выставляло свои требования. Троцкий молча наблюдал, взвешивал, прикидывал. Логическим завершением яростной полемики по спорным идейно-теоретическим вопросам стало высказанное устами Каменева, под сильный шум собравшихся в зале, требование оппозиции: «…Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба… мы против теории единоличия, мы против того, чтобы создавать вождя».

Это была кульминация съезда. Это была та «бомба замедленного действия», которую заготовила оппозиция и о которой вспоминал Троцкий.

Небезынтересно вернуться к истокам этой истории. С чего же и как все начиналось? И к чему все это вело?

Тяжелейшей утратой для партии и страны явилась смерть В. И. Ленина. Чтобы хоть отчасти восполнить отсутствие вождя, важно было сохранить сплоченность внутри ЦК и в особенности в его Политбюро. Помимо Ленина, тогда в Политбюро входили Сталин, Каменев, Зиновьев, Рыков, Томский, Троцкий и Бухарин, переведенный в июне 1924 года после смерти Ильича из кандидатов в члены Политбюро.

В партийной среде все чаще говорилось о сложившемся к этому времени ядре в ЦК партии, о том, что это ядро призвано вести всю партию по завещанному Лениным пути. В его составе назывались три «ветерана» по стажу пребывания в Политбюро – Сталин, Каменев и Зиновьев, между которыми существовали не только партийные, но и товарищеские, личные отношения еще со времен совместной ссылки в Туруханском крае, Февральской и Октябрьской революций и гражданской войны. Всех троих связывала еще одна нить – борьба с их общим политическим противником, претендовавшим на особые роли в партии и государстве после Ленина, – Троцким.