Сталин, сведя постепенно на нет все зачатки советского демократизма, создавшиеся было в последние ленинские годы, довел до крайнего выражения самодержавие партии в стране.

В то же время в самой партии централизация была доведена до крайних своих выражений…

И в то же самое время власть – как это ни странно – не отдалилась, но приблизилась к народным массам в известной их части. В самую партию были вовлечены большие массы новых членов, один за другим объявлялись наборы в партию «рабочих от станка», их принимали в нее десятками и сотнями тысяч. И это не ослабляло, но усиливало диктаторскую верхушку. Троцкий в свое время презрительно называл тысячи тысяч новых людей народной массы «голосующей скотинкой». Частично это верно: эта масса почти слепо шла за Сталиным… Но почему эта масса шла именно за Сталиным и его людьми? Была ими куплена? – Нет. Покупали в большинстве голоса именно троцкистской интеллигенции. Там продажность процветала – и ею Сталин широко пользовался. Но все увеличивавшаяся масса народных членов партии шла за сталинской группой главным образом потому, что находила в ней, в ее стремлениях, в ее идеях, в самой психологии людей, ее составлявших, что-то близкое и родственное себе. Она ощущала, что Сталин и его люди не просто играют в политику, не просто ищут власти, ради нее самой, ради выгод, какие она дает, но искренне стремятся что-то дать народу.

И эти широкие массы нового партийного материала, сочетавшись с народным же по своему происхождению и по своим устремлениям руководством, выполняли для него громаднейшую службу: они тысячами нитей связывали партию, вернее, сталинскую ее группу, с народными массами, которые они представляли, служили в этой массе проводниками и идеологии, и действий сталинизма.

Опираясь на партийный аппарат, опираясь на шедший за ним тогда почти целиком слой народных революционеров, опираясь на шедшую за ними часть народной массы, опираясь на большую часть активной молодежи, – играя на высоких и низменных инстинктах всех слоев партии, обольщая успехами революции одних, ударяя по национализму других, покупая третьих почестями, выдвижением, угрожая, ломая хребты, сажая в тюрьмы, расстреливая, убивая исподтишка, – Сталин победил в борьбе со всеми противниками из «старой гвардии».

Сталин почти одновременно разбил не только Троцкого, но и Каменева, и Зиновьева – и положил конец олигархии болота, в которой сам вынужден был так долго барахтаться. Троцкий был при презрительном и злорадном молчании страны отправлен сначала в ссылку, потом за границу. Каменев и Зиновьев скоро «покаялись», приползли обратно в партию, но власти уже не получили, а только сытный кусок, при условии – сидеть тихо и изредка помогать Сталину. Каменев был впоследствии использован Сталиным для провокации Бухарина на откровенные заявления, которые, будучи немедленно переданы Каменевым Сталину, послужили большим козырем последнего в борьбе с «правой оппозицией».

Сталинская система идей несложна – но в этом ее сила: она доступна самому примитивному пониманию. В основе всего у Сталина и сейчас, как и много лет назад, лежит ленинская теория империализма, «как кануна социалистической революции». Из нее Сталин выводит идею русского, вернее, русско-азиатского, совокупности русско-азиатских народов, объединенных в Советский Союз, мессианизма. А из этого, в свою очередь, естественно возникает идея «красного», «пролетарского», вернее же – русско-азиатского империализма.

– Мир раскололся на два лагеря: на лагерь империализма и на лагерь борьбы против империализма.

– Во главе недовольных и борющихся насмерть с империализмом становится наша страна, Советский Союз.

Вот та простая формулировка, которую дает совокупность идей Сталина. Здесь альфа и омега всего. Прочее – коммунизм, социализм – является придатком, орудием, формой, может меняться, в зависимости от потребности. Но основная идея – борьба с империализмом, разгром его – остается неизменной.

Для того чтобы иметь возможность не только противостоять Западу в его предполагаемых «интервенциях», но и победить его, нужно многое. Политически и идейно Россия, по мнению Сталина, и сейчас уже выше Запада. Но нужно догнать и перегнать Запад экономически. Отсюда стремление к быстрейшему преодолению русской экономической и технической отсталости. Отсюда индустриализация страны, создание собственной продукции средств производства. Отсюда коллективизация сельского хозяйства. Отсюда все большее усиление режима насилия в стране…

– Мы отстали от передовых стран на 50—100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут.

Так говорит Сталин.

– Задержать темпы – это значит отстать. А отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим!

Этот национал-коммунистический ход мыслей безукоризненно правилен, если стать на точку зрения Сталина и говорить не о независимости России вообще, но о независимости России сталинской, национал-коммунистической. Чисто национальная власть в России сумела бы и без сегодняшнего бешеного напряжения всех народных сил обеспечить право своей страны на независимое развитие: революция дала для этого достаточно предпосылок. Это право могло бы быть осуществлено национальной властью не на почве ожесточенной экономической и вооруженной борьбы с Западом, но, наоборот, на почве примирения и соглашения с ним. Именно с Запада могли бы прийти недостающие России для резкого экономического подъема, для реального осуществления в интересах русской нации планов индустриализации средства.

Но иначе обстоит дело с властью национал-коммунистической, сталинской. На полное примирение и соглашение с Западом она неспособна. Это исключается всей концепцией сталинской мысли. Сталинская Россия и Запад – два разных и два борющихся мира. И дело не в военной интервенции с Запада, в которую и сам Сталин, конечно, не верит. Не этим путем Запад может его победить, но экономически и политически – своими основными идеями – внутри самой страны. Все дело в том, что индустриализация нужна Сталину не столько для обеспечения независимости России как таковой, сколько для сохранения за собой власти и для осуществления своих империалистических планов. Политическая власть давно уже в руках Сталина. Но полной экономической власти в его руках до сих пор еще нет. Она возможна только на базе охватывающего всю без исключения экономическую жизнь страны монополистического государственного капитализма. Но пока что этого нет. А когда Сталин начал свою индустриализацию – и подавно не было. Промышленность была слаба, всех потребностей населения не удовлетворяла. Уже это одно открывало возможность влияния Запада. Но самое главное: существовало и крепло собственническое крестьянство. Здесь лежала главная опасность. Окрепши, крестьянство могло поставить вверх ногами положение дел в стране: не само быть «регулируемым» сталинской властью, но самому начать регулировать ее, что оно не однажды уже и пыталось делать, пряча хлеб, основу жизни страны. Это были слабые попытки. Но со временем они могли стать настойчивее и сильнее. Крестьянство, организовавшись экономически, могло сорганизоваться и политически – в рядах той же коммунистической партии, что уже стало намечаться.

В просторной комнате в Кремле, за длинным столом, сидят суровые и озабоченные люди. В этой комнате собирались еще тогда, когда был жив Ленин. Отсюда управлялась страна. Тогда были дни больших надежд. Тогда все казалось простым и ясным. Впереди виделось спокойное и радостное будущее.

Ленин умер. От него в этой комнате остались только крышка стола, за которым он работал, да кресло: стоят в углу, за шелковым шнуром, как в музее. Да еще портрет на стене. И из тех людей, с которыми он работал, большинства уже нет. Новые, более молодые и более суровые, пришли сюда.