Он осознавал, что это был сон; но ему казалось (так тоже часто бывает), что нечто похожее, но не настолько впечатляющее, он уже видел раньше. Он полежал немного с открытыми глазами, пытаясь запомнить детали последнего сна; в частности, ему хотелось понять, что за фигуры он увидел, точнее, смутно разглядел, на резной капители. Там изображалось нечто несусветное, это точно, но больше он ничего не мог вспомнить.

То ли на него подействовал сон, то ли дал о себе знать первый день каникул — во всяком случае, проснулся он не рано; да и в исследования окрестностей тут же погружаться не стал. Все утро, то ли от лености, то ли от желания узнать что-то новое, Фаншоу изучал тома с документами Графского археологического общества, которые свидетельствовали о вкладе мистера Бакстера в обнаружение кремниевых