В 1876 году принц Леопольд получил почетную степень доктора литературы и покинул Оксфорд. Спустя четыре года Алиса вышла замуж за Реджиналда Джервиса Харгривса, выпускника Крайст Чёрч, унаследовавшего большое состояние (его родители владели фабриками на севере Англии), энергичного молодого человека и большого любителя спорта. Гольф и парусный спорт были его любимыми занятиями, он превосходно стрелял и выступал за Гэмпшир в крикете. Он был очень предан Алисе. По случаю свадьбы Алиса получила в подарок от принца Леопольда бриллиантовую подкову, украшенную рубинами.
После свадьбы чета Харгривс поселилась в семейном имении в Гэмпшире, известном своим великолепным парком со старыми деревьями, высотой превосходившими все деревья в графстве. Алиса стала рачительной и суровой хозяйкой и матерью: налет романтизма, вызывавший восхищение у знавших ее в юности, бесследно исчез. Миссис Харгривс родила трех сыновей — Алана Ниветона (1881), Леопольда Реджиналда (1883), названного в честь принца Леопольда, и Кэрила Лидделла (1887). Она неизменно отрицала, что ее третий сын получил имя в честь Льюиса Кэрролла.
После рождения второго сына Алиса послала Кэрроллу письмо, в котором спрашивала, не согласится ли он стать его крестным отцом. Кэрролл отказался (как мы помним, незадолго до этого он писал своей сестре Мэри, что у него уже столько крестников, что пора положить этому конец), однако что именно он ответил миссис Харгривс, неизвестно.
Принц Леопольд, получивший титул герцога Олбани, согласился на брак, на котором настаивала королева, спустя более года после свадьбы Алисы. В апреле 1882 года он женился на принцессе Елене Фредерике Августе, дочери принца Вальдек-Пирмонтского, а спустя два года, в 30 лет, умер от приступа (врачи считают его припадком эпилепсии), ставшего следствием падения с лошади. Он оставил после себя двух детей: принцессу Александру, которую в семье звали Алисой, и сына Чарлза Эдуарда Леопольда, родившегося через четыре месяца после смерти отца.
Тридцатого ноября 1871 года Макмиллан известил Кэрролла, что получил семь с половиной тысяч заказов на книгу, обещанную к Рождеству. Так как отпечатали всего девять тысяч экземпляров, было решено тут же заказать еще шесть тысяч. Кэрролл уже не боялся, что этот дополнительный завод не будет раскуплен. Еще совсем недавно в ответ на предложение Макмиллана выпустить дополнительно три тысячи экземпляров «Страны чудес» он скромно согласился всего на тысячу, но теперь он уже не сомневался, что новая книга будет расходиться так же быстро.
Тут, правда, возникли трудности с очередным заводом «Страны чудес», который также готовили к Рождеству. Тенниел пожаловался ему, что трехтысячный завод отпечатан недостаточно хорошо. Доджсон полагал, что дело было в том, что отпечатанные страницы перекладывали чистыми листами, чтобы они скорее сохли. Он был нездоров и не мог выехать в Лондон, но тут же написал Макмиллану:
«Я принял решение: каковы бы ни были коммерческие последствия, мы не должны более терпеть никаких художественных “фиаско”. Написать Вам об этом без промедления меня побуждает обеспокоившая меня фраза в Вашем письме, полученном сегодня утром: “Мы стараемся как можно скорее выпустить следующие 6000”. Мое решение таково: никакой спешки! А также: отпечатанные страницы не будут прокладывать чистыми листами. Я особенно хочу, чтобы их складывали стопками и чтобы они сохли естественным путем. Возможно, в результате 6000 не будут готовы к продаже в конце января или позже. Что ж, назовите новую дату в Вашем объявлении, напишите, что “вследствие задержки в связи с необходимостью довести иллюстрации до высокого художественного уровня новый тираж не выйдет до конца января”.
Вы посчитаете меня безумцем, отказывающимся от готовых денег, и, возможно, скажете мне, что я таким образом потеряю тысячи покупателей, которые не станут ждать так долго, а пойдут и купят другие книжки в подарок к Рождеству. Не знаю, как выразить словами, до какой степени подобные доводы не трогают меня. Сколько мы продадим экземпляров, мне совершенно всё равно; единственное, о чем я действительно забочусь, это о том, чтобы все экземпляры, предназначенные к продаже, были безупречны в художественном отношении».
