Клайв Паркер был зол на Маркетта. „Владельцы стадиона помещают много объявлений… Борьба — это развлечение… Публика не должна принимать ее всерьез… А бокс всегда был грубым видом спорта, и никакая комиссия этого не изменит“. Не изменит! Он мог бы предложить кое-что, будьте покойны! Например, повысить плату борцам, передать медицинское наблюдение независимым врачам, а не штатному врачу стадиона, который и калеку признает годным, если этого пожелает Дик Лэм. Выплачивать пенсию искалеченным борцам, не оказывать предпочтения отдельным импрессарио и боксерам, не преследовать боксеров, которые настаивают на своих правах. Каждый год на собрании акционеров Маркетт распинается о свободе печати, с горечью думал Паркер. Вот уж поистине язык без костей!

Но все же он разок-другой поддел борцов Джона Уэста и в этом сезоне. Паркер усмехнулся, вспомнив о своей первой статье. „Балаган снова здесь, — писал он. — Пусть только Сэндоу проведает об этом. А если он приедет в Мельбурн, я знаю одного „чемпиона мира“, который на следующем же пароходе улизнет обратно в страну господа бога“. Его размышления были прерваны ревом пятитысячной толпы. Зрители вскочили на ноги, вопили и мяукали. К рингу вразвалку шел Тед Тинн.

После событий прошлого сезона такая встреча не удивила Тинна. Но его было не так-то легко смутить. Пускай орут — лишь бы ходили на состязания. И он держался под стать публике: погрозил кулаком и перескочил через канат, свирепо глянув на Клайва Паркера; тот в ответ вызывающе усмехнулся.

Когда на ринге появился противник Тинна, никому не известный борец по имени Уайли, раздался взрыв аплодисментов и приветственных криков.

— Наверно, еще один англичанин из Нью-Йорка, — сказал Паркер репортеру, сидевшему рядом с ним.

— Ну, не знаю, — ответил тот, вспомнив, что в кармане у него лежит чек, подписанный Ричардом Лэмом.

Женщин среди публики было не меньше, чем мужчин. „Удивительно, — думал Паркер, — с каким удовольствием некоторые женщины смотрят на борющихся мужчин“.

В многоголосом шуме выделялись выкрики продавцов напитков и сладостей. Они расхаживали среди публики с подносами, зарабатывая шиллинги для Джона Уэста и малую толику для себя. Слышались возгласы зрителей, заключавших пари.

— Три против одного за Тинна!

— Три против Уайли!

На ринг вышел радиокомментатор и объявил имена борцов.

Имя Тинна было встречено свистом и криками: „Спасайся, Тед, Сэндоу идет!“ — а имя его низкорослого противника — шумными приветствиями. Тинн пригрозил кулаком и зарычал. Уайли поднялся и вежливо раскланялся.

Удар гонга. Уайли пошел на Тинна и ловко схватил его в ножницы. Тинн вывертывался, гримасничал, молотил ногами и тащил своего противника к краю ринга. Толпа неистовствовала.

— Тинн опять жульничает! — крикнул Паркер.

— Ну, не думаю, — ответил его сосед, снова вспомнив о чеке. — Говорят, Уайли здорово работает ногами.

Все репортеры застучали на машинках или застрочили в длинных блокнотах, а Паркер все сидел, сложив руки, и размышлял.

Так вот в чем главный трюк сегодня. Англичанин здорово работает ногами. А бедняге Тинну приходится спешно уползать с ринга, хотя он во много раз сильнее своего противника. У англичанина действительно здорово получается захват ног. Но у него не хватит силенок одолеть Тинна.

Вновь и вновь Тинн сползал с ринга, избегая захватов ноги. До конца раунда осталось всего несколько секунд. Тинн вернулся на ринг под возмущенные крики и свистки. Уайли схватил его и бросил на мат. В мгновение ока Тинн снова очутился в ножницах. Судья, лежа на животе рядом с ним, начал считать:

— Раз! Два! Три!

Толпа была вне себя от восторга: ненавистного Тинна проучили.

Паркер с отвращением покачал головой. Он прекрасно разбирался в этом виде спорта. Каков бы ни был Тинн, он был могучим и напористым борцом. Ему недоставало мастерства, но он был силен как бык. Клайв Паркер отлично знал, что Тинну ничего не стоило вывернуться из этой тщедушной хватки и ответить одним из своих сокрушительных приемов. „Сущий балаган, — подумал Паркер. — И Тинн отлично играет свою роль“.

