Заместитель посла чувствовал, что, должно быть, являет собой странное зрелище, вышагивая по проезду Мартина Лютера Кинга в костюме от Сакса и с сумкой для гольфа через плечо.

Несмотря на то, что весь путь занял всего две минуты, Аль-Обайди порядком взмок, пока добрался до входа в банк. Он поднялся по основательно изношенным ступеням, миновал вращающуюся дверь и оказался перед двумя вооружёнными типами, больше напоминавшими борцов сумо, чем банковских служащих. Они быстро провели его к поджидавшему лифту, двери которого моментально захлопнулись, как только он ступил внутрь и открылись уже в подвале.

На выходе из лифта Аль-Обайди оказался лицом к лицу с другим типом, покрупнее, чем два предыдущих. Громила кивнул и повёл его к двери в конце коридора. Когда он приблизился, дверь распахнулась, и Аль-Обайди оказался в помещении с огромным столом, за которым в ожидании его сидели двенадцать человек. Несмотря на строгую одежду и молчание, ни один из них не походил на банковского кассира. Дверь за ним захлопнулась, и он услышал, как в ней повернулся замок. Сидевший во главе стола встал и сказал:

— Доброе утро, господин Аль-Обайди. Полагаю, вы хотите сделать вклад на счёт одного из наших клиентов?

Заместитель посла кивнул и безмолвно передал ему сумку для гольфа. Тот не выказал никакого удивления. Он видел разные способы доставки ценностей: от крокодила до презерватива.

Удивление вызвал у него лишь вес сумки, когда он вскидывал её на стол, вытряхивал содержимое и распределял его между одиннадцатью сидевшими. Кассиры принялись стремительно пересчитывать деньги, выкладывая из них аккуратные пачки по десять тысяч. Никто не предложил Аль-Обайди сесть, так что все следующие сорок минут ему ничего не оставалось, как только стоять и наблюдать за их работой.

Когда подсчёт купюр подошёл к концу, старший казначей дважды пересчитал количество пачек. Ровно тысяча. Он улыбнулся, адресуя улыбку не Аль-Обайди, а деньгам, затем посмотрел в сторону араба и коротко кивнул, подтверждая, что человек из Багдада сделал свой первый взнос.

Сумка для гольфа была затем возвращена заместителю посла как не предусмотренная контрактом. Аль-Обайди почувствовал себя несколько глупо, повесив её через плечо. Старший казначей нажал кнопку под столом, и дверь открылась.

За ней стоял один из тех, кто встречал Аль-Обайди при входе в банк, чтобы теперь проводить его на выход. К тому моменту, когда заместитель посла оказался на улице, его провожатый уже исчез.

Вздохнув с огромным облегчением, Аль-Обайди пошёл назад к машине, которую оставил в двух кварталах от банка. Теперь он мог позволить себе маленькую улыбку, ведь он так профессионально провёл всю эту операцию. Посол, несомненно, будет доволен, узнав, что все прошло без сучка и задоринки. Он, конечно, припишет себе все заслуги, когда будет отправлять в Багдад сообщение о начале операции «Затишье в пустыне».

Аль-Обайди рухнул на тротуар раньше, чем успел сообразить, что произошло: сумка для гольфа была сдёрнута с его плеча так молниеносно, что он даже пальцем не успел пошевелить. Подняв глаза, он увидел двоих юнцов, убегающих по улице с его сумкой в руках.

А он никак не мог придумать, как ему избавиться от неё.

На следующее утро Тони Кавалли присоединился к отцу за завтраком в самом начале восьмого. Он вернулся в их каменный особняк на углу 75-й и Парковой вскоре после своего развода. Отойдя от дел, отец Тони большую часть времени посвящал своему извечному хобби коллекционера редких книг, рукописей и исторических документов. Он также провёл немало времени, передавая сыну свои знания адвоката, делая акцент на том, как избежать слишком долгой отсидки в одном из исправительных учреждений штата.

Когда дворецкий подал кофе и тосты, двое мужчин перешли к своим делам.

— Девять миллионов долларов размещены в сорока семи банках страны, — сообщил Тони отцу. — Оставшийся миллион положен на номерной счёт в «Франчард и К°» на имя Хамида Аль-Обайди, — добавил он, намазывая масло на тост. Отец улыбнулся при упоминании о старой хитрости, которой научил сына много лет назад.