Количество выделенных слов свидетельствует о том, насколько близко к сердцу принимал Кэрролл эту проблему. Своего решения он твердо держался все последующие годы. В 1865 году он пошел навстречу требованию Тенниела, согласившись на значительные убытки; сейчас ситуация повторилась и издателю пришлось примириться с этим.
Шестого декабря 1871 года Доджсон получил первый экземпляр отпечатанного тиража, а спустя два дня — еще три в сафьяновых переплетах и 100 в обычных. Поначалу он предполагал вставить в переплет экземпляра «Зазеркалья», предназначенного для Алисы Лидделл, зеркало, но от такого оформления, слишком сложного и непрактичного, пришлось отказаться. Ее экземпляр в сафьяновом переплете был отправлен курьером вместе с еще двумя — для Лорины и Эдит. Затем Кэрролл за один день надписал и отправил 96 книг друзьям и близким; два экземпляра в сафьяне были посланы Теннисону и актрисе Флоренс Терри, сестре знаменитой Эллен Терри. Остальной тираж тут же поступил в предрождественскую продажу 1871 года (на книге стояла дата «1872»).
Новую сказку Кэрролл назвал «Сквозь Зеркало и что там увидела Алиса» (Through the Looking Glass and What Alice Found There). С легкой руки В. А. Азова, первого переводчика сказки на русский язык, она приобрела у нас известность как «Алиса в Зазеркалье». Книга мгновенно разошлась. 27 января 1872 года, в день сорокалетия Кэрролла, он получил от издателя известие, что 15 тысяч тиража продано и поступило еще 500 заказов на книгу. По тем временам это был неслыханный успех! «Кому-то другому такой успех вскружил бы голову», — замечает по этому поводу Коллингвуд.
Но этим дело не ограничилось. Генри Кингсли, несколько лет назад рекомендовавший миссис Лидделл уговорить Доджсона опубликовать первую сказку, отправил Кэрроллу письмо (без даты) из Эдинбурга, где он в это время издавал «Ежедневное обозрение»: «С чистой головой и совестью могу сказать, что Ваша новая книга — лучшее, что у нас появилось со времен “Мартина Чезлвита” (роман Диккенса, вышедший в 1843–1844 годах. — Н. Д.)… Сравнивая новую Алису с предыдущей, я могу лишь сказать, что “эта новая песня превосходит первую”. Она совершенно великолепна, но Вы, несомненно, слышали это уже от других. Я часто завтракаю с Макмилланом — на днях он очень досадовал, что выпустил недостаточное количество экземпляров».
Кингсли не только восхищался сказками Кэрролла, но и пытался в чем-то следовать ему. Клэр Имхольц полагает, что на фантастическую ноту в книге «Юноша в сером» (The Boy in Gray) Кингсли «частично вдохновила “Алиса”, на которую кое-где есть ссылки». Не менее интересен, считает она, саркастический отзыв о стихотворении «Морж и Плотник», прочитанном Алисе Траляля и Труляля, прозвучавший в 16-й главе романа «Валентин» (Valentin) из уст одного из персонажей — француза, говорящего на ломаном английском языке: «Вам, англичанам, доставляет удовольствие логика мсье Луи Кэрролла. Я полагаю, что его логика неверна от начала и до конца. Каким образом la petite мииз Алис читает благородное стихотворение “Джабберуоки” (немце, к сожалению) в зеркальном отражении, когда она прошла сквозь Зеркало? Я говорю, что месье Луи Кэрролл совершенно не прав и что мииз Алис увидела эти стихи так, как они были напечатаны. […] Месье Луи Кэрролл воображает, что его политические намеки могут остаться не замеченными острым взглядом француза, который подобен микроскопу. Но он ошибается. Баллада “Морж и Плотник” имеет политический смысл. Морж — это император Германии (месье Тенниел — несомненный француз, чему доказательство его гений), Плотник — это принц Фредерик Чарлз, все они немцы (да будет на них проклятие небес!)…» Сарказм автора, разумеется, направлен не на Кэрролла, а на застарелую вражду между французами и жителями туманного острова.
