Ближайшие сподвижники короля придерживались прежних нормандских титулов виконтов и контов (графов). Им важно было подчеркнуть, что новые поместья получены ими законным путем – из рук своего герцога. Соблазн возомнить себя независимым правителем грозил не только королю, но и баронам. Поэтому Вильгельм с большой осторожностью вводил и упразднял титулы[10]. Новые административные единицы занимали лишь небольшую часть той территории, которой владели прежние эрлы, а вскоре их размеры были еще уменьшены.

Значение должности шерифа, напротив, возросло по сравнению с эпохой Эдуарда Исповедника. Эту должность заняли могущественные люди, не подотчетные местным феодалам (по аналогии с виконтами в Нормандии, которые, несмотря на свой титул, подчинялись непосредственно герцогу). Потомки многих шерифов в дальнейшем стали официально носить графский титул[11].

Шерифы чувствовали свою силу, которая позволяла им исполнять приказы короля, даже если от этого мог пострадать самый знатный человек в данном регионе. Среди судебных процессов «Книги Страшного суда» можно встретить много случаев, когда арендаторам возвращали часть имущества, отнятого у них шерифами. Плантагенеты, заинтересованные в усилении своей власти на местах и ее идейном оправдании, охотно пользовались услугами шерифов. Слишком алчных они наказывали, и постепенно в народе сложилось мнение о королях как о хозяевах, строго следящих за охраной общественного порядка.

Серьезной ошибкой Вильгельма I стало разделение англо-нормандского королевства между сыновьями. Вероятно, в этом он следовал англосаксонской традиции, согласной которой наследником королевства считалась вся семья, а не кто-то персонально. Еще перед тем, как отправиться в Англию, Вильгельм закрепил за Робертом Коротконогим право наследования всех своих владений, в том числе и за пределами Нормандии. Но в 1068 г. Роберт выступает уже не наследником, а вассалом своего отца и в качестве такового возглавляет Нормандию.

Роберту была присуща личная храбрость, он любил приключения, был остроумным собеседником, но задатками государственного деятеля не обладал. Поначалу он нарушил вассальную присягу и взбунтовался против отца, но затем образумился и принял участие в дальнейших походах Вильгельма. Возможно, Роберт справился бы с ролью правителя объединенного королевства, тем более его поддерживало подавляющее большинство баронов. Но умирающий король передал своему старшему сыну лишь Нормандию, а Англию оставил среднему – Вильгельму II Рыжему (1056–1100).

Нелепое завещание вызвало массу недоумений в среде английской и нормандской знати. «Как можем мы служить должным образом двум удаленным друг от друга и враждебным друг другу государям?» – вопрошали многие. По мнению историков, растерянность баронов объясняется их страхом за судьбу своих владений в Англии и Нормандии. Однако эти земли представляли собой не только источник доходов, но и важнейший атрибут вассального договора. А двух договоров существовать не может. В будущем Плантагенеты будут лицемерно приносить вассальную присягу (оммаж) французскому королю за свои владения на континенте, сознавая ее формальность. Норманны же для этого были слишком честны. Неудивительно, что все их мятежи пришлись на 1087–1096 и 1100–1106 гг. – периоды, когда король Англии не являлся герцогом Нормандии.

Вильгельм II, несмотря на свою жадность и заносчивость, продолжил дело отца, завоевав Кумберленд и Уэстморленд, поэтому большинство англо-нормандских баронов, в конце концов, примирилось с ним. Роберт в 1096 г. отправился в Первый крестовый поход, где сполна проявил свои лучшие качества. Вернувшись в Нормандию, он попытался бунтовать против своего другого брата – Генриха, был захвачен им в битве при Таншбре в 1106 г. и провел остаток жизни пленником.

