Когда я спросила, боялся ли он, мой муж злобно ответил, чтобы я сидела тихо и вспомнила об уважении к нему. Он не из тех, кто сбегает. Очевидно, древний город скоро сам рухнет под тяжестью болот, а у него не было ни малейшего желания умирать там. Я не верю, что причина была только в этом, но думаю, я рада, что он достаточно умён, чтобы уйти. Он приказал собрать детей и еду в дорогу.

Я неохотно подчинилась ему. Петрас, тихий и расслабленный, вдруг бросился собирать вещи. Карлмин молча расцарапывал сыпь, и я бинтовала его заново. Я не хотела, чтобы Джетан увидел медные чешуйки на коже своего сына. Раньше я пыталась соскрести их, но когда я начинала, он кричал, и его тело начинало кровоточить. Похоже, что сыпь растёт, как чешуя на рыбе. Я старалась не думать о своей спине. Я сделала последнюю запись в дневник быстро, и теперь спрячу его в походную корзину. Тем более, в неё ничего другого и положить-то нельзя.

Я не хочу оставлять то, что построила, но я не могу игнорировать облегчение в глазах Петраса, когда его отец сказал, что мы должны уходить. Хотела бы я, чтобы мы никогда не находили город; без его сокровищ мы могли бы остаться здесь и сделать это место своим домом. Я не верю, что наше путешествие имеет смысл, но ничего не поделаешь. Возможно, если мы увезём отсюда Карлмина, он снова заговорит.

Пишу в спешке в дневнике, который захватила с собой в город. Если моё тело когда-нибудь найдут, возможно, какая-нибудь добрая душа отвезёт его обратно в Джамелию, и расскажет моим родителям, что случилось с Кэриллион Уэльдзин и где она окончила свои дни. Но скорее всего, дневник и я будем навсегда похоронены в грязи внутри спрятанного города.

Я уже закончила собирать наши вещи, когда Челли пришла ко мне с Тримартином. Он был измождён, а его одежда облеплена грязью. Но он, наконец, нашел Опли, хотя мальчик был не в своем уме — забаррикадировал дверь и не выходил наружу. Ритайо и Тримартин всё это время искали его, и сейчас Ритайо остался за дверью, стараясь держаться подальше от ползучей грязи, которая заполняет коридоры. Они думают, что Петрас смог бы уговорить Опли открыть дверь, и вместе с Челли пришли к нам попросить об этом.

Я не могла больше игнорировать отчаянье в глазах подруги и попросила Джетана, сказав, что мы могли бы пойти прямо туда, где находится мальчик, уговорить его выйти, а затем все вместе уйти. Я даже придумала убедительное объяснение, сказав, что большему отряду проще справиться с опасностями Дождевых Чащоб, чем если бы мы шли одни.

Он даже не позвал меня в сторону и не понизил голос, когда стал спрашивать, почему должен рисковать собственным сыном и свом наследником, ради безопасности сына прачки, которую мы даже не наняли бы служанкой в Джамелии? Он обругал меня за то, что я позволила Петрасу общаться с простолюдинами, а затем ровным голосом сказал, что я сильно ошибаюсь, если думаю, будто он такой дурак и ничего не знает о Ритайо. Он добавил много отвратительных слов о том, какой блудницей я была, принимая в его постели грязного матроса, в то время как он заботился о положении нашей семьи даже в таких ужасных условиях.

Я не буду записывать больше ничего из тех позорных обвинений. По правде, я не знаю, почему он всё ещё мог заставить меня плакать. В конце концов, я бросила ему вызов. Когда он сказал, что я должна пойти за ним сейчас или никогда, я ответила ему, что предпочту «никогда» и лучше останусь, потому что меня не волнует, какая работа была у Челли раньше, но теперь она моя подруга.

Это решение стоило мне слишком много. Джетан взял Петраса с собой. Я видела, как оглядывался мой старший сын, и всё же он слишком хотел уйти отсюда. Я не виню его. Джетан оставил Карлмина в лагере, сказав, что моя жалкая недальновидность сделала его сына дебилом и уродом. Карлмин содрал повязки с лица, обнажив чешую, которая покрывала верхние части щек и залезла за брови. Мой маленький мальчик даже не вздрогнул от слов отца. Он вообще никак не отреагировал. Я поцеловала Петраса на прощание и пообещала, что пойду следом, как только смогу. Я надеялась, что смогу сдержать это обещание. Джетан и Петрас взяли с собой столько, сколько могли унести. Если мы с Карлмином пойдём следом, у нас практически ничего не будет.

И теперь я должна закрыть эту тетрадь и спрятать её вместе с пером и чернильницей в корзине, которую мне оставили с материалами для факелов и огнивом. Кто знает, когда я смогу написать ещё хоть строчку? Если вы читаете это, родители, знайте, что я любила вас до самой смерти.

Как глупо и драматично выглядит моя последняя запись.

Я пишу это быстро, пока огни не потухнут. Мои друзья ждут меня терпеливо, хотя Челли считает это блажью, но я настояла, что мне надо всё записать, прежде чем мы пойдём дальше.

Меньше десяти дней прошло с тех пор, как я впервые увидела город, но кажется, что минули годы. На дороге осталось много следов грязных ног, везде были видны знаки разорения, которые оставили искатели сокровищ. Словно глупые мальчишки, они уничтожили всё, что не смогли взять с собой, разрушив мозаичные плитки, отбив конечности у статуй и пустив старую мебель на дрова. Как ни пугал меня город, я ещё больше расстраиваюсь, видя его разграбленным и разорённым. Он простоял в болоте в течение многих лет всего лишь затем, чтобы стать жертвой жадности в наши дни.

Его магия разрушается. Только некоторые комнаты ещё освещены. Драконы на потолке стали тусклыми. Статуя великой женщины и дракона оказалась изуродована следами от молотков. Нефрит и слоновая кость на корзине женщины остались вне досягаемости охотников за сокровищами. Остальной части зала не так повезло. Фонтан с рыбками теперь использовался, как хранилище для награбленного. Какой-то мужчина стоял в куче драгоценностей с ножом в одной руке, другой придерживая сокровища. Он кричал, что убьёт любого вора, который приблизится к нему. Его вид был таким диким, что мы сразу поверили. Мне было стыдно за него, когда он смотрел на нас, проходящих мимо. Огонь горел в каждой комнате, полной сокровищ и охранявших их людей. На расстоянии мы могли слышать голоса, а иногда крики и стук. Я мельком видела четырёх мужчин, которые тащили тяжёлые мешки с добычей.

Тримартин зажёг факел от одного из брошенных костров. Мы оставили ту комнату, как и остальные прежде. Карлмин, молчавший с самого утра, стал напевать странные мелодии, от которых у меня волосы на затылке вставали дыбом. Я вела его, а две дочери Челли всхлипывали в полумраке. Они шли за нами, держась за руки.

Мы прошли разрушенную дверь в комнату. Струи грязной воды сочились из потолка. Я заглянула внутрь: широкая трещина на дальней стене позволила грязи заполнить комнату. Тем не менее, кто-то вошёл и искал там сокровища. Заплесневелые картины покосились на стенах, и рисковали упасть в грязь в любую минуту. Мы поспешили дальше.

На пересечении коридоров мы увидели медленно двигавшиеся потоки грязи, и услышали низкий скрип — впереди, где стены постепенно уступали путь земле. Тем не менее, охранник, стоявший рядом, предупредил, что всё там принадлежит ему и его друзьям. Его глаза блестели, как у дикого животного. Мы заверили его, что всего лишь ищем потерявшегося мальчика, и поспешили дальше. Мы услышали, как позади него застучали молотки, и предположили, что его друзья проламывают очередную дверь.

— Мы должны спешить, — сказал Тримартин. — Кто знает, что будет ждать за следующей дверью, которую они взломают? Они не уйдут, пока река не заполнит здесь всё. Я оставил Ритайо перед дверью Опли. Мы оба боялись, что другие могут прийти и подумать, что он охраняет сокровища.

— Я просто хочу найти своего мальчика. Тогда я с радостью покину это место, — ответила Челли. Мы все надеялись на это.

Я хочу немного написать о том, что ещё мы увидели при мерцающем свете. Мы видели человека, который перетаскивал сокровища, но утонул в грязи. На нас напала женщина с дикими глазами. Она кричала: