Выпятив похожий на рюкзак живот и сунув руки в карманы брюк, напротив Саши стоял Циклоп — руководитель «бригады» и один из самых жестоких людей во всём криминальном обществе города. В отличие от Билла, руководящего «бригадой» аналогичного профиля, Циклоп никакими специальными знаниями и навыками не обладал и личными физическими качествами похвастаться не мог. Образование своё он получил в десятках тюрем и лагерей, где отбывал сроки по доброй половине статей Уголовного кодекса. Там же, во время одной из разборок лет двадцать назад, он лишился левого глаза и приобрёл рваный шрам через весь лоб, за что впоследствии и получил своё прозвище. В конце восьмидесятых годов, совершив вместе с другом побег из одной северной зоны, Циклоп захватил с собой и молодого паренька, только начинавшего криминальную биографию небольшим сроком за пару квартирных краж. Сбившись с курса, они несколько дней нарезали круги по тундре. К маленькому железнодорожному полустанку Циклоп вышел вдвоём с другом и сразу же попал в руки милицейского патруля.

Паренька с ними уже не было. По словам Циклопа, тот провалился под лёд и утонул в какой-то реке. Знающие люди потом говорили, что вор был просто съеден Циклопом и его другом и что именно с этой целью, в качестве «ходячего мяса», паренёк и был приглашён участвовать в побеге. Вернувшись через несколько лет в город, Циклоп эти слухи не опровергал.

В стороне от Циклопа на ящиках сидели братья Кочины — бывшие десантники и мастера рукопашного боя. За происходящим они наблюдали с полным равнодушием и даже немного скучали. Кочин-младший поигрывал ключами от своей машины и старался зевать как можно незаметнее, а его брат часто поглядывал на часы и растирал ноющее после вчерашней тренировки запястье.

Ближе к воротам, покуривая папиросу с марихуаной, топтался Чирик. Единственным его достоинством была подлинная справка о «неполной психической вменяемости», и в случае необходимости он мог всегда безбоязненно взять на себя ответственность за «мокрое» дело. Увидев приблизившуюся к щели между створками ворот любопытную физиономию Весла, он сначала неодобрительно нахмурился, а потом, растоптав папиросу, замахал руками и выпроводил коллегу обратно, бормоча сквозь зубы неразборчивую смесь ругательств и междометий.

— Ну так что, Зубик, стукачок ты или нет?

Стоя перед Сашей, Циклоп покачивался с каблука на носок и всё сильнее склонял набок голову с блестящей от пота лысиной. При этом подбородок он постепенно выпячивал вперёд, отчего на шее проступали мерно пульсирующие жилы, и все это в сочетании с мёртвым стеклянным глазом и сверкающими золотыми коронками усиливало общий кошмарный эффект.

— Не слышу, Зубик, ответа, — отчеканил Циклоп и резким движением склонил голову к другому плечу. — Ну, рожай быстрее, падла!

— Я не стукач. Меня кто-то подставил.

Голос Саши пока ещё звучал твёрдо. Он поднял голову, и глаза его бешено сверкнули, натолкнувшись на взгляд единственного глаза Циклопа.

— Вот так, не стучишь, значит? — удивился Циклоп.

— Нет.

Циклоп вытащил из кармана руку, поправил надетый на пальцы металлический кастет и одним несильным ударом выбил Саше несколько зубов.

— Не стучишь, значит? — как ни в чём не бывало опять спросил он и подбросил кастет на раскрытой ладони.

Саша сплюнул сгусток крови и зубное крошево, помотал головой и, морщась от боли, прохрипел:

— Я не стукач, матерью клянусь. Чем угодно могу поклясться.

— Чем угодно? — заинтересованно проговорил Циклоп, обтирая кастет о Сашину рубашку. — А задницу свою поставишь? Ну, не слышу! Отвечаешь задницей своей? Отвечаешь или нет, я спрашиваю?! Да или нет? Да? Да! Ах ты, коз-зел!

Теперь кастет ударил в левое ухо. Лопнула барабанная перепонка, и острая боль пронзила голову насквозь. Саша вскрикнул и захрипел, тряся опущенной головой. Третий удар, в промежность, заставил его заорать и завыть от невыносимой, мучительной боли.

По ногам что-то потекло.