В упрек Вильгельму II следует поставить испорченные отношения с Церковью, да и те были вызваны лишь отсутствием личного благочестия. Рыжий, в отличие от отца, не был мудрецом, но система, созданная Завоевателем, продолжала работать. Ее коренная ломка началась при Плантагенетах, но уже младший сын Завоевателя, Генрих I Грамотей (1068–1135), начал осознавать себя «помазанником Божиим».

Первым делом он упразднил отцовскую курию, подменив ее собственным административным аппаратом, состоявшим из преданных королю мелких землевладельцев (предшественников джентри). Эта «поднявшаяся из пыли» бюрократия дала возможность Генриху контролировать крупных баронов, пренебрегая прежними доверительными отношениями. Долг служения все чаще оплачивался «откупными», поступавшими в созданное Грамотеем казначейство. Таким образом, усилилась роль денег в высших слоях государства. Отныне можно было играть на самых низменных человеческих чувствах, предлагая покупать посты (вплоть до звания канцлера), опеку над землей, выгодный брак. При норманнах эта купля-продажа все же не получила распространения, но Плантагенеты прибегали к ней постоянно, требуя платы даже за передачу наследственных прав.

Феодальной реакцией на нововведения стала война между Стефаном Блуа (1096–1154) и императрицей Матильдой (1102–1067) в 1135–1154 гг. Единственный сын Генриха I, Вильгельм (1103–1120), погиб в результате крушения «Белого корабля» у берегов Нормандии, и король возложил свои надежды на дочь Матильду, вдову германского императора Генриха V. В 1128 г. она вышла замуж за Готфрида Плантагенета (1113–1151), будущего владельца графства Анжу во Франции.

Императрица могла бы поддержать начинания Грамотея, но английские бароны, желавшие вернуть порядки Вильгельма I, возвели на престол его внука Стефана, сына Аделы Нормандской. Тот оказался слабым человеком и плохим военачальником, имевшим представления об обязанностях рыцаря, а не сюзерена и нарушившим обещания, данные своим вассалам. В результате совершенно потерявшиеся бароны блуждали из лагеря в лагерь.

Последовал ряд небольших стычек, приносивших успех то Стефану, то Матильде. Значение этих «битв» принято всячески раздувать, чтобы продемонстрировать наивному читателю ужасы так называемой феодальной анархии. Между тем правление Стефана было временем наивысшего подъема церковного движения в Англии: бароны основывали монастыри, больницы и приюты. В 1153 г. был подписан Уоллингфордский договор, согласно которому наследником английского престола провозглашался сын Матильды – Генрих II Плантагенет (1133–1189).

Правление первого Плантагенета ознаменовалось крахом феодальной системы Вильгельма Завоевателя, на смену которой пришла централизованная власть, основанная на казначействе и судах. Генрих II возродил англосаксонскую традицию самоуправления под королевской властью в графствах и городах и сделал постоянными выездные суды. На место феодалов заступили специально присланные королем судьи, в среде которых начал формироваться новый чиновничий слой. Через сто лет эти господа составят целые юридические корпорации, каждая из которых займется толкованием различных областей права. Оттуда изгонят священников, как представителей чужой, не национальной традиции. И наконец, придет время, когда юристы запретят своему создателю вершить закон и объявят самих себя «гласом народа».

Генрих II официально ввел скутагий – налог, позволяющий откупаться деньгами от воинской службы. Долг служения фактически приказал долго жить. Черчилль с восторгом говорит, что скутагий «поразил феодальную систему в самое сердце». Одним из следствий этого поражения стало военное бессилие Плантагенета, отказавшегося от перспектив завоевания Уэльса и не добившегося серьезных успехов в Ирландии. Как на причину этого указывают на занятость Генриха на континенте и тамошние завоевания (Нант, Бретань). Конечно, его владения превышали территорию Нормандии, но, с другой стороны, Вильгельму I приходилось постоянно сражаться с беспокойными соседями, тогда как Плантагенет чувствовал себя вольготно, несмотря на поведение своих сыновей.