Борису Константиновичу волей-неволей пришлось покориться народному вечу. Выехав со своими ближними боярами из Нижнего Новгорода, князь Борис двинулся на запад по левобережью Оки. Добравшись до села Бережца, лежавшего немного выше устья Клязьмы-реки, Борис и его свита стали здесь ждать приближения московско-суздальской рати. Борис никак не мог взять в толк, как получилось, что два вчерашних недруга, два Дмитрия, объединились против него! Он-то рассчитывал совладать со старшим братом без вмешательства Москвы.

В свои пятнадцать лет князь Дмитрий впервые оказался в роли третейского судьи, примиряя друг с другом двух братьев Константиновичей, старшему из которых уже перевалило за сорок, а младшему недавно исполнилось двадцать пять. Являясь великим владимирским князем, юный Дмитрий обладал правом разрешать любые межкняжеские тяжбы.

Борис Константинович отказался от посягательств на Нижний Новгород, согласившись удалиться в Городец и признав над собой старшинство Дмитрия Константиновича. Также братья Константиновичи присягнули на верность московскому князю, выразив готовность ходить в полной его воле.

Пришлось князю Дмитрию сотворить суд и над князьями, подстрекавшими Бориса Константиновича к неповиновению Москве и старшему брату. Этих подстрекателей было двое: стародубский князь Иван Федорович и князь галицкий Дмитрий Иванович. Обоих лишили княжеских столов и сослали в Великий Устюг, лежащий на реке Сухоне, в далеком лесистом краю.

Был год 1365-й.

В этом же году умер от морового поветрия Владимир Александрович, племянник тверского князя Василия Михайловича. До самой своей кончины Владимир Александрович держал свой стол в удельном граде Зубцове, расположенном верстах в шестидесяти от Твери выше по течению Волги. Поскольку у Владимира Александровича не было сыновей, а была только дочь, его удел перешел во владение к родному брату Андрею Александровичу.

Княгиня Анастасия Федоровна, вдова покойного, вместе с дочерью приехали в село Марьино, что под Москвой, где почти безвыездно проживала Мария Александровна, вдова Симеона Гордого. Прошлогодняя поездка Марии Александровны в Тверь, когда она пыталась негласно сосватать дочь Владимира Александровича за юного московского князя, все-таки сыграла свою роль. Анастасия Федоровна привезла свою двенадцатилетнюю дочь в Марьино с намерением осуществить ее помолвку с пятнадцатилетним московским князем.

Анастасия Федоровна совершила эту поездку втайне от родных братьев своего покойного мужа, зная их враждебное отношение к московскому княжескому дому.

Мария Александровна со всеми предосторожностями, дабы не привлечь внимание братьев Вельяминовых, поставила князя Дмитрия в известность о том, что тверская княжна пребывает у нее в Марьино.

Вокруг Марьино стояли дремучие леса, полные всякой дичи.

Князь Дмитрий под видом того, что он отправился на охоту, однажды наведался в гости к своей тетке. В малочисленную свиту Дмитрия входили его друзья и слуги, умеющие держать язык за зубами.

Встреча Дмитрия с тверской княжной Марией произошла на теремной террасе, вознесенной на столбах на уровень второго яруса и укрытой тесовой кровлей. Лето ныне выдалось нестерпимо знойное, поэтому Мария Александровна велела челядинцам накрыть на стол не в душной трапезной, а на свежем воздухе, в тени от крон высоких вишневых деревьев.

Таким образом, смотрины происходили под видом завтрака. Кроме тверской княжны и Дмитрия за столом также находились Мария Александровна, Анастасия Федоровна и трое друзей юного московского князя. Это были княжич Остей да бояричи Федька Свибл и Федька Беклемиш.

Двенадцатилетняя тверская княжна прекрасно сознавала, что все это застолье затеяно неспроста и эти знатные отроки в богатых одеждах приехали сюда не просто так. Не зная, как подавить свое смущение, княжна Мария сидела, потупив очи и почти не притрагиваясь к яствам. Несмотря на жару, мать нарядила ее в длинное златотканое платье византийского покроя. В этом роскошном, несколько тяжеловатом наряде юная княжна смотрелась значительно старше своих лет. Темно-русые волосы княжны были заплетены в длинную косу, чело ее было украшено диадемой с подвесками из серебра и жемчуга.

С нарумяненными щеками и с подведенными сурьмой глазами княжна выглядела как кукла. Черты ее лица не блистали красотой и мягкой женственностью линий. У княжны были тяжелые, чуть выступающие скулы, крупный нос, большой рот, низкие густые брови и невысокий, заметно скошенный лоб. Лицо ее было схоже с дождевой каплей, зацепившейся за лист дерева и готовой вот-вот сорваться вниз: оно имело форму сильно вытянутого овала, зауженного вверху и расширяющегося книзу. Толстые губы княжны, даже растянутые в улыбке, не придавали привлекательности ее лицу, поскольку между ними при этом становились видны ее кривые неровные зубы. Голос у княжны был неуверенный и сиплый, ей приходилось то и дело прокашливаться, чтобы в ее невнятном бормотании князь Дмитрий мог расслышать хоть какой-то смысл. Вопросы княжне задавали ее мать и Мария Александровна, всячески старавшиеся разговорить эту изнывающую под румянами девочку. Княжна сознавала, что она некрасива, и от этого делалась еще более замкнутой.

Дмитрий тоже говорил мало и почти не улыбался. Лишь для приличия отведав квасу и черничного пирога, он стал собираться в путь.

Догнав племянника в полутемном теремном переходе, Мария Александровна негромко обратилась к нему:

– Что же ты заспешил, свет мой? И не потрапезничал толком? Куда тебе в такую жару ехать?

– Извини, тетушка, – ответил Дмитрий, не поднимая глаз. – Дел у меня много в Москве. И не токмо там…

– Молви прямо, голубь мой: не приглянулась тебе тверская невеста? – Мария Александровна взяла Дмитрия за руку.

– Тебе лгать не стану, тетушка, – ответил Дмитрий со вздохом. – Совсем не по сердцу мне эта княжна. Я бы лучше на тебе женился, чем на ней.

– Лестно мне слышать такое из твоих уст, племяш, – коротко рассмеялась Мария Александровна, не выпуская ладонь Дмитрия из своих рук. – Токмо мне ведь уже тридцать шесть лет да и родня мы с тобой, хоть и не кровная.

– Ты и десять лет назад красотой блистала, и ныне от тебя глаз не оторвать, тетушка, – проговорил Дмитрий, сдерживая волнение. – Это всякий скажет, кто видел тебя и знает.

– Что толку-то, племяш, – печально обронила Мария Александровна. – Краса у меня есть, а счастья нет. Живу, как кукушка, без мужа и без детей. – Она вдруг прижала ладонь Дмитрия к своей груди и прошептала: – Вот, ношу траур по супругу своему и по детям, в церковь хожу и на исповедь, а самой иногда так мужских объятий хочется, хоть на стену лезь!

У Дмитрия от неожиданности вспыхнули жаром уши и щеки, когда он ощутил на своих губах горячий и страстный поцелуй своей красивой тетки.

– Будь смелее со мной, племяш, – шепнула Мария Александровна на ухо Дмитрию. – Тогда ласки мои дождем на тебя осыплются. Недаром говорят: у перезрелого яблока сок слаще меда, а вдовушка в постели порой милее молодицы…

Дмитрий привлек к себе Марию Александровну, крепко обхватив ее за талию. В свои пятнадцать лет он был выше ее на полголовы.

– Приезжай негласно ко мне в Москву, – тихо проговорил Дмитрий. – За речкой Яузой у меня есть сельцо, место тихое и неприметное. Там нам никто не помешает.

– Лучше ты ко мне наведывайся, голубь мой, – негромко проронила Мария Александровна. Ее большие прекрасные глаза таинственно блестели в душном полумраке. – Сам видишь, я посреди чащи живу, здесь нету ни глаз, ни ушей любопытных. Челядинцы мои – люди надежные. Дома будешь говорить, что поохотиться едешь, ты ведь частенько в этих краях оленей гоняешь. Никто ничего не заподозрит.

– Будь по-твоему, – кивнул Дмитрий, вновь запечатлев поцелуй на сочных устах Марии Александровны.

На полсвета хватит злобы у князя Михаила Александровича, что держит свой стол в городке Микулине неподалеку от Твери. Трагичная судьба деда, отца и старшего брата, убитых в Орде из-за происков Москвы, не давала покоя мстительному Михаилу Александровичу. Потомки хитрого Ивана Калиты надолго утвердили за собой высокий владимирский стол, богатея через это и прибирая к рукам соседние земли. Тридцатилетний Михаил Александрович пребывал в самом цвету мужественности. Ему было горько и досадно коротать свои дни в захудалом Микулине, на мелководной речке Шоше. Честолюбивый микулинский князь был из породы тех людей, которые в погоне за призраком ускользающей славы способны наломать дров и пойти на любые крайности. Внук и сын достославных князей, Михаил Александрович с детства испытал унизительные скитания по чужим углам, он болезненно переживал закат когда-то могучей и богатой Твери.