— Ах ты, сука рваная, — продолжал орать Циклоп, нанося удары кастетом и тяжёлыми ботинками, целясь под ребра и между ног. — Козёл вонючий! Да я твой рот топтал, падла! Не стучишь, значит, да? Не стучишь! Да мы таких, как ты, на зоне в параше топили!

Удары сыпались один за другим, постепенно утрачивая свою силу и меткость, но Саша уже ничего не чувствовал. Поняв это, Циклоп в последний раз долбанул Сашу каблуком под ребра, отошёл в сторону и закурил.

Чирик, отойдя в дальний угол, справлял малую нужду. Братья вполголоса обсуждали достоинства какой-то новой автомашины.

Через несколько минут Саша пришёл в себя. Он постарался ничем не показать этого, выгадывая себе маленькую передышку и надеясь неизвестно на какое чудо, но Циклоп все понял, подошёл к Саше, рывком за волосы задрал его голову и затушил сигарету о лоб. По сравнению со всем испытанным ранее это уже было мелочью, и Саша лишь дёрнул головой, пытаясь освободиться от захвата. Мутный взгляд скользнул по стенам амбара и с трудом остановился на Циклопе.

— Я не стучал, — с трудом выдавил Саша.

«Бригадир» несколько секунд смотрел на него, потом выпустил голову и сунул руку обратно в карман. Когда он заговорил, голос звучал спокойно и даже сочувственно:

— Послушай, Зуб, пойми одну вещь. Нам известно, что ты стучал ментам. Такие, как ты, и в ментовке есть, так что все их секреты мы отлично знаем. Соображаешь? А ты у них даже по бумагам проходишь. Я сам копию видел, — абсолютно убеждённо сказал Циклоп и соврал: он лишь с чужих слов знал содержание рапорта, который Ковалёв написал и подсунул одному из людей Серого. — Толстого Вову операм ведь ты сдал? Ты! А то взяли бы они его так быстро, да ещё с «мокрым» стволом на кармане. Так что, как говорят твои друзья, запираться бесполезно, лишь чистосердечное раскаяние смягчит твою участь. Если расскажешь все, как оно было, то обещаю: я тебя пристрелю. Будешь молчать или врать — я тебя все равно правду говорить заставлю, только перед этим запарафиню и собственные кишки глотать заставлю. Если не веришь, можешь попробовать проверить. Понял? Не придуривайся, давно уже очухался… Меня интересует, на чём тебя менты «подцепить» смогли и кого ещё, кроме Толстого Вовы, ты вложить успел. Кого ещё из-за тебя, падла, менты возьмут. Понял? И давай быстрей, у нас времени мало!

— Я не стучал, — прошептал Саша и заплакал.

— Не п…и, — равнодушно посоветовал Кочин-младший и звякнул ключами от машины.

Слезы текли по лицу Саши всё сильнее и сильнее. Опустив голову, он давился рвотой и выбитыми зубами, стянутое верёвками изломанное тело сотрясалось рыданиями, а разорванные губы, пуская кровавые пузыри, бормотали, как молитву, три все тех же заветных слова. После первого же удара Циклопа «Колобок» куда-то исчез, и теперь Саша остался один, чего не случалось с ним уже много лет. Он не знал, что ему делать. Было страшно. Так же страшно, как и в дождливый летний вечер пятнадцать лет назад.

— Я не стучал, — продолжал шептать Саша.

— Ты просто вкладывал, — усмехнулся Кочин-старший и поморщился: боль в запястье была довольно ощутимой.

Циклоп снова закурил и, опустив голову, обошёл вокруг столба, к которому был привязан Саша. Весь опыт двадцати проведённых за решёткой лет уже не просто говорил, а прямо кричал о том, что здесь что-то не так. Остановившись перед Сашей, Циклоп опять схватил его за волосы, задрал голову и посмотрел в глаза.

Увиденное заставило его отшатнуться.

Со своего места Ковалёв не мог ни видеть, ни слышать происходящего в амбаре, но этого и не требовалось. Даже минимально развитое воображение давало возможность представить ход идущего там диалога. Костя курил, поглядывал на слоняющегося вокруг машин бандита в чёрном костюме и все чаще смотрел на часы. Отбросив окурок, Ковалёв поднёс к глазам бинокль. Весло в очередной раз подошёл к манящим его дверям амбара, постоял около щели, ковыряя землю носком кроссовки, потом вернулся к машинам и сел за руль одной из них.