— Ну нет, господа, ну постойте! — разводил руками изумленный Маерс. — Мои преподаватели в разведшколе учили меня тому, что русские — самый честный, самый искренний, простодушный народ!
— Это мы-то честный народ? — смеялся над его неосведомленностью прокурор Гриб. — Да мы всю Россию разворовали и по дешевке вам продали. Вы только попросите: «Дескать, украдите баллистическую ракету». Украдем. «Украдите атомную бомбу». Украдем. «Украдите Сибирь-матушку». И ее украдем, и вам не продадим, а подарим. Потому что нам с Сибирью не справиться. Берите ее, пока китайцы не сцапали.
— Но простите, друзья, разве вы станете отрицать, что русские — это народ-герой, готовый, как пелось в сталинской песне, «на подвиг, на муки, на смертный бой». Я взываю к «национальной гордости великороссов». Ведь так, кажется, называлась известная статья Владимира Ленина.
— Герой, а всегда под горой, — сказал прокурор, и на его сморщенном коричневом, как у египетской мумии, лице просияла потусторонняя улыбка.
— Ну хорошо, — не уступал Маерс. — Но вы согласитесь со мной, что русским, как ни одному другому народу, свойствен коллективизм, взаимопомощь, способность отдать последнее ближнему своему.
— Да что вы, господин полковник, — полицмейстер Мишенька с сожалением смотрел на Маерса, которого бог знает чему учили в разведшколе. — Русский на русского волком смотрит, завидует, норовит ножку подставить. Вот кавказцы или евреи, те дружные, выручают друг друга. А русский, если увидит, что его сосед в реке тонет, он его еще палкой по башке шарахнет. Наш коллектив — это три человека, которые вокруг бутылки сойдутся. С нами жестче надо, господин полковник. Жестче, жестче! Русский человек плетку любит!
— Вы меня обескураживаете, господа, — смущался Маерс. — Мне всегда казалось, что русский человек обладает космическим сознанием. Его взор устремлен в небо. Например, к созвездию Льва, к звезде 114 Лео.
— Позвольте вам возразить, Виктор Арнольдович, — деликатно заметил вице-губернатор Находкин, из вежливости совершая змееобразные движения телом, — уже хорошо известно, что Юрий Гагарин никогда не летал в космос. Его полет проходил на студии «Мосфильм», как и полеты всех остальных космонавтов. Наши коллеги из отдела рекламы ездили в Казахстан, чтобы побывать на Байконуре. Так там ничего нет, чистое поле, только коза пасется. Русский человек в землю смотрит, надеется кошелек найти с тысячью долларов, чтобы на халяву попить-погулять. Вот и весь русский космизм.
Маерс, благодарный за урок русского национализма, выпил виски. На его трусах, под стать американскому флагу, струились красные и белые полосы, на синем поле пестрели звезды, и вице-президент Находкин поймал себя на том, что испытывает к трусам американца благоговение.
— Да, друзья, — произнес Маерс, — вы представили мне Россию как царство зла. Над ней сомкнулся незримый покров, сквозь который не проникнет ни один луч благодати, не прорвется ни один вестник из царства добра и света, ни один инопланетный корабль из созвездия Льва. И здесь, в вашем чудесном городе П., мы станем отбивать атаки пришельцев. Их корабли, использующие энергию света, столкнутся с покровом русской тьмы и превратятся в бесцветный пар.
Это замечание Маерса не было до конца понято его собеседниками, но они на всякий случай чокнулись рюмками с американцем.
— А что, господа, вы действительно такие злодеи, какими себя рисуете? Или это только поза, красное словцо? Могли бы вы каждый рассказать о своем злодеянии, и тогда я уверую в то, что русские — это народ-злодей? Предлагаю основать Орден Тьмы, куда принимаются только истинные злодеи. — Маерс весело смотрел своими маленькими синими глазками, поощряя собеседников. — Ну, смелее, друзья, смелее! Я жду рассказов!
— Тогда, если позволите, я расскажу, — прокурор Гриб еще больше стал походить на коричневую египетскую мумию, и его странная мечтательная улыбка обнажила голубоватые фарфоровые зубы. — Завели мы дело на одного банкира, который деньги банка крал и выводил в офшорную зону. Разорил и банк, и вкладчиков, пока наконец не попался. Допрашиваю банкира. Красавчик, обаятельный, верткий. Выкручивается, вывертывается, но я его прижал, и он говорит: «Признаюсь, была схема, по которой деньги уходили на Каймановы острова. Что толку, если вы меня отошлете в зону. Лучше я вам дам триста тысяч долларов. Вы меня отпускаете, и я уезжаю из России, и мы с вами, быть может, встретимся в Лондоне на Пикадилли и чинно раскланяемся». «А как же я оформлю хищение денег?» — спрашиваю. «А есть у нас в банке бухгалтер, женщина молодая, неопытная. Она за все и ответит». — «А почему она ваш грех на себя возьмет?» — «А потому что любит меня, и у нее от меня восьмилетняя дочь растет». Пригласил я на допрос эту женщину. Красавица, кольцо с бриллиантом. Кожа вся светится. «Так и так, говорю. Возьмете на себя вину? Любимого человека спасете. А я обещаю, что вас судить будут мягко, дадут два года условно, и вы сразу после суда с любимым человеком и с дочерью хоть в Америку, хоть в Израиль». Говорит: «Согласна. Очень я его люблю, и он меня очень любит. Спасибо вам за вашу благородную помощь». Банкира я выпустил, он мне триста тысяч передал и уехал, концов не оставил. А женщину судили и дали ей двенадцать полных лет в колонии. И любовник ее, банкир, даже записку ей не послал. «Как же так, — спрашивает меня, — ведь вы обещали?» — «Обещанного двенадцать лет ждут. А друг ваш сердечный вас подставил и укатил без следа. Вот и весь мой ответ». Женщину в камеру отвели, она и повесилась. Дочку ее в приют передали, а там она попала в опочивальню к нашему губернатору Степану Анатольевичу, который любит малюток, особенно сироток.
Прокурор, продолжая улыбаться своей лунной фарфоровой улыбкой, смотрел на Маерса, ожидая похвалы.
— Восхитительно! Вы настоящий злодей! Принимаю вас в Орден Тьмы! Своим рассказом вы подтверждаете, что русские — истинные злодеи. О, горе вам, пришельцы из космоса! Вас, неразумных детей Света, поглотит русская Тьма! Кто следующий?
Полковник Мишенька обратил к Маерсу свое простодушное крестьянское лицо, на котором цвели чудесные васильковые глаза, какие бывают у обитателей «страны березового ситца».
— Разрешите доложить, господин полковник?
— Докладывайте, — не возражал Маерс.
— Я ведь в начальники вышел из народа, без всякой мохнатой лапы. Мы от сохи, и звания себе добывали харкая кровью. Я в Первую чеченскую с ОМОНом стоял под Ведено. На блокпосты становились. Зачисткой занимались. Пару раз в горы на боевые ходили. А был у нас в отряде капитан, «Рыжий» звали, потому что голова была рыжая и глаза зеленые, как у кошки. Отношения с ним были нормальные, выручали друг дружку, под огонь попадали. Раз ведем зачистку в селе. А дома у чеченцев хорошие, не чета нашим деревенским, где гнилушки да деревяшки. У чеченцев — кирпич, ворота железные, крашенные зеленым или синим. Ковры, газовые плиты, посуда дорогая. Вхожу в дом, хозяев никого, попрятались. И вижу, стоит телевизор «Панасоник», новенький, с большим экраном. А я давно о таком телевизоре мечтал, да не было денег купить. Только собираюсь брать, чтобы в бэтээр загрузить, входит Рыжий с тремя бойцами. «А ну, говорит, поставь. Я его раньше тебя заметил». «Уйди, говорю. Вещь моя. Ступай в другие дома». А он автомат к моему животу приставил. Глаза злые, зеленые, как у рыси. Волосы рыжие торчком. Вижу, сейчас выстрелит. И другие, которые с ним, пальцы на спусковые крючки положили. «Черт с тобой, бери. Не долго будешь смотреть». И такая во мне была обида, такая к Рыжему ненависть, что пожелал я ему смерти. Ладно, проехали. Воюем дальше. А был у меня знакомый чеченец Ахмат, который иногда в часть приезжал, овощи привозил. Я ему помаленьку патроны сбывал, пару гранат, пачку пластида. Он хорошо платил. Куда он потом их девал, не мое дело. Раз посылают группу, в которой Рыжий был старшим, на спецзадание, домик один в соседнем селе проверить, по наводке, будто бы там один полевой командир укрылся. Группа должна уйти завтра, а вечером ко мне Ахмат заявился, привез огурцы, помидоры. Я ему говорю: «Заплачу тебе не деньгами, не патронами, а информацией». И рассказал о спецзадании Рыжего, указал маршрут, состав группы. Утром группа ушла, а через час по рации Рыжий просит поддержки. Группа попала в засаду, оба бэтээра подбиты. Меня посылают на помощь. Не скажу чтобы я торопился. Когда приехал на место, на трассе два бэтээра дымятся, кругом бойцы лежат, у каждого в голове дыра, так они раненых добивали. А на броне бэтээра стоит отрезанная голова Рыжего. Волосы торчком, зеленые глаза открыты, а в них огоньки блестят. «Что, капитан, телевизор смотришь? Хорошая марка, «Панасоник».
