К вагону подошел артельщик с медной бляхой на холщовом фартуке. На плече он тащил продолговатый сверток, завернутый в клетчатую материю. Ноша не из легких, и артельщик слегка наклонился в сторону. Он с удовольствием глазел по сторонам и в предотъездной суматохе чувствовал себя привычно, будто рыба в воде.

Полковник так устал от дел и забот, что даже вид веселого носильщика его раздражал.

За носильщиком торопился господин в английском костюме, что вошли в моду этим летом. В шляпе-канотье и с тросточкой в руке. Из кармашка пиджака выглядывал крохотный платочек в тон рубашки с крахмальным воротничком.

«Щеголь, — угрюмо оценил его полковник. — К чему по доброй воле облачаться в тугой воротничок по такой жаре? Глупец… Человек штатский, мундир носить не обязан, а он, словно солдат, во всем буржуазном великолепии. Небось и на собственном автомобиле прибыл». — Мысль о том, что на свете есть счастливые и беззаботные люди, казалась нестерпимой. И эти люди к тому же имеют машины, вещь в жизни питерцев новая и щегольская. Уму непостижимо, что творится на белом свете. Удрученный полковник отвернулся с обидой на всех и каждого.

За молодым щеголем спешила дама с девочкой. Дама обрядилась в кружевное платье (немалые деньги, подсчитывал полковник). Кружевной зонтик скрывал ее лицо, в руках ридикюль, крошечный, шитый бисером, в котором едва умещалась помада да пудра. И это подметил полковник. Девочка бежала, подпрыгивая. И тоже нарядная. В платье и с кружевной пелериной, накинутой на плечи. Кружевные панталончики виднелись из-под оборчатых юбок, на волосах, перехваченных лентой, соломенная шляпка. С вишенками и цветочками. Девочка несла букет цветов. Синих и голубых ирисов. Ирисы крупные, словно орхидеи. Даму и девочку провожал тот самый щеголь, решил полковник. В шляпе канотье. Значит, он и цветы притащил.

И опять полковник был недоволен. Букеты, проводы… Какая дальняя дорога… два десятка верст… гм. И щеголю от безделья времени не жалко, ишь как разрядился. И артельщика какой-то ерундой завалили. И неизменный букет… А до Ораниенбаума по хорошей дороге не более часу езды на извозчике! Смех один! Поди, и бонна выплывет и начнет лепетать на французском языке. И так сказать, чадо поедет по железной дороге без бонны… кошмар! Кто станет прививать хорошие манеры да терзать глупостями?! К удивлению, бонны не оказалось. Девочка шла с дамой и если и обращала внимание, то лишь своей полнотой. Впрочем, смягчился полковник, увидев, что бонна отсутствует, девочка и должна быть полной. Вырастет и станет нормальной.

Артельщик прошел в вагон, щеголь в вагон не поднялся, а прокричал места. «Пятое и шестое»… Значит, соседями будут по купе.

Молодой человек снял шляпу и долго держал руку дамы. И все просил передать привет тетушке да поздравить с именинами. И вместе с дамой ликовал, что удалось разыскать прекрасный подарок. Говорили о цене, которая перевалила за сотню, и друг друга успокаивали. Конечно, не каждый день приходится делать такие подарки.

Дама радовалась удачному дню и благодарила за помощь.

Филер остановился у вагона и начал вертеться около дамы, пытаясь взглянуть в лицо. Более того, достал из кармана сюртука фотографию и украдкой поглядывал. И торопливо нашептывал ротмистру, также остановившемуся напротив окна полковника. Ротмистр слушал невнимательно. Его сковывало присутствие начальства.

Раздались звонки, и кондуктор, важный и благообразный, как генерал в отставке, попросил пассажиров занять места.

Наконец поезд тронулся. В купе вбежала девочка. Едва поклонилась и прижалась к окну. Зашла и дама, оказавшаяся не такой молодой, как думал полковник.

Дама поправила на девочке пелерину. Она боялась сквозняка, который наверняка начнется, как только поезд разовьет ход.

Девочка принялась жевать яблоко. И каждый раз вскакивала, заглядывая в окно, когда проезжали дачные станции.

Дама достала очки в модной роговой оправе и начала читать французский роман. Была она немолодой, полноватой. С явной близорукостью, судя по тому, как подносила книгу к глазам. В разговоры не вступала и читала с удовольствием.

Полковник машинально смотрел в окно, перебирая невеселые думы. Ехал он после приема начальником департамента, который ругательски ругал его и Охранное отделение за нерадение. Полковника, словно мальчишку, вызвали на ковер и отчитали. Ругали за то, что дела с подпольными типографиями не заканчиваются. Подпольные типографии растут, как грибы в дождливую погоду. Филеров много, да толку от них мало. И во всем виноват он, полковник Отдельного корпуса жандармов.

Полковник и сам не мог понять причин, по которым крамола все более распространялась. Прокламации и листовки заполнили Петербург. Если раньше все беды сваливали на зарубежные издания, то теперь работали собственные типографии. Прекрасно оборудованные и тщательно законспирированные, к которым закрыты пути и подступы. И еще — сегодня его вызвали с докладом к министру, который в летний сезон жил в Ораниенбауме. И знал: кроме неприятностей, ничего не услышит. Он и сам навалился на сотрудников, среди которых был и ротмистр, коломенская верста. Ротмистр отправился на вокзал, чтобы проследить за отходом поезда, на котором, возможно, поедут злоумышленники.

Он видел и беспокойство ротмистра и филера и рассердился. Дураки, куда пожаловали за злоумышленниками? На поезд в Ораниенбаум, где отдыхали члены царской фамилии и двора? А преступники, видите ли, здесь установили типографию?! Нет, дураков и сеять не надо, как говорили в народе, сами растут!

— Мама, хочу пирожок от Норда! — Девочка потянулась к сверточку, который дама выложила на столик.

— Ты же недавно обедала… Да и тетя Оля поджидает со всякими сладостями, — попыталась урезонить ее дама, мягко упрекая. — К чему эти сладости?! От них, кроме вреда для здоровья, ничего не будет.

Девочка обиженно оттопырила нижнюю губку. Правоту слов понимала, но в купе сидел жандарм, и Леля хотела облегчить положение мамы. К тому же она такая толстая. И толстая по необходимости. Лишь хороший аппетит может спасти положение. «Жир требует жир», — говорила Марфуша. Иными словами, чем полнее человек, тем больше он ест. И Леля жевала без удовольствия, просто чтобы оправдать полноту.

Мария Петровна сняла очки и отложила книгу.

— Конечно, дорога без еды для русского человека немыслима, даже если человеку восемь лет, — не без приятности вступил в разговор полковник.

Равномерный стук колес да и сама поездка успокоили его, привели в порядок мысли. К тому же не часто он проводил время с такими милыми спутниками. Мама занята французским романом, девочка похожа на модную куклу из Гостиного двора. И ведут себя достойно, нет, что ни говори, а воспитание — большое дело. Полковник очень любил благополучных людей, они являлись олицетворением того миропорядка, который он защищал.

Дверь бесшумно распахнулась, и в купе вырос все тот же длинный ротмистр с худой шеей. За ним неряшливый филер, который сверлил глазами даму.

— В чем дело?! — спросил полковник, удивленный назойливостью подчиненного. — Мы встречаемся в поезде третий раз.

— Прошу прощения… Следовало бы проверить документы, — проговорил упавшим голосом ротмистр.

Филер униженно кивал головой, стараясь поддержать ротмистра. Голова грозила оторваться от усердия, как казалось Леле. Дама от удивления раскрыла глаза и засмеялась. И Леля тоже засмеялась, не понимая, почему маме стало так весело. Но если она смеется при жандарме — значит, надо. И она хохотала, болтая ногами от удовольствия, что можно так громко смеяться.

— Проверить документы?! — заревел полковник, взбешенный глупостью ротмистра. — У меня?!

— Действительно, нонсенс, — осторожно заметила дама и отвернулась к окну. — Усердие и еще раз усердие…

Полковник вспыхнул и зло посмотрел на ротмистра.

— Нужно проверить — так проверяйте по вагону!

Ротмистр прикрыл купе, выталкивая шпика с круглой физиономией.

Полковник сердито проводил их глазами.