Несмотря на то что я по настоянию своего начальника переделала ЭКГ, не указав в ней «инфаркт миокарда», остаюсь при своем мнении и настаиваю на соблюдении строжайшего постельного режима для А.А. 29/VIII. Зав. каб.

Передано майору Белову A.M. 29/VIII в собственные руки».

Этот документ был написан еще до смерти Жданова, и, несомненно, какими бы причинами ни руководствовалась Тимашук, она исполнила свой служебный долг. Однако своевременное предупреждение кардиолога не спасло члена ЦК. Через день после написания этого документа, 31 августа, А.А. Жданов умер. И заключение Тимашук Н.С. Власик вернул профессору Егорову, не поставив в известность Политбюро.

Эта, казалось бы, естественная попытка «подстраховаться» неожиданно обернулась для заведующей кардиологическим кабинетом незаслуженными неприятностями. Уже после смерти Жданова Тимашук 7 сентября вынуждена написать новое заявление «секретарю ЦК ВКП(б) тов. А.А. Кузнецову». В нем, изложив приведенные выше обстоятельства диагностирования больного Жданова, врач продолжает:

«…29/VIII после вставания с постели у больного Жданова А.А. повторился тяжелый сердечный приступ болей, и я вторично была вызвана из Москвы в Валдай. Электрокардиограмму в этот день делать не разрешили, но проф. Егоров П.И. в категорической форме предложил переписать мое заключение от 28/VIII и не указывать в нем на инфаркт миокарда. Между тем ЭКГ явно указывала на органические изменения в миокарде, главным образом, на передней стенке левого желудочка и межжелудочковой перегородки сердца на почве свежего инфаркта миокарда. Показания ЭКГ явно не совпадали с диагнозом «функционального расстройства».

Опытный кардиолог, уверенная в своей профессиональной правоте, Лидия Тимашук делает объективный вывод. Дальше она пишет:

«…Игнорируя объективные данные ЭКГ от 28/VIII и ранее сделанные еще в июле с/г в динамике, больному было разрешено вставать с постели, постепенно усиливая физические движения, что было написано в истории болезни.

29/VIII больной встал и пошел в уборную, где у него вновь повторился тяжелый приступ сердечной недостаточности о последующим острым отеком легких, резким расширением сердца, что и привело больного к преждевременной смерти.

Результаты вскрытия, данные консультации по ЭКГ профессора Незелина В.Е. и др. полностью совпали с выводами моей электрокардиограммы от 29/VIII-48 г. о наличии инфаркта миокарда».

Однако у специалистки, отстаивающей объективность собственной позиции, сразу же начались неприятности, и кардиолог продолжает:

«4/IХ-48 г. начальник ЛечСанупра Кремля проф. Егоров П.И. вызвал меня к себе в кабинет и в присутствии глав, врача больницы В.Я.Брайцева заявил: «Что я вам сделал плохого? На каком основании вы пишете на меня документы? Я коммунист, и мне доверяют партия и правительство и министр здравоохранения, а поэтому ваш документ мне возвратили. Это потому, что мне верят, а вот вы, какая-то Тимашук, не верите мне и всем высокопоставленным консультантам с мировым именем и пишете на нас жалобы…»

Даже невооруженным глазом видно, что, обращаясь к секретарю ЦК А.А. Кузнецову, Лидия Тимашук не пыталась разоблачить врачей-вредителей. Она, можно сказать, «по-бабьи» защищала себя! Но, поскольку ее первое предупреждающее обращение к Власику обернулось для нее служебным «бумерангом», Тимашук начинает бороться за восстановление своих попранных прав. Теперь уже против профессора Егорова.

«6/ТХ-48 г., — продолжает Тимашук, — начальник ЛечСанупра Кремля созвал совещание в составе академ. Виноградова В.Н., проф. Василенко В.Х., д-ра Майорова Г.И., патологоанатома Федорова и меня. На этом совещании Егоров заявил присутствующим, что собрал всех для того, чтобы сделать окончательные выводы о причине смерти А.А. Жданова и научить, как надо вести себя в подобных случаях.

На этом совещании Егоров еще раз упомянул о моей «жалобе» на всех здесь присутствующих и открыл дискуссию по поводу расхождения диагнозов, стараясь всячески дискредитировать меня как врача, нанося мне оскорбления, называя меня «чужим, опасным человеком».

Конфликт разрастался. Используя властные полномочия, профессор Егоров собрал врачей, причастных к постановке неправильного диагноза умершему Жданову. Организовав круговую поруку специалистов и сориентировав их на корпоративный заговор, он поставил на место «белую ворону». Однако профессор не учел бойцовских качеств женщины-кардиолога. Она перешла в нападение, и на ее стороне была неопровержимая истина.

«В результате вышеизложенного, — продолжает Тимашук, — 7/IX-48 г. меня вызвали в отдел кадров ЛечСанупра Кремля и предупредили о том, что приказом начальника ЛечСанупра с 8/Х с/г я перевожусь на работу в филиал поликлиники.

Выводы:

1) Диагноз болезни А.А. Жданова при жизни был поставлен неправильно, т.к. еще на ЭКГ от 28/VIII-48 г. были указания на инфаркт миокарда.

2) Этот диагноз подтвердился данными патологоана-томического вскрытия (д-р Федоров).

3) Весьма странно, что начальник ЛечСанупра Кремля пр. Егоров настаивал на том, чтобы я в своем заключении не записала ясный для меня диагноз «инфаркт миокарда».

4) Лечение и режим больному А.А. Жданову проводились неправильно, т. к. заболевание инфаркта миокарда требует строгого постельного режима в течение нескольких месяцев (фактически больному разрешалось вставать с постели и проч. физические нагрузки).

5) Грубо, неправильно, без всякого основания профессор Егоров 8/IX убрал меня из Кремлевской больницы в филиал поликлиники якобы для усиления там работы.

7/IX-48 г. Зав. кабинетом электрокардиографии Кремлевской больницы врач Л. Тимашук».

Это был вопль обиженной души, но член ЦК Кузнецов на жалобу Лидии Тимашук никак не прореагировал и автору заявления бюрократически не ответил.

Поэтому спустя восемь лет, в 1956 году, в другом обращении, теперь уже к министру здравоохранения СССР, Тимашук поясняет: «Я не получила ответа на письмо, и 7 января 1949 г. вторично послала в ЦК ВКП(б) А.А. Кузнецову письмо с просьбой принять меня по делу покойного Жданова, но и на это письмо ответа не получила, с тех пор я больше никуда не обращалась по этому вопросу.

Обследование тела Жданова 31 августа 1948 года провел патологоанатом Федоров. Странно, что эта процедура была осуществлена там же, в санатории на Валдае, а не в специализированной операционной.

По установленным правилам при освидетельствовании причин смерти члена Политбюро на экспертизе обязан был присутствовать секретарь ЦК А.А. Кузнецов. Специалисты должны были объяснить ему результаты экспертизы. Однако на вскрытии присутствовали Вознесенский и Попков. Через два года они станут фигурантами по «ленинградскому делу».

Обращая внимание на приведенные выше обстоятельства, Г.В. Костырченко пишет: «Эти честные партийцы» обеспечили все, чтобы «сделанное Федоровым описание обнаруженных на сердце Жданова свежих и застарелых рубцов, свидетельствовавших о нескольких перенесенных им инфарктах, содержало массу неопределенных и туманных формулировок («некротические очажки», «фокусы некроза», «очаги миомаляции» и т. п.), имеющих цель скрыть эти инфаркты.

Инфарктов «не заметили» и участники организованного 31 августа в Москве консилиума. В нем участвовали профессора В.Н. Виноградов, В.Ф. Зеленин, A.M. Марков, В.Е. Незлин, Я.Г. Этингер и П.И. Егоров.

Ознакомившись с клинической и паталогоанатомической документацией; с анатомическим препаратом сердца покойного, доставленным с Валдая на самолете, они оставались верными принципам корпоративной солидарности. Подтвердили правильность официального диагноза.

Таким образом, врачами лженамеренно утверждалось, что Жданов умер не от инфаркта, а от «паралича болезненно измененного сердца при явлении острого отека легких». Но дело даже не в самом неверном диагнозе. По существу, именно врачи убили больного. Ибо причиной кризиса и последовавшей смерти стал не щадящий больного режим.