Дэвисон взял со стола свою серую мягкую шляпу.

— Мне пора, мистер Уэст. У меня очень много дел.

С этими словами он удалился.

Джон Уэст немного посидел в одиночестве, раздумывая о своем протеже. Дэвисона надо обломать. Это будет нелегко, но ведь вся карьера Дэвисона зависит от него, Джона Уэста. Как-нибудь он с ним справится.

Внезапно он вспомнил об утреннем разговоре со своей дочерью Мэри. Он нажал кнопку звонка, и через минуту в кабинет вошла молодая секретарша.

— Позовите мистера Лэма, — сказал Джон Уэст.

— Послушайте, Дик, — начал он, когда Лэм явился, — сегодня утром приходила моя дочь Мэри. Просила уступить спортивный зал на вторник для митинга в защиту мира. Я позволил. По ее словам, вы отказали ей. Я вам звонил, но вас не было на месте. В чем тут дело?

— Видите ли, мистер Уэст, это организация красных: движение против войны и фашизма или что-то в этом роде. Киш, которому хотели запретить высадку, и Гриффин из Новой Зеландии — они оба здесь. Этот митинг устраивают красные. Вы были в Сиднее. Я решил отказать в помещении.

У Джона Уэста чуть не сорвалось с языка: «И хорошо сделали: моя дочь обманула меня». Вместо этого он сказал:

— Так вот, я дал разрешение. Во вторник зал свободен. На спортивные состязания приходят самые разные люди. Надо со всеми жить в мире.

Когда Лэм вышел, Джон Уэст позвонил Фрэнку Лэмменсу.

— Фрэнк? Вот что: моя дочь Мэри путается с какой-то организацией, что-то вроде движения против войны и фашизма. Этот Киш будет выступать на митинге. По-видимому, тут замешаны красные. Я хочу, чтобы за ней последили. Вы можете это устроить?

— Конечно, мистер Уэст. Может быть, Пэдди Райан возьмется.

— Отлично. И не теряйте времени. Держите меня в курсе дела.

Джон Уэст не ошибся, говоря, что его дочь «путается» с движением против войны и фашизма: Мэри была членом исполнительного комитета и от его имени просила отца предоставить помещение для митинга.

Со времени демонстрации безработных Мэри Уэст стала больше интересоваться политикой, причем все сильнее проникалась левыми убеждениями. Как это произошло, она и сама не сумела бы толком объяснить.

Все началось, пожалуй, с памятника в Сент-Килдарод. Когда начали возводить памятник, Мэри сразу окрестила его «бездонной бочкой». Почему в память погибших героев нужно ставить бесполезный монумент? Почему не больницу? Или школу? Потом коммунисты сказали в точности то, что она думала. Но они сказали больше: почему вернувшиеся с фронта солдаты должны возводить памятник своим павшим товарищам за нищенскую оплату, установленную для общественных работ? Коммунисты возглавили забастовку и добились более высокой оплаты. Они говорили: если уж ставить памятник, то пусть платят строителям сколько полагается, а не как безработным, получающим пособие.

Это было в 1933 году. А в начале 1935 года Мэри участвовала в спектакле, который давал Рабочий драматический кружок, и познакомилась с Беном Уортом.

Роль, которую исполнял Бен Уорт, была второстепенная, и актерским талантом он явно не отличался, но Мэри сразу заметила, каким уважением и любовью его окружают. По-видимому, он был чем-то вроде политического руководителя кружка.

Бен понравился Мэри. Он был широкоплечий, складный, лицо смугловатое, с правильными чертами. Одевался он хорошо, но умел носить вещи небрежно, что никогда не ускользает от внимания женщин; пышные черные волосы красиво падали на лоб. Держался он спокойно и уверенно.

Мэри, уже несколько лет никем не увлекавшаяся, очень скоро поняла, что по уши влюбилась в Бена. Она узнала, что он был простым рабочим на текстильной фабрике в Сиднее; потом он вступил в лейбористскую партию, а после переезда в Мельбурн — в коммунистическую. Революционер! Как это романтично! А женат ли он? Она навела справки: нет, не женат, но неприступен.

Репетиции подходили к концу, и Мэри с тоской думала о том, что их знакомство скоро оборвется. После спектакля обнаружилось, что Бен думает о том же. Он подошел к ней: не хочет ли она поужинать с ним? Конечно, хочет!

Они зашли в кафе и сели за столик друг против друга. Бен казался смущенным и долго мялся, но наконец изложил Мэри суть дела: создается движение против войны, и он — один из его организаторов. Сейчас борьба против войны — самый насущный вопрос. Муссолини и Гитлер — фашистские диктаторы, ставленники миллионеров. Они хотят развязать войну. У них есть сторонники в Англии, Японии, Франции, Соединенных Штатах и даже в Австралии. Передовые люди всего мира мобилизуют свои силы для борьбы против фашизма и войны. Он как коммунист активно участвует в этой борьбе. В нее включаются люди разных общественных групп — священники, писатели, ученые, профсоюзные деятели — всех их объединяет стремление сохранить мир.

— Я хочу, чтобы вы тоже боролись против войны и фашизма, — сказал он в заключение. — Согласны, Мэри?

Разумеется, согласна; она будет бороться всеми силами. Если ее отец — Джон Уэст, это вовсе не значит, что она на стороне миллионеров. Ей уже давно опостылела ее бессмысленная, пустая жизнь. И она всегда считала, что правы бедные, а не богатые. Теперь наконец у нее будет дело, которому стоит посвятить себя. Может ли быть более высокая цель, чем бороться против войны?

Они стояли на трамвайной остановке, и Мэри вся трепетала от радости. Она обрела смысл жизни, и рядом с ней был человек, которого она могла полюбить по-настоящему. Мэри не отделяла одно от другого — она готова была отдать жизнь и за него и за дело, которому он служил.

Подошел трамвай, и Бен помог Мэри сесть в вагон; от прикосновения его теплой, сильной руки у нее сладко заныло сердце.

— Спокойной ночи, Мэри, — оказал он ласково. — Надеюсь, вы никогда не пожалеете о том, что приняли такое решение.

— Никогда не пожалею, я в этом уверена. Спокойной ночи, Бен.

Всю ночь Мэри не спала и думала о новой жизни, которая открывалась перед ней. В пьесе она играла роль девушки из рабочей семьи. Она вжилась в роль и, хотя спектакль был поставлен наспех, по-любительски, все же чувствовала какое-то внутреннее родство с людьми, действовавшими на сцене.

А теперь у нее есть дело, есть цель жизни. О фашизме она знала мало, но необходимость бороться против войны очевидна и не требует объяснений.

Но больше всего Мэри думала о Бене Уорте. Наконец-то она полюбила! Она мечтала о нем страстно, самозабвенно. Она отдаст ему всю свою любовь, всю себя, самую жизнь, она будет для него возлюбленной, матерью, товарищем. Он живет только для других, никогда не заботится о себе. И он одинок. Ему нужна женщина, которая любила бы его, боролась бок о бок с ним. Этой женщиной будет она, Мэри Уэст.

Мэри с увлечением принялась за дело. Она даже поступила на службу в один из комитетов, отказавшись от жалованья; она сказала, что считает за честь предложить свои услуги безвозмездно. Впервые в жизни она чувствовала себя полезным членом общества. Она выполняла канцелярскую работу, устраивала митинги, выпускала листовки, принимала деятельное участие в организации антивоенной конференции, на которую ждали делегата Чехословакии — писателя Эгона Киша.

Когда свыше двухсот человек поднялись на борт судна, где Киш был интернирован, вместе с ними поднялась и Мэри и так же, как и все, кричала: «Требуем Киша! Пусть Киш сойдет на берег!»

Встав на носки, вытянув шею, Мэри старалась разглядеть приезжего через головы окружавших его людей. Наконец она увидела его смуглое обветренное лицо, дышавшее мужеством. Мэри подумала, что его острый, чуть насмешливый взгляд все и вся видит насквозь.

Толпу заставили уйти с парохода, но на пристани к ней присоединились новые сотни людей, и все дружно подхватили крик: «Требуем Киша!» Никогда еще Мэри не испытывала такого волнения, такого глубокого негодования.

На другой день она опять стояла на пристани среди тысячной толпы. Судно уходило, увозя Киша в Сидней. Когда отдали концы, Киш появился на палубе. Все глаза устремились на него. Раздались крики «ура»; даже матросы на английских военных кораблях, прибывших по случаю столетней годовщины Мельбурна, приветствовали Киша.