Ставки на Тинна упали. Теперь игроки ставили на обоих борцов поровну. Вот когда можно поживиться! Паркер заметил, что Джон Уэст, сидевший в первом ряду напротив, поставил на Тинна пятьдесят фунтов. Ненасытный паук! Все ясно.

— Ставлю пять фунтов на Тинна, — кричал Паркер репортерам, но никто не отозвался. Нет уж, все это им слишком хорошо знакомо. Довольно с них и того, что приходится всерьез писать об этом фарсе. Не проигрывать же еще и деньги.

Борцы вышли на ринг для второй схватки. Толпа опять вскочила на ноги и воплями приветствовала Уайли. Клайв Паркер сидел, подперев голову руками. „Тинн, наверно, скоро сквитается с англичанином, — размышлял он, — протянет еще несколько раундов и положит конец этой комедии“.

А радиокомментатор надрывался: „Уайли взял Тинна на ключ. Он не может вырваться! Ему приходится туго. Он корчится и вывертывается. Но он не может вырваться. Он не может вырваться!“

По всему штату люди слушали передачу и волновались: „Вырвется или нет?“ Как и большинство присутствующих на стадионе, они были убеждены, что Тинну действительно приходится туго.

„Этот ловкий маленький англичанин здорово всыпал сегодня чемпиону, — продолжал комментатор. — Тинн тащит его к канату. Зрители возмущены. Тинн снова пытается выбраться с ринга. Он не может выбраться. Он пытается сбросить Уайли с ринга. Он не может выбраться. Но вот он выбрался. Он сбросил Уайли с ринга, они падают на стол прессы!“

Клайв Паркер поднял голову и увидел, что на стол перед ним рухнули два тела. В следующее мгновение к нему вплотную придвинулось грязное, потное лицо Тинна. Губы Тинна зашевелились, он сказал свистящим шепотом: „Получай, выродок!“ И могучий кулак Теда Тинна обрушился на лицо Клайва Паркера.

Негодующие крики не умолкали. Уайли стоял на столе прессы, взывая к судье, а тот, перегнувшись через канат, уговаривал борцов вернуться на ринг.

У Клайва Паркера из глаз посыпались искры, все завертелось перед ним и погрузилось в темноту. Но он еще чувствовал, как его стащили на пол и на него навалилось что-то тяжелое. Служители, которые обычно сразу же решительно вмешиваются во всякую потасовку, сейчас почему-то мешкали. Тинн всей своей тяжестью придавил бесчувственное тело Клайва Паркера и бил его головой об пол.

Джон Уэст сидел с непроницаемым видом. Все это произошло в одно мгновение. Репортеры и служители столпились вокруг Тинна, когда он поднимался обратно на ринг. А внизу лежало распростертое тело Клайва Паркера. Его лицо было смертельно бледно, и из угла рта стекала струйка крови.

В дверь тихо постучали, и послышался голос миссис Моран: „Мэри, ты проснулась?“ Мэри Уэст с трудом открыла глаза, словно они были засыпаны песком. Она огляделась вокруг, облизывая губы и морщась от горечи во рту. В голове стоял туман. Неяркое осеннее солнце было уже высоко. Она потянулась за часами на туалетном столике. Часы остановились. Наверное, уже очень поздно.

— Ты проснулась, Мэри? — услышала она снова голос миссис Моран.

— Да, бабушка, — сказала она устало, — заходи.

Миссис Моран вошла с подносом в руках и поставила его на туалетный столик. Мэри приподнялась, зевнула и, морщась, запустила пальцы в рыжие кудри. Миссис Моран взяла с подноса стакан, бросила туда щепотку соды и лимонной кислоты и подала внучке зашипевшее питье.

— На выпей. Легче станет. Я уж вижу, тебе это нужно. И надень что-нибудь, чего ты сидишь в одной рубашке.

Мэри выпила воду, набросила на плечи пижаму и устало откинулась на подушку.

— Голова раскалывается, — простонала она.

— Не могу сказать, чтобы я сочувствовала тебе, но все же там на подносе вода и таблетки. Прими.

— Спасибо.

Пока Мэри глотала таблетки, миссис Моран распахнула окно, ворча, что в комнате пахнет, как в кабаке. Потом она села на стул у кровати. Волосы ее были совершенно белы, лицо покрыто мельчайшей сетью морщин, плечи ссутулились, а пальцы распухли в суставах. Но она все еще сохраняла былую живость и энергию.