Его руки соскользнули с ее плеч, и она увидела в зеркале, как он закусил губу, отвернулся и понурил голову. Мэри подошла к брату.

— Прости меня, Джон, я не хотела тебя обидеть.

— Ты права, я трус. Планы, которые строит отец относительно меня, мне не по душе, и все же я знаю, что подчинюсь ему. Я не хочу управлять его кровавой империей. Мне лучше известна его жизнь, его способы наживать деньги, чем тебе. Он жестокий и злой человек. Да простит мне бог, что я так говорю о своем отце! — Джон стоял перед туалетным столиком, заложив руки за спину. — Я не рассказывал тебе о моем разговоре с ним в музыкальной комнате позавчера вечером?

— Нет.

— Ну так вот, у него новый план — отправить меня в поездку по всей Австралии, чтобы я поочередно заведовал всеми его предприятиями, и таким образом подготовился занять когда-нибудь его место.

— И что же ты ответил на это?

— Ничего. Я сказал, что душа у меня к этому не лежит, но если он очень хочет… — Джон резко повернулся и схватил Мэри за плечи. — Я знаю, что у меня нет воли, Мэри. Я ненавижу бизнес, в особенности такой бизнес, как у него. Не нужно мне никаких его денег. Я просто хочу иметь работу и немного счастья, вот и все. Не выйдет из меня финансовый король. Каждый раз я собираюсь сказать ему это прямо, но у него слишком твердый характер. В тот вечер он сначала требовал, потом начал упрашивать. Он даже заговорил почти дружелюбно, отечески. Я не мог устоять. Я другого такого властного человека в жизни не видел. Я просто боюсь его.

Джон был прав — Мэри действительно „влипла“.

Джона Уэста подвез к дому его новый компаньон Патрик Кори. Кори оспаривал у Фрэнка Лэмменса почетное положение „правой руки Джона Уэста“. Покойный отец Кори был партнером Джона Уэста в его винно-водочных предприятиях. Патрик унаследовал отцовский пай и очень скоро доказал Джону Уэсту, что его не обведешь вокруг пальца, как когда-то можно было обвести старика Кори. В битве с владельцами мелких виноградников и винокуренных заводов, которые Джон Уэст либо скупал, либо объединял со своими, Пат оказался достойным союзником.

До того как к Пату Кори перешло дело его отца, он был маклером и бухгалтером. Он до тонкости знал механику современного бизнеса. К тому же был жесток, хитер, оборотист. Всеми своими помыслами стремясь к наживе, он отнюдь не заботился о том, наносит он другим ущерб или нет. Джон Уэст ценил его. Вместе они прибрали к рукам австралийскую винокуренную промышленность и, по предложению Кори, создали акционерную компанию, которая уже начала протягивать свои щупальца к самым разнообразным предприятиям по всей стране.

Последнее время Джон Уэст стал замечать, что к концу дня сильно устает и ему трудно добираться до дому пешком. Поэтому теперь Кори обычно отвозил его домой на своей машине. Сегодня, когда они, подъехав к особняку Уэста, еще продолжали разговаривать в машине, с ними поравнялся архиепископ Мэлон. Как всегда, он возвращался пешком из собора. Он подошел к машине и обратился с вопросом о каком-то деле к Пату Кори, которого хорошо знал как богатого покровителя церкви.

Немного погодя Кори сказал своим густым ирландским басом:

— Ну, ваше преосвященство и мистер Уэст, мне пора. Моя хозяйка очень не любит, когда я опаздываю к обеду.

Джон Уэст вышел из машины, и Кори отъехал, весело помахав на прощанье рукой. Архиепископ Мэлон медлил уходить и завел разговор о разных пустяках. Его густые брови и венчик пушистых волос, видневшийся из-под шляпы, были белы, как снег, но, несмотря на свои шестьдесят лет, Мэлон держался по-прежнему очень прямо.

— Я хотел бы, если позволите, поговорить с вами об одном деле, мистер Уэст. Речь идет о вашей дочери Мэри. Не подумайте, что я порицаю ее. Я не хочу сказать о ней ничего дурного, но я слышал, что она выпивает, поздно является домой и вращается в дурном обществе. И, что хуже всего, она пренебрегает своими религиозными обязанностями.

Джон Уэст внимательно посмотрел в лицо архиепископу, но ничего не ответил.

— Надеюсь, что вы не поймете меня превратно. Я очень близко принимаю к сердцу все, что касается Мэри. Когда-то я частенько держал ее на коленях. На моих глазах она росла и превратилась в прелестную девушку. Как и вы, я горжусь ее талантами. Но ею нужно руководить. Должен сказать, что вселяющие тревогу слухи доходили до меня и раньше. А вчера ваша супруга заговорила со мной об этом. Я думаю, мистер Уэст, вам следует поговорить с Мэри.

— Конечно, ваше преосвященство. Я и сам беспокоюсь… Но я так занят последнее время… — Джон Уэст был смущен и очень зол на Мэри.

— Мне кажется, будет лучше, если не я, а вы сами поговорите с дочерью. Не нужно только быть с ней слишком суровым, она немного своевольна, только и всего, — сказал архиепископ, прощаясь с Джоном Уэстом.

Пройдя несколько шагов, архиепископ обернулся и сказал: — И помните, мистер Уэст, самое главное — заставить ее регулярно посещать церковь и приобщаться святых тайн. А в этом деле лучше всего действовать личным примером.

Джон Уэст круто повернулся, но высокая фигура Мэлона уже скрылась в наступивших сумерках.

Ужин прошел в молчании. Всем, видимо, было не по себе. Вставая из-за стола, Джон Уэст сказал: — Мэри, мне нужно поговорить с тобой.

Мэри послушно последовала за отцом в музыкальную комнату. Он включил свет, сел за стол и указал ей на стул напротив.

— Я слышал, что ты неаккуратно посещаешь церковь, — начал он, устремив на нее немигающий взгляд.

Мэри упрямо вскинула голову. — А тебе какая забота? Ты сам не был в церкви уже много лет.

Он невольно залюбовался ею. Вот уж правда — вся в отца. И какая высокая, особенно сейчас, когда она так вызывающе смотрит на него. Но ради ее же блага он должен быть строг.

— Как ты смеешь так разговаривать со мной?

Она не ответила.

— Ты пренебрегаешь религией, ты выпиваешь, поздно являешься домой, и дошло до того, что сам архиепископ уже говорит о твоем поведении. Что это значит?

— Ты не поймешь.

— Неужели? Изволь прекратить это безобразие!

— Ты меня не запугаешь, папа, — сказала она почти шепотом. Губы ее дрожали.

— Ах, вот как? Ты сделаешь так, как я велю! Ты сейчас же пойдешь на исповедь и к причастию. Я позабочусь об этом. И впредь ты будешь ходить в церковь каждое воскресенье.

„Ах, отец, — думала она, — если бы я могла поделиться с тобой своими горестями и сомненьями! Если бы я могла сесть к тебе на колени, гладить твои седые волосы и попросить у тебя совета!“ Она представила себе, что произошло бы, если бы в самом деле так сделала, и чуть не разразилась истерическим хохотом при одной этой мысли.

„Пойми, девочка, — думал он, — ведь я знаю, что для тебя лучше. Нельзя так вести себя, нужно ходить в церковь“. Джон Уэст почти жалел, что не может поговорить с ней ласково, сказать ей, что души в ней не чает, что думает только о ее благе. Но уж такой у него нрав, что даже с любимой дочерью он не способен был обойтись по-дружески.

— Ну, так как? — спросил он.

— А если я не хочу?

— Нет, ты захочешь! С какой стати тебе не хотеть? Ты же знаешь, я говорю для твоего же блага. Я дал тебе все, что можно пожелать: чудесный дом, прекрасное образование, вдоволь карманных денег. Зачем же ты станешь навлекать позор на свою семью?

Лицемерие этих слов возмутило ее. — Не говори со мной так, папа. Я очень несчастлива по многим причинам, но я не желаю, чтобы ты обращался со мной, как с ребенком. Я уже взрослая и могу жить по-своему.

Он вскочил и наклонился к ней через стол. — Жить по-своему! Ты ведешь себя, как пьяная шлюха. Я не допущу, чтобы моя дочь так вела себя! Ты сделаешь так, как я велю, или уйдешь из моего дома!

Мэри заплакала, и горькие слезы покатились по ее щекам.

Он смотрел на нее, чувствуя, как глубоко его жестокие слова обидели ее. Он чуть было не взял их обратно, но тут же спохватился: тогда она опять заупрямится. Поэтому он продолжал так же грозно, хотя и более спокойным тоном: