— Боже, я опаздываю, мне надо бежать.

— Бежать?

— Да. — Лицо Джилли светилось торжеством, а желтые кошачьи глаза сверкали. — Грег ждет меня дома. Надо поторапливаться.

Тара быстро прикинула.

— Вы на машине сюда приехали?

— На такси. В последнее время я все больше на такси разъезжаю.

— Я отвезу вас домой, — сказала Тара, не забыв спросить:

— А где вы живете?

— Правда? Живу я в районе Хантерс-Хилл, и Грег всегда так злится, когда я опаздываю. — Она глуповато хихикнула, словно влюбленная школьница.

— С удовольствием окажу вам эту услугу, — сказала Тара и ничуть не слукавила.

Грег расхаживал перед домом Стюартов в Хартерс-Хилл, и терпение его начинало лопаться. «Мерзкая сука, — думал он злобно, — чего только не вытворяет, чтобы встретиться со мной, и не может даже прийти вовремя». — Он ненавидел стучаться в двери пустых домов, когда никто не выходит встретить. Он привык к прямо противоположному; вся его натура жаждала бурных приветствий и громких аплодисментов. Побледнев от гнева, он все же сдерживался и ждал.

Поездка в Хантерс-Хилл дала Таре возможность сблизиться с Джилли, и она без труда выудила у нее все подробности взаимоотношений с Грегом. Подъезжая к дому Джилли, они уже сделались закадычными подругами, по крайней мере в сдвинутом сознании Джилли. Выбираясь из машины и стараясь не слишком качаться из стороны в сторону, она рассыпалась в благодарностях и признаниях дружбы.

— Давай не терять друг друга, ладно? Позвони мне, мой телефон есть в адресной книге.

«О, я позвоню, — подумала Тара, — позвоню».

У конца дорожки сквозь деревья она разглядела белый «роллс-ройс» и долговязую, худощавую фигуру Грега, прислонившегося к двери.

— Ты бы лучше поторопилась, Джилли, ведь тебя ждут, — весело сказала она. — Увидимся, не сомневайся.

Она включила зажигание, запустила двигатель и уехала, не оглянувшись. Меж тем Джилли припустилась вверх по дорожке, с тревогой ожидая нового свидания.

Сказать, что это была не самая спокойная ночь, значит ничего не сказать. Тара никак не могла заснуть, проигрывая в уме встречу с Джилли, и то новое, что она от нее узнала, подставляя кубики к картинке-загадке, которую она уже так долго решала. И даже задремав наконец, она то и дело просыпалась и утром чувствовала себя совершенно разбитой. В такие моменты особенно остро ощущались годы — двадцать лет назад она и после бессонной ночи вставала бодрой и вполне готовой к новому дню. Призрак, который увидела Тара в зеркале в ванной, едва не заставил ее отказаться от утренней съемки — только она не отважилась навлечь на свою бедную голову праведный гнев Джейсона, который бы наверняка обвинил ее в непрофессионализме.

Для восстановления формы она решила появиться пораньше, чтобы у гримеров было побольше времени стереть следы тяжелой ночи. И все равно она была не готова, когда появился Джейсон, и это еще больше выбило ее из колеи. С тех пор как ей удалось некоторое время назад удержать его от признания в любви, Джейсон уже больше не возвращался к этому предмету. Но он не скрывал своей симпатии, не упускал случая, чтобы ревниво не уколоть Грега, и ясно было, что он ведет обычную мужскую игру — игру в ожидание. Все это создавало между ними некоторую напряженность, которой не было в ранние дни их знакомства, и Таре было жалко их дружбы, которая ушла, ничего не оставив взамен.

В это утро Джейсон ворвался в тесную клетушку гримерной, без стука, сгустив тем самым и без того напряженную атмосферу.

— Ты еще долго, Николь?

— Пять минут, — механически отозвалась гримерша.

— А что вы тут так долго делаете? — Джейсон искал, к чему бы придраться. — Отрабатываете новую технику любви? Развлекаетесь?

— Пять минут, Джейсон, хорошо? — В голосе Николь зазвучали предупреждающие нотки. — Или, может, ты хочешь, чтобы под глазами остались темные круги, мешки и так далее?

— Ладно, пять минут, — сдаваясь, сказал Джейсон. — Ничего хорошего в этом нет, но быстрее, пожалуй, вам не управиться. Мы уже все равно готовы, так что давай, поторапливайся. Благодарю вас, ваша светлость. — И он сердито выскочил из гримерной.

— Чтобы… камера у тебя разбилась, — закричала ему вслед девушка и вернулась к своей работе. — М-да. После такой ночи много не сделаешь, мадам, — а у вас вроде была римская оргия.

— Извините, — прошептала Тара. Она кляла себя за то, что не приняла снотворного, которое давал ей Дэн Маршалл, когда она лежала в его клинике после операции на Орфеевом острове. Остатки у нее еще сохранились где-то в медицинском ящичке. Но она боялась, что после такого снотворного весь день будет вялой и разбитой. А ведь она никогда не забывала наставлений Джоанны: всегда быть в форме! всегда быть в лучшем виде! Ей неудержимо захотелось заплакать. Но тогда весь грим пойдет насмарку. Она закрыла глаза.

В дверь громко постучали.

— Отстань, Джейсон, — весело крикнула Николь, — пять минут еще не прошли. Убирайся!

Дверь открылась.

— Я не ослышался? Мне показалось, сказали: «Войдите». — Мягкий голос звучал знакомо. — Привет, Тара.

Она открыла глаза и встретила взгляд человека, которого заставила себя позабыть.

— Привет, Дэн, — слабо откликнулась она.

Он выглядел отлично — в новом элегантном костюме, превосходной рубашке с галстуком. В петлице была красная гвоздика, и этот хрупкий символ любви и надежды был больше, чем она могла выдержать. Его фигура совершенно заполнила комнатушку, карие глаза, словно насыщаясь, пожирали ее с головы до ног.

В этот момент в гримерную, вынырнув откуда-то из-под локтя Дэна, ворвался Джейсон. Не обращая внимания на Тару и Дэна, он обратился к Николь:

— Когда манекенщица освободится от присутствия своих приятелей и вспомнит, что это мастерская, а не бордель, напомни ей, пожалуйста, что нам сегодня еще предстоит работа. — В голосе его явно звучала ревнивая ярость. Он вышел. Тара быстро нашарила в сумочке визитку.

— Извини, Дэн, — тихо сказала она, протягивая ему кусочек картона. — Сегодня вечером. В восемь, идет?

К восьми за спиной у Тары остался рабочий день, который из-за мерзкого нрава Джейсона получился особенно трудным и длинным. Потом она заскочила в магазин и накупила всякой снеди на обед для двоих и даже успела молниеносно привести себя в порядок до прихода Дэна. Ровно в восемь он позвонил в дверь, устав мерить шагами широкие улицы Элизабет-Бэй, чем занимался в течение последнего часа. Потребность увидеть ее превратилась в физическую боль. И почему-то этот последний день получился тяжелее тех месяцев, что он не видел Тару.

Эти месяцы ожидания, надежды, отчаяния в конце не только измотали его психологически, но и заставили отказаться от решения забыть Тару и все, что с ней связано. Он оставил всякие попытки в этом роде, но знал, что приехал в Сидней лишь за тем, чтобы найти Тару, сказать, что любит ее, и убедить принять эту любовь. Он приехал накануне вечером и провел ночь, переходя от надежды к отчаянию, как школьник перед трудным экзаменом.

Он увидел Тару и обомлел. Она выглядела так прекрасно, что у него перехватило дыхание и он не мог сказать ни слова.

— Входи, Дэн, добро пожаловать. — Она почувствовала его растерянность и, чтобы как-то разрядить обстановку, придала голосу больше светскости, чем прежде. Приветствие получилось теплым, но все же немного скованным. «А ну-ка спокойнее, — сердито приказал он себе, — ты ведешь себя как дурак».

Она взяла его пальто и повела в гостиную, где, как она надеялась, он сразу заметил прекрасное окно.

— Какой вид! — воскликнул он, и она покраснела от удовольствия. Тара занялась напитками, а Дэн шагал по комнате, постепенно освобождаясь от скованности и погружаясь в домашнюю атмосферу. Он присел к ее столу, с трудом скрыв радость при виде лежавшей прямо посредине раковины, которую он подарил ей на Орфее как редкую достопримечательность острова.