Он уничтожил Берию, потом поверг «антипартийную» группу, затем развернул антисталинскую кампанию. Это он преследовал православную церковь и устроил разнос московским авангардистам. Венцом его волюнтаризма, взрывчатой и почти патологической напористости стали «Карибский кризис» и безответственная демонстрация, устроенная им в ООН — с башмаком на трибуне.

Оказавшись с декабря 1949 года куратором МГБ, Хрущев просто не мог в силу своей патологической психологии оказаться в стороне от «ленинградского дела», «дела ЕАК» и в качестве его продолжения «дела врачей» и «дела о еврейском заговоре в МГБ». Есть мнение, что он не только участвовал в решении судьбы «ленинградцев» на завершающем этапе, а именно его «донос» стал началом их конца.

Причем этот агрессивный стиль Хрущева не был идейной борьбой. Хамелеонствуя, он не утруждал себя сменой окраски. Обладая низким интеллектуальным уровнем, он взял на вооружение имидж простоватого, преданного партийца, но к решительным действиям его подталкивала обостренная неудовлетворенность, основанная на мании самоутверждения.

Вместе с тем логично предположить и то, что публикация об аресте врачей-вредителей могла служить своеобразным прикрытием с целью отвлечения внимания от истинных виновников планируемой смерти Вождя, которую предусматривалось представить как последствия неправильного лечения.

Впрочем, основания для ареста врачей действительно были. Как указывалось выше, причиной смерти Андрея Александровича Жданова действительно стал неправильный диагноз. Последовавшее оправдание врачей свелось к клеветническому очернению кардиолога Лидии Тимашук, но в реальности это дело имеет двойное дно.

На первом — обвинение «русских» врачей, «залечивших» Жданова. Это неоспоримо, как и то, что и без письма Тимашук правительственная врачебная экспертиза доказательно и аргументированно установила: диагноз Жданову был поставлен неверно. И любой суд, даже состоящий из самых тупых «присяжных», несомненно приговорил бы группу Егорова — Виноградова к наказанию хотя бы за преступную халатность.

Оказывая давление на министра МГБ Игнатьева, Хрущев руководствовался чисто практическими интересами. После разоблачения «врачей-убийц» он мог стать почти национальным героем. Его фамилия, символично начинавшаяся на букву «X» и стоявшая в конце списка членов Политбюро, автоматически переходила во главу его, потеснив в номенклатурном алфавите «Б» — Берию.

Разоблачение группы Егорова — Виноградова было очевидным, но в глубине следственного чемодана лежали другие документы, и сенсационной ситуация стала тогда, когда лечащих врачей Жданова объединили с «еврейскими» врачами.

То, что в недрах НКВД-МГБ существовала секретная токсикологическая лаборатория, историкам известно давно. До ареста ею руководил бывший член еврейской организации «Бунд» (Всеобщий еврейский рабочий союз), учившийся в медицинском институте Георгий Моисеевич Майрановский. Майрановский был арестован в бытность работы в МГБ Рюмина. Уже после смерти Сталина из тюрьмы Майрановский пишет 21 апреля 1953 года Берии: «В органах безопасности я организовал специальную службу на научных основах согласно вашим указаниям… Вами было утверждено положение об этой особой лаборатории и узко ограниченный круг лиц, имевших доступ в нее, которые только одни знали о ее существовании».

В письме на имя Берии от 17 июля 1953 года Майрановский сообщает: «У меня есть предложения по использованию ряда некоторых новых веществ как снотворного, так и смертельного действия — в осуществлении этой вполне правильной Вашей установки, данной мне, что наша техника применения наших средств в пищевых продуктах и напитках устарела и что необходимо искать новые пути воздействия через вдыхаемый воздух».

Арестованный профессор Майрановский, руководитель секретной токсикологической «Лаборатории — X» в составе МГБ, создававшей «яды скрытого действия», не называется в сообщении ТАСС от 13 января в числе подозреваемых, привлеченных по делу врачей. Однако Хрущев не только знал о существовании такой лаборатории. Имеются свидетельства, что именно при его участии в Западной Украине было осуществлено устранение ужгородского архиепископа Ромжи, принадлежавшего к униатской церкви, которая подчинялась Ватикану.

Когда Майрановский выехал в Ужгород, то на остановке в Киеве в его вагон пришел Хрущев, который передал ему от имени правительства Украины приказ на казнь Ромжи. «В Ужгороде Майрановский передал ампулу с ядом медсестре местной больницы — агенту МГБ, она сделала лечившемуся в этой больнице Ромже укол».

Когда следователь Рюмин арестовал Майрановского как соучастника «заговора в МГБ», расследованию этой ветви дела помешали. Трудно сказать, кто был больше в этом заинтересован — Берия или Игнатьев?

Сталин не поощрял такие методы, и, когда Маленков представил Сталину письмо — жалобу Абакумова на применение Рюминым к подследственным физических методов допросов, разгневанный Сталин выбросил следователя из МГБ. С другой стороны, после увольнения Рюмина именно Игнатьев выделил дело Майрановского в отдельное производство. Его рассмотрело особое совещание при МВД, и, назначив Майрановскому 10 лет, «отправило его во Владимирскую тюрьму». Кто-то упорно не хотел рассматривать версии об организации убийства руководителей государства с помощью яда.

Однако лаборатория продолжала существовать, и непосредственный доступ к ней имел заместитель Игнатьева Огольцов. Примечательно, что после ареста Рюминым Майрановского Огольцов был переведен Игнатьевым на должность министра МГБ Узбекистана, но вслед за увольнением ретивого следователя из органов Огольцов вернулся в Москву на должность 1-го заместителя министра. Огольцов был тем человеком в госбезопасности, который лично руководил «Лабораторией — X» и вел отчетную документацию по ядам. Отчеты по операциям с помощью ядов «составлялись Огольцовым, как старшим должностным лицом… Они хранились в специальном пакете. После каждой операции печать вскрывали, добавляли новый отчет, написанный от руки, и вновь запечатывали. На пакете стоял штамп: «Без разрешения министра не вскрывать. Огольцов».

Судоплатов в своей книге многозначительно подчеркивает, что Хрущев почему-то панически боялся любой связи его имени с ядами «Лаборатории — X». В соответствии с этим Юрий Мухин отмечает характерный момент:

«Когда профессор Майрановский вышел из тюрьмы, то направился на прием к Хрущеву, и тот принял его, что само по себе удивительно». Через два дня Майрановского снова арестовали и «выслали из Москвы в Махачкалу, где он умер с диагнозом, очень похожим на тот, который был бы после применения к нему его собственного яда».

Итак, расследование дела врачей продолжилось без участия в нем Майрановского. Зато Хрущев с Игнатьевым вывели на авансцену Тимашук, а затем организовали публикацию сообщения ТАСС по делу врачей-убийц. Возможно, Сталин в какой-то период поддерживал шаги Хрущева, но шум, поднявшийся вокруг врачей-евреев, ему был не нужен. Напомним, что все довоенные процессы, связанные с покушениями непосредственно на него (кремлевское дело, дело военных и другие), Сталин не афишировал.

В деле врачей абсолютно не прослеживается его осторожный политический «почерк». Более того, Сталин никогда бы не допустил, чтобы столь сенсационная информация стала объектом публикации до полного окончания следственного процесса, а в сообщении от 13 января было лишь обещание, что «следствие будет закончено в ближайшее время».

Кстати, зачем нужна была эта сенсационная поспешная реклама? К чему до завершения следствия настораживать возможных сообщников преступников? Это, безусловно, не сталинский «метод».

Сталин вообще мог узнать о «деле врачей» только из газет. Его дочь пишет: «Дело врачей происходило в последнюю зиму его жизни. Валентина Васильевна (Истомина, экономка, работавшая у Сталина. — К.Р.) рассказывала мне позже, что отец был очень огорчен оборотом событий. Она слышала, как это обсуждалось за столом, во время обеда. Она подавала на стол, как всегда. Отец говорил, что не верит в их «нечистоплотность», что этого не может быть…»