— А что ты скажешь Аль-Обайди, когда он спросит, как используются его десять миллионов? — поинтересовался неофициальный председатель «Мастерства».

В течение следующего часа Тони посвящал отца в мельчайшие детали операции «Затишье в пустыне», прерываясь только для того, чтобы выслушать время от времени его вопрос или предложение.

— Можно ли доверять актёру? — спросил он, прежде чем сделать очередной глоток кофе.

— Ллойд Адамс все ещё должен нам чуть больше тридцати тысяч долларов, — ответил Тони. — В последнее время ему перепадает не так уж много сценариев, лишь кое-какая реклама…

— Хорошо, — проговорил Кавалли-старший. — А как там Рекс Баттеруорт?

— Сидит в Белом доме, ждёт от нас указаний.

Отец кивнул.

— А почему Колумбус в Огайо? — спросил он.

— Там именно такая хирургия, как требуется нам, да и декан медицинского факультета имеет идеальную квалификацию. Мы буквально утыкали «жучками» его кабинет с домом.

— А его дочь?

— Она у нас под круглосуточным наблюдением.

Председатель провёл языком по губам:

— Так когда ты нажимаешь кнопку?

— В следующий вторник, когда декан должен выступить с докладом в школе дочери.

Дворецкий вошёл в зал и стал убирать со стола.

— А что насчёт Долларового Билла? — спросил Кавалли-старший.

— Анжело как раз летит в Сан-Франциско, чтобы попытаться найти и убедить его. Если мы собираемся провернуть это дело, без Долларового Билла нам не обойтись. Ему нет равных. Другие ему и в подмётки не годятся, — добавил младший Кавалли.

— Пока он трезвый, — лишь заметил председатель.

Высокий, атлетически сложенный мужчина сошёл с самолёта и направился к выходу из терминала «ЮС Эр» в международном аэропорту Вашингтона. С собой он вёз лишь ручную кладь и поэтому был избавлен от ожидания у багажной карусели, где его могли узнать. Прилетевшему нужно было, чтобы на него обратил внимание лишь один человек — шофёр, который должен доставить его по назначению. Между тем его собственное внимание могло бы польстить многим женщинам, которых не оставляли равнодушными идеальные черты лица, светлая копна непокорных волос и подтянутая фигура этого мужчины в голубых джинсах, кремового цвета рубашке и темно-синем блейзере.

Задняя дверца неприметного чёрного «форда» отворилась, как только он прошёл автоматические двери и оказался под ярким утренним солнцем.

Не сказав ни слова, он забрался на заднее сиденье и продолжал молчать все двадцать пять минут, пока автомобиль вёз его в противоположную сторону от столицы. Сорокаминутный полет всегда давал ему возможность собраться с мыслями и подготовиться к своей новой роли. Двенадцать раз в году он проделывал одно и то же путешествие.

Все началось ещё в детстве в его родном городе Денвере, когда Скотт обнаружил, что его отец был не заслуживающим уважения адвокатом, а самым настоящим преступником в смокинге, который, если цена подходила, всегда мог найти способ, как обойти закон. Его мать многие годы ограждала своего единственного ребёнка от правды, но когда мужа арестовали, отдали под суд и в конце концов приговорили к семи годам, старая песенка о том, что «здесь, наверное, произошла какая-то ошибка», уже больше не годилась.

Его отец протянул в тюрьме три года и умер, как было указано в протоколе осмотра, от сердечного приступа, при этом синяки на его горле остались без объяснения.

Несколькими неделями спустя, действительно от сердечного приступа, умерла его мать. Он заканчивал третий курс юридического факультета в Джорджтауне. Когда гроб опустили в могилу и комья земли застучали по крышке, он ушёл с кладбища и никогда больше не вспоминал вслух о семье.

Среди выпускников у Скотта Брэдли были самые высокие результаты. Несколько ведущих университетов и процветающих юридических фирм были готовы предложить ему престижную работу. Но к всеобщему удивлению, Скотт предпочёл незаметное место преподавателя в Бейрутском университете. Он не стал объяснять никому, зачем ему надо избавиться от прошлого.