Сначала они встречались только в присутствии ее мужа или на людях. Но очень скоро Джон Уэст дружески посоветовал ей обзавестись собственной машиной, помимо автомобиля мужа. Разумеется, автомобиль подарил ей Джон Уэст, и она часто возила его в город и обратно.

Говорили они преимущественно о спорте. Встречи с ней неизменно доставляли ему удовольствие, и он всегда с нетерпением ждал предстоящего свидания. Несмотря на возраст, он не прочь был поухаживать за Вероникой. Как-то вечером, когда машина остановилась у дверей его дома, он потянулся поцеловать ее. Но она ласково отстранила его и сказала:

— Бесстыдник! Таким старикам, как мы, это уже не к лицу.

Джон Уэст однажды предложил ей вместе поехать на стадион. Она согласилась и с тех пор сопровождала его туда каждую субботу. Иногда к ним присоединялся муж Вероники. Он не возражал против странной дружбы между женой и Джоном Уэстом. Он знал, что Вероника никогда не перейдет границ.

Нелли Уэст в конце концов заподозрила неладное. Из окна своей комнаты она часто видела, как они остаются сидеть в подъехавшей к дому машине и несколько минут оживленно разговаривают между собой. Ревность кольнула ей в сердце, но она тут же отмахнулась от этой мысли. Какое ей дело? Муж для нее — ничто. Она ни слова не сказала ни ему, ни кому бы то ни было и перестала думать об этом.

Джон Уэст видел в Веронике своего единственного искреннего друга. Часы, проведенные с ней, дарили отдых и отраду. Он даже стал посвящать ее в свои дела, и она оказалась внимательной и толковой наперсницей.

Вероника Мэгайр твердо знала, какого рода дружба с Джоном Уэстом ей нужна. Она пресекала все его попытки изменить характер их отношений, и Джон Уэст наконец покорился.

Хотя власть Джона Уэста заметно шла на убыль в других сферах его деятельности, свое влияние на парламент штата Виктория он сохранял полностью.

Однажды, вскоре после выборов 1935 года, несколько политических деятелей, один за другим, явились к нему в контору.

Первым пришел Нед Хоран.

Пышная шевелюра Неда поседела и, казалось, стала еще гуще; поседели и усы. Несмотря на худобу, которую подчеркивал его высокий рост, вид у него был цветущий и преуспевающий.

В 1932 году Хорана исключили из лейбористской партии за участие в плане премьера, но он сумел удержать свой мандат в качестве независимого депутата, а затем примкнул к аграрной партии. — Это неплохо, Джек, — говорил он Джону Уэсту. — Ведь мой округ — сельский. Как лейбористского кандидата меня могут провалить. Для меня гораздо лучше состоять в аграрной партии.

Поздоровавшись с Джоном Уэстом, Нед Хоран сразу приступил к делу: нужно замолвить за него словечко Дэвисону; он просил премьера дать ему портфель главного секретаря кабинета, но тот отказался.

— Очень сожалею, Нед, — ответил Джон Уэст, — но главным секретарем будет Том Трамблуорд.

Джон Уэст произнес эти слова бесстрастно, почти скучающим тоном. Он привык к тому, что может по своей прихоти раздавать министерские портфели, и сознание власти больше не опьяняло его.

Теперь у Джона Уэста волосы были такого же тусклого стального цвета, как глаза и костюм. Он отказался от борьбы с непокорной прядью и стриг волосы коротко, точно прусский офицер. Выражение угрюмой злобы не сходило с его лица, но взгляд по-прежнему был проницательный и хитрый; и хотя ему уже стукнуло шестьдесят пять лет, ему нельзя было дать больше пятидесяти.

Хоран смущенно пробормотал:

— Ну что ж, не взыщите, я ведь только спросил, — и откланялся.

Затем явился невысокий брюнет лет сорока, с энергичным подбородком и узким удлиненным черепом — Пэдди Келлэер, секретарь лейбористской партии штата Виктория.

— Т-так в-вот, мистер Уэст, — заикаясь, начал Келлэер, — мы опять у власти. Хотя, конечно, нам придется подыгрывать Алфи Дэвисону.

Заикание мешало Пэдди Келлэеру выступать на собраниях и митингах, но он занимал прочное место в верхней палате и пользовался большим весом среди лейбористов.

Когда в 1928 году Келлэер уехал из Мельбурна в поисках работы, он был всего-навсего рядовым членом лейбористской партии, но пять лет спустя Джон Уэст дал ему должность секретаря лейбористской организации. Обосновавшись в Йаллурне, он стал усердно орудовать среди рабочих-электротехников в качестве профсоюзного деятеля, секретаря местной лейбористской организации и казначея футбольного клуба. Правда, ходили кое-какие слухи о слишком вольном обращении Пэдди Келлэер а с фондами клуба, но никто не мог отрицать его заслуг перед лейбористской партией.

Знакомство его с Джоном Уэстом произошло не совсем обычно. Однажды у Келлэер а тяжело заболел ребенок. Келлэер вызвал Джона Уэста по междугородному телефону и попросил устроить ребенка в бесплатную католическую больницу; чем черт не шутит — может быть, Джон Уэст даст ему какой-нибудь пост повыше! Келлэер получил и больничную койку для ребенка, и разрешение посетить Джона Уэста.

Джон Уэст и раньше слышал о Келлэере, а при личном свидании сразу разглядел в своем заикающемся собеседнике хитрого и дальновидного политикана. По заведенному порядку, Джон Уэст прежде всего подверг Келлэера испытанию: как он относится к законам об азартных играх и продаже спиртных напитков? Отвечая на этот вопрос, Келлэер постарался угодить Джону Уэсту.

Решив поддержать Келлэера, Джон Уэст лишний раз доказал свое безошибочное чутье при выборе нужных людей. Келлэер быстро постиг науку предвыборных махинаций и проявил в этом деле даже бóльшую сноровку, чем сам Фрэнк Лэмменс. Он умело комбинировал переплетающиеся интересы лейбористской партии, Джона Уэста, виноторговцев, католической церкви, всех и вся, кому он считал нужным услужить. Словно искусный конькобежец, удерживал он равновесие на тонком льду между левым крылом Блекуэлла и центром лейбористской партии, с одной стороны, и партией Джона Уэста и католической фракцией, отчасти совпадающими, — с другой. Он прекрасно умел пользоваться тем, что при выдвижении кандидатур многие лейбористы голосовали дважды — как члены лейбористской партии и как члены профсоюза. Подавали голос и не члены партии, а также отсутствующие и даже покойники. Не меньшую ловкость проявлял Келлэер в подготовке ежегодного съезда лейбористской партии: делегатами почти неизменно оказывались «подходящие» люди. Для пущей верности на съезд иногда являлись делегаты от несуществующих местных организаций. «Гибкость» Келлэера была необычайна: он мог сегодня сотрудничать с коммунистами, а завтра — с католиками. Лейбористы, знавшие о методах, которыми действовал Келлэер, только пожимали плечами: конечно, Пат — жулик, но он славный малый, и нет сомнений, что он вдохнул жизнь в их организацию.

Теперь Келлэер пришел к Джону Уэсту, чтобы обсудить с ним деликатнейший вопрос о коалиционном правительстве. Он объяснил, что многие лейбористы будут против коалиции с аграрной партией, но им можно заткнуть рот двумя пунктами программы Дэвисона: повышение оплаты общественных работ и мораторий на долги фермеров.

Джон Уэст терпеливо слушал, не подсказывая Келлэер у слова, когда тот начинал заикаться, — пусть помучается. Они наметили тактику лейбористской партии и распределение портфелей, а затем Джон Уэст внес обещанную сумму в партийный фонд. Фондами распоряжался Пэдди. Лепту он собирал со всех без разбору, подчас оставляя малую толику себе — иногда с разрешения жертвователя, а то и самочинно, без ведома своих коллег. Он уже приобрел три доходных дома и легковой автомобиль, и на текущем счету у него лежала вполне приличная сумма.

К концу разговора Джон Уэст спросил Келлэера, считает ли он возможным на заседании фракции провалить кандидатуру Карра, лидера лейбористской партии. Келлэер уклончиво ответил, что надо бы раньше подыскать подходящего соперника.

— Что вы скажете о Томе Трамблуорде или Билле Брэди?

— Бросьте, приятель, — возразил Келлэер, нечаянно называя Джона Уэста «приятелем», как он привык называть всех своих собеседников — и друзей и врагов. — Кто же ставит на лошадь, у которой нет никаких шансов? Трамблуорд был уже лидером и не удержался, а Брэди не пользуется популярностью.