— Тогда кто?

— Женщина в клетчатом пальто. Та же самая женщина, показавшая вам ночью в вашем сне золотую коронку во рту «Старейшего убитого человека».

Мур встал и отступил на шаг, поднявшись на одну ступеньку.

— Кто вы такой, что сумели заглянуть в мой сон?

— Да нет, ничего подобного не было, — сказал Анвин. — Просто у меня тут имеется хорошая команда. Вспомнили?

Мур поднялся еще выше, обозрел улицу, услышал звук приближающегося парового грузовика — тот становился все громче.

— Вы один из них, — сказал он. — Ничего я не помню. Ничего! Можете включить это в свой рапорт, если хотите.

Он швырнул зонтик на землю и поспешно зашагал по ступенькам вверх. Анвин смотрел ему вслед, надеясь, что он остановится, но бывший клерк проскочил между массивными колоннами и кинулся через вертящуюся дверь внутрь музея.

Можно было, конечно, последовать за ним, но что это даст? Мур пойдет сейчас в одиночестве через залы музея, следуя своему обычному маршруту. Посетителей здесь сегодня не будет, не будет и заплаканных детей, потерявших родителей. Через некоторое время он, вероятно, окажется в зале, где хранится мумия «Старейшего убитого человека». И там он увидит поблескивающую золотую коронку в задней части рта трупа. И тогда позвонит в Агентство, чтобы сообщить детективу Сайварту, что его провели и одурачили, что ему лучше немедленно явиться сюда лично и исправить допущенную ошибку.

Брошенный зонтик уже наполнился дождевой водой. Анвин оставил его валяться, сел в седло и нажал на педали.

При свете дня Анвин разглядел, что стены имения Бейкера в ужасном состоянии: из них давно повыпало множество камней, и теперь они лежали кучами вдоль дорожки. Железные ворота, прошлой ночью представлявшиеся ему как открытые для пропуска спящих гостей Хоффмана, как оказалось, были распахнуты давным-давно, и теперь просто напрочь приржавели к своим петлям. Он поехал по длинной подъездной дорожке, сильно нажимая на педали, несмотря на гудящие ноги. Шины велосипеда отбрасывали назад упавшие листья платанов.

На вершине холма возвышался особняк, частично развалившийся. А ведь прошлой ночью он являл собой величественное зрелище, освещенный изнутри и сияющий как волшебный фонарь. А сейчас Анвин видел перед собой его старое, болезненное лицо, его развалившиеся портики и провисшие балконы, разбитые оконные стекла и обвалившиеся свесы крыш. Он слез с велосипеда и повел его вверх по дорожке, где и оставил, прислонив к колонне портика.

Передняя дверь оказалась незапертой. Он прошел в холл. С одежды на паркетный пол стекала вода. В той комнате, где прошлой ночью пела мисс Гринвуд, на столах валялись высокие стаканы с засохшими потеками молока, пепельницы были переполнены сигаретными окурками и загашенными сигарами. Пол покрывали грязные следы — по большей части отпечатки босых ног.

Он направился к лестнице, и поскрипывание ее ступенек под ногами было единственным звуком в доме, если не считать стука дождя по крыше. Он прошел по коридору до комнаты Хоффмана и открыл дверь.

Камин уже остыл. Порывы ветра, проникавшие в трубу, играли с пеплом, выкладывая из него на полу небольшие спиральные узоры. Хоффман по-прежнему сидел в своем кресле и спал. Кто-то укрыл его одеялом, но оно сползло с него и лежало, смятое и скомканное, у его щиколоток. Он что-то бормотал во сне и вздрагивал; руки, лежавшие на коленях, тряслись. Сейчас он выглядел не более чем безвредным стариком в синей пижаме.

Пенелопа оставила попытки спасти Сайварта, но Анвин такого себе позволить не мог. «Вы — мой самый большой шанс, — сказал ему детектив во сне. — Попытайтесь, ладно?» Вот он и попытается. Возможно, Пенелопа просто недооценила упрямство Сайварта.

Анвин достал из портфеля будильник, завел и перевел стрелки, чтобы они соответствовали времени, что показывали его наручные часы. Было ровно шесть. Он установил время звонка на как можно более поздний срок и осторожно поставил будильник на стол рядом с почти пустой бутылкой бренди.

Одиннадцать часов и пятьдесят пять минут — столько у него теперь оставалось времени, чтобы все привести в порядок. Теперь дело было за четким распределением этого времени. Если его план сработает, все произойдет точно так, как в той истории о вязальных спицах, что рассказала ему мисс Гринвуд, когда король проглядел всего одну, но этого оказалось вполне достаточно. Только в его версии этой сказки некто должен был не уснуть, а, наоборот, проснуться. И не один, а несколько человек.

По полу скользнула чья-то тень, и Анвин обернулся. У окна стояла Клео Гринвуд, и с ее красного плаща на ковер капала вода. Она следила за ним из угла; видимо, она проникла сюда через один из старых тайных проходов полковника Бейкера. Несмотря на ее измотанное состояние, пистолет в ее руке был совершенно неподвижен. Это был еще один экспонат из антиквариата, собранного Бейкером, — она сняла его со стены.

— Вы встали мне поперек дороги, — сказала она.

Анвин стоял совершенно прямо и держался так, чтобы между ними оставался спящий фокусник.

— С Хоффманом уже все ясно, мисс Гринвуд. Да и в любом случае он всего лишь часть проблемы. Если вы дадите мне шанс, я смогу взять главного контролера и представить вам.

Он опять давал очень смелые обещания. Сам-то он прекрасно понимал, что очень скоро может обнаружить пальцы контролера, сжимающиеся на его собственном горле — в следующий раз, когда он заснет. Если, конечно, ему еще удастся заснуть. Но он продолжал убеждать ее.

— Я о том взгляде, все время сверлящем вам затылок, — сказал он. — Вам пришлось немало потрудиться, чтобы скрыть от них свою тайну. Теперь я понимаю, почему вы не желаете, чтобы он узнал о вашей дочери. Он стал бы ее пытать и истязать, как истязал вас. И если ему удастся перетащить ее на свою сторону, ничто уже не останется скрытым от неусыпно бдительного ока Агентства. Артур полагает, что он очень скоро вас сломает.

— Очень похоже на то, — признала она.

— Тогда позвольте мне вам помочь.

— И что вы с этого будете иметь?

— Сайварта. И возможно, свою прежнюю работу.

Она с минуту стояла неподвижно, потом прикрыла лицо свободной рукой.

— Вы клерк! — сказала она, и ее плечи задрожали. — О Господи, вы же были его клерком!

— Но не самым умным, — сказал Анвин. — В оформленных мной файлах полно ошибок. И сейчас я просто пытаюсь их исправить.

Хоффман снова забормотал во сне. На столе рядом с ним тихонько тикал будильник Анвина.

— Все эти годы вы играли роль помощницы этого иллюзиониста и мошенника, — сказал Анвин. — Я знаю, как вы обдурили полковника Бейкера и отняли у него его сокровища. И это вы были в ту ночь на борту «Уандерли» — желали удостовериться, что Сайварт потащил обратно в музей совсем не тот труп. — Он кивнул в сторону выставочной витрины, установленной у дальней стены комнаты. — Вот он, настоящий «Старейший убитый человек». А в музее находится труп Калигари, не правда ли?

Она не стала это отрицать, и Анвин понял, что угадал правильно. Хоффману нужно было завладеть луна-парком старика, чтобы подмять под себя весь подпольный мир города. А после того как он заключил сделку с Агентством, луна-парк стал ему нужен еще больше: где еще он мог найти столь надежный контингент исполнителей, чтобы те выступали в качестве его агентов, шпионов и налетчиков, которых впоследствии переиграл Трэвис Т. Сайварт? Убрать Калигари с дороги и спрятать его тело на виду у всех — видимо, это был первый хитроумный план, втайне обсужденный иллюзионистом и контролером.

— Я ушла от них, как только представилась такая возможность, — объяснила наконец мисс Гринвуд.

— Но теперь вы снова к ним вернулись. Вы были нужны Хоффману, чтобы всех погрузить в сон. Точно так, как было проделано двенадцатого ноября. В тот день по радио тоже передавали вашу песню. Мы все ее услышали и заснули. Но погрузить людей в сон — это еще не все. Он мог проникать и внедряться в их сны, но и это также было еще не все. Ему необходимо было во все спящие сознания вложить четкое указание, во все наши сознания: вычеркнуть из календаря один конкретный день. Вот тут в игру и вступила ваша дочь.