Дядюшки, стоя плечом к плечу в центре зала, синхронно вертели головами из стороны в сторону, судя по всему, упиваясь представившимся им зрелищем. Кипп усмехнулся — эта колоритная парочка с лысыми макушками и свисающими на плечи жиденькими прядями волос внезапно показалась ему странно знакомой. Точь-в-точь монахи какого-то нищенствующего ордена, решил он, только без ряс. Да нет, какие монахи — скорее уж деревенские сквайры, не хватает только копошащихся у их ног кур да запаха свежего навоза, прилипшего к грубым сапогам, поправил он себя.

А этот племянник — как его? Ах да, Игнатиус. Тот еще фрукт, поморщился Кипп, украдкой наблюдая, как молодой человек слоняется по комнате, небрежно разглядывая драгоценные безделушки, словно вдруг оказался на распродаже. Одетый по последней моде, юноша производил странное впечатление. Высокий и тощий, он был очень похож на свою красавицу сестру, вот только красота его была до такой степени женственной, что это казалось неприличным.

Единственным отличием этого белокурого и синеокого красавца был живой ум, светившийся в его глазах, в то время как очи Эдвардины были безмятежны и пусты, как у куклы. Только вот ум этот он явно употреблял во зло окружающим.

Да, мальчишка, похоже, явился к нему с какой-то целью…

— Сейчас позвоню Гиллету, чтобы он пригласил сюда слуг, — предложил Брейди, прервав тягостные размышления Киппа по поводу своих новых родственников. — Ты, по-моему, говорил, что хочешь, чтобы все они стали свидетелями на твоей свадьбе, да?

— Ну конечно. Впрочем, кажется, это предложил Гиллет, но мне эта идея тоже пришлась по душе, — кивнул Кипп. Взяв Эбби за руку, он двинулся вслед за священником к огромному беломраморному камину в дальнем конце зала. Еще раньше они все пришли к единодушному выводу, что церемонию лучше всего будет провести именно тут.

— Немного нервничаете, милорд? — осведомилась Эбби, вдруг осознав, что она сама непонятно по какой причине сохраняет ледяное спокойствие — точь-в-точь узник, распростившийся с последней надеждой на спасение и примирившийся со своей участью.

— Если честно, то да. Все поджилки трясутся, — неожиданно признался Кипп, не сводя глаз со священника, который как раз в эту минуту раскрыл толстую Библию и принялся быстро листать страницы. — А вот вы, надо отдать вам должное, сохраняете поразительное хладнокровие. Наверное, с каждым разом все легче, да?

— Ну… возможно, вы и правы, милорд. После того как я похороню вас и пойду к алтарю с третьим мужем, смогу сказать более точно, — пропела Эбби.

Наградой ей был короткий смешок.

Через пару минут Гиллет пригнал табунок слуг. Пошушукавшись, они в два ряда выстроились вдоль стен напротив окон.

Брейди вышел вперед и, встав рядом с Киппом, занял место шафера, готовый в нужную минуту передать ему обручальное кольцо, которое уже много веков переходило в семье Уиллоуби от поколения к поколению, — кольцо,

которое Кипп когда-то сам снял с пальца умершей матери, поклявшись при этом, что женится и обеспечит продолжение рода.

Кипп ни словом не обмолвился матери о своей любви к Мэри, к девочке, которая выросла вместе с ним — можно сказать, под одной крышей. Но его мать и так знала об этой любви. Каким-то непостижимым образом ей всегда удавалось узнать все, что она хотела.

Видит ли она его сейчас? Довольна ли она его выбором? И если о первом он мечтал всем сердцем, то о втором ему не хотелось даже думать.

Не успел преподобный Пик открыть рот, как Гермиона, словно очнувшись, вытащила из ридикюля огромный платок и принялась оглушительно сморкаться в него, тихонько подвывая.

— Берешь ли ты эту женщину… Слова священника с трудом доходили до его сознания. К тому же речь преподобного то и дело прерывалась душераздирающими всхлипываниями Гермионы, сердитым шепотом Эдвардины: «Да отодвинься же в сторону, Игги! Ничего не видно!» — и ответным шипением возмущенного Игнатиуса: «Ты ведь дальше собственного носа все равно ни черта не видишь, Эдди!»

И в их голоса вплеталось жужжание обоих дядюшек — стоя за спиной у новобрачных, они что-то взволнованно обсуждали. До слуха Эбби время от времени доносились только знакомые слова «план»и «приз». Апофеозом этому гулу послужило возмущенное рычание Пончика, когда Гиллет, не вытерпев, шепотом велел одному из дюжих лакеев вышвырнуть его из комнаты.

И вдруг все закончилось, и Кипп внезапно понял, что жизнь его изменилась бесповоротно.

Преподобный Пик торжественно объявил их мужем и женой. А Брейди, улучив удобный момент, напомнил Киппу, что он должен поцеловать свою невесту.

— О, это вовсе не нужно, — испуганно пискнула Эбби, прежде чем до нее дошло, что именно она говорит.

— Напротив, — решительно поправил ее Кипп. Он-то догадался, что у Брейди на уме. Наверняка они одновременно подумали об одном и том же. Этот их первый супружеский поцелуй должен был все расставить по своим местам. В том случае, если он или Эбби еще не осознали до конца важности события, которое только что произошло, то уж после поцелуя их иллюзии развеются навсегда.

Итак, теперь они муж и жена. В богатстве и в бедности, в радости и в горе, что бы ни толкнуло обоих на этот шаг — пути назад уже не было.

Преподобный Пик нетерпеливо переминался с ноги на ногу. На лице священника была написана тоска — судя по всему, он разрывался между долгом, призывавшим его к одру почившей леди Хэйвер, и страстной надеждой получить приглашение к свадебному столу. Все это было так очевидно, что Киппу стало его даже немного жаль. Он повернулся к своей невесте, заглянул ей в глаза и забыл обо всем. «Вряд ли она упадет в обморок», — предположил он. И широко улыбнулся.

— Миледи Уиллоуби, — прошептал Кипп, осторожно, но твердо приподняв ей подбородок. И с удивлением заметил, как эти удивительные, похожие на лесные фиалки глаза вдруг разом потемнели, а потом покорно закрылись, и ее лицо внезапно побелело до синевы.

— Милорд, — прошептала Эбби в ответ так тихо, что он скорее прочел по губам это слово, чем услышал его.

Губы ее были теплыми и удивительно податливыми — казалось, она только и ждала минуты, когда он накроет их своими. Да, это была женщина, которая умела наслаждаться поцелуями, которая отвечала на них, не думая о таких пустяках, как девический стыд или ложная скромность. В ней не было ни тени лицемерия.

А Эбби между тем пришлось напомнить себе, что нужно дышать. Что нужно держаться прямо. Не нервничать. Не бежать. Не кричать. И уж, конечно, Боже упаси, не броситься ему в объятия!

Сколько же долгих лет прошло с тех пор, когда ее вот так же целовали? — спрашивала она себя. Когда-то она была искренне и пылко влюблена в своего Гарри, верила, что и он любит ее столь же страстно, и с нетерпением ждала его поцелуев.

По ее телу пробежал огонь — огонь, так хорошо знакомый ей в прошлом. Огонь, который, как думала Эбби, давно уже погас, и вот он опять возродился к жизни, как будто одно лишь прикосновение губ виконта заставило остывшие угли налиться жаром и разом вспыхнуть, как пучок соломы, к которому поднесли спичку.

Одним только легким прикосновением удерживая Эбби на месте, Кипп вдруг крепче прижался к ее губам. И сразу почувствовал, как губы ее покорно раскрылись ему навстречу. Это было похоже на приглашение…

Возможно, сердце Эбби за эти годы забыло о любви, зато тело ее вспомнило и отозвалось мгновенно. Она буквально таяла от наслаждения. Язык Киппа осторожно коснулся ее губ, языки их сплелись в сладостной дуэли, и это казалось ей самой естественной вещью на свете.

Время остановилось. В голове у Киппа шумело. Только спустя какое-то

время смешок, сорвавшийся с губ Брейди, вернул его к действительности. Окончательно развеселившись, Брейди захлопал в ладоши. И только тогда Кипп пришел в себя.

Все еще взволнованный, он смотрел, как Эбби — уже в качестве его жены — вежливо поблагодарила преподобного Пика, позволила Эдвардине заключить ее в объятия, невозмутимо попросила Гермиону набрать полную грудь воздуха, а потом сосчитать до двадцати, чтобы успокоиться, после чего покачала головой и с терпеливой улыбкой повернулась, чтобы принять поздравления обоих дядюшек.