– Не во всем, конечно, имеется позитив, – не стал отрицать Болек. – Но тут, как говорится, свинья грязи найдет. Зато как наука двинула! Зато какие инвестиции потекли! Сколько ученых в страну вернулись – на кафедре не протолкнуться, и все востребованы, все при деле. Украинский государственный бюджет уже на восемьдесят процентов с разработки Зоны наполняется. А бюджет нашей Академии, почитай, на все сто! Это вам не газ с нефтью качать, это реальное вложение в будущее. Физик – снова престижная профессия. Молодежь рвется в сталкеры, жаждет исследовать Зону…

– Как по мне, так лучше бы она рвалась в космонавты, – высказался Плюмбум. – Ладно, пойду поручкаюсь.

Он направился к деревянной беседке, установленной на отгороженном дачном участке. Лёлек приветствовал Плюмбума поднятием наполненного бокала. Шурик-С-Цитатой был занят углями, а потому поздоровался рассеянно.

Плюмбум постоял рядом с мангалом и некоторое время с интересом наблюдал за работой Шурика-С-Цитатой. Старый приятель любил и умел готовить мясо. Если компания была небольшая, на троих, он мог сотворить настоящее чудо – что-нибудь из тайской или малазийской кухни (где только брал необходимые соусы и специи?). Но на пикники обычно выбирал два вида мяса и использовал не более трех рецептов собственного сочинения. Сегодня приятелей ожидали куриные бедра в кисло-сладком маринаде и свиная вырезка в легком майонезе. Последняя была фирменным блюдом Шурика-С-Цитатой и неизменно шла на ура – за особый вкус и сытность. Он покупал вырезку на рынке, аккуратно очищал от животной пленки, делил на длинные бруски, затем на сутки ставил в майонез со специями, а нанизывал всегда вдоль по шампуру. Уверял, что главный секрет не в мясе и не в специях – а именно в майонезе, который выгорает при жарке над углями, придавая постной свинине особый привкус.

– Давай-ка выпьем, Витя! – предложил Лёлек.

Плюмбум зашел в беседку и присел на скамью

внутри.

– Не рановато?

– В самый раз. Закусь тут имеется, а куру со свиньей Шурик сейчас сверстает, хе-хе. Как поживаешь-то, Витя? Год ведь не виделись!

– Как обычно. Зона кормит, Зона поит, Зона одевает.

– Всё промышляешь, что ли? Сталкеришь?

– Ты каждый раз меня об этом спрашиваешь, – заметил Плюмбум с подначкой. – И каждый раз напиваешься и забываешь ответ.

– Ха, имею право! Ты ж знаешь, Витя, – Лёлек понизил голос, – мне пить вообще нельзя. Врачи говорят: ни-ни. Почки там, печень, простата. Сплошные, блин, болячки. Я же врачей, знаешь, слушаюсь. В другое время – капли в рот не беру. Да! Так целый год и не беру! Но тут же такой повод. Не просто повод, а по-во-ди-ще! Второй день рождения, можно сказать. И тем лучше первого, что произошел в осознанном возрасте. В здравом уме и твердой памяти, хе-хе. Ну так сталкеришь или завязал?

Плюмбум вздохнул, потянулся к расставленным перед ним тарелкам, пощелкал пальцами, выбрал печен юшку, но сразу надкусывать на стал, повертел ее, разглядывая.

– В Зону я не хожу, – признался он наконец. – Три года уже. Стар я для таких приключений. Пусть молодежь судьбу испытывает. Мне и на потоках хорошо.

– Ха, правильно, – одобрил Лёлек, отхлебывая из бокала. – Респектабельно.

– А ты так и сидишь в своем фонде? – поинтересовался Плюмбум. – Штаны протираешь?

– Не, разогнали фонд, – без всякого сожаления сообщил Лёлек. – Я сейчас консультант, хе-хе. Занимаюсь консультациями.

– Правильно, – подразнил Плюмбум. – Респектабельно. А если напрямоту, Денис, то я никогда не понимал смысла вашего фонда. Что это такое в самом деле – Фонд поддержки альтернативных наук? Как тебя только Болек за это не сожрал с потрохами? Нам обычной науки не хватает, что ли? Плодите фриков и прочих мошенников – можно подумать, они без вас не проживут…

– Ты пропускаешь очень важный момент! – Лёлек отставил бокал, и даже речь у него изменилась, потекла величаво и гладко. – Наука сама по себе не является единственным способом познания мира. Абсолютного знания вообще не бывает. Только Бог знает все и понимает все, а мы не боги и никогда ими не станем, как бы ни пыжились. Прежде всего мы ведь записываем свое знание в виде букв и символов, а без нас эти закорючки на бумаге ровным счетом ничего не значат. Кто их прочтет, кроме нас? Но ведь люди говорят на разных языках, в каждой стране своя научная школа. О системах национальных мер и весов можно в этой связи вообще не упоминать, и так все ясно. Есть физика Ньютона, есть физика Эйнштейна, есть квантовая физика, есть пси-физика, есть теория струн и теория суперструн. Какая из них вернее описывает Вселенную?… То-то… Почему в таком случае не предположить, что среди теорий, которые наука сегодня отвергает, нет таких, которые описывают Вселенную точнее общепринятых? Да и кем они общеприняты? На планете найдется очень немного людей, которые могут похвастаться знанием, что такое бозон Хиггса и с чем его едят.

– Все это демагогия, – заявил Плюмбум, терпеливо дождавшись, когда Лёлек закончит свою тираду. – Рассчитана на дилетантов. Ты прекрасно знаешь критерии, по которым наука отличается от лженауки. Среди них принцип Оккама. А ваши альтернативно одаренные физики его постоянно нарушают.

– Так в том-то и дело, Витя, что есть на Земле одна вешь, которая этот принцип нарушает одним своим существованием. И ты с нее кормишься!

С победным видом он откинулся на спинку скамьи, а Шурик-С-Цитатой, прислушивавшийся к разговору, одобрительно крякнул и по привычке одарил общество цитатой:

– Как писали классики. Зона – это именно Зона, а не лоно, не два газона и не три, скажем… э… бизона.

– Три бозона! – не удержался от легковесной остроты Плюмбум, но интерес к продолжению разговора у него угас.

Он, конечно, нашел бы, чем ответить Лёлеку, однако ведь и сам порой не гнушался прибегать к консультациям «альтернативно одаренных» и даже – страшно подумать! – отстегивал за эти консультации приличные суммы. Потому что тот, кто хоть раз имел дело с Зоной, начинал придавать значение самым странным вещам и черпать информацию из самых необычных источников.

Тут к беседке подошли Привалов и Болек.

– …Ты слишком легкомысленно относишься к этим вещам, – говорил Привалов на ходу. – А ведь всё серьезно, знаешь ли. Если бы мы были точно уверены, что Зона – это благо, но ведь нет! Наоборот, чем дальше, тем больше мы убеждаемся, что она несет зло. Увечные, искалеченные. Молодежь там гробится пачками. Мало им аномалий и мутантов, так еще и палят друг в друга почем зря. На Диком Западе было куда спокойнее, чем даже на Кордоне. И души себе калечат. Нормальных среди сталкеров вообще не бывает, все с вывихом.

– То есть ты калека? – спросил Болек с подначкой.

– Я не сталкер, – отвечал Привалов, резко повысив голос. – Никогда не крался, никогда не воровал, не мародерствовал. Не торговал на черном рынке. Но да, ты прав, я тоже с вывихом. Все мы Зоной отмечены, все уроды. Потому и опасна эта мерзость, что отмечает на веки вечные любого, кто прикоснулся к ней. Хуже чумы. Не боитесь, если когда-нибудь она весь мир пожрет?

– Ты прямо как «долговец» рассуждаешь. – Болек неодобрительно покачал головой. – Пафоса много, а толку кот наплакал. Возможно, это прозвучит цинично, но факт остается фактом: отсев молодняка идет всегда, во все времена, и до Зоны он тоже шел, но без смысла и видимой цели. Вспомни, сколько их гробилось в горах, куда они перли без снаряжения и грамотных инструкторов. Вспомни, сколько тонуло во время дайвинга. Я уж молчу про гонки по ночным улицам. Молодая энергия ищет выхода, а о смерти они в этом возрасте не думают. Теперь пассионарность молодежи нацелена на Зону. И способствует прогрессу, а не растрачивается впустую…

– Во-во, – поддержал Шурик-С-Цитатой. – Как пел классик, так лучше, чем от водки или простуд.

– Не так примитивно, конечно, но в целом верно, соглашусь.

– Куда-то вас не туда понесло, – заявил Плюмбум, который слышал эти разговоры и подобные доводы не один и даже не два раза. – Давайте выпьем, что ли? А то Денис уже страдает алкоголизмом, а мы еще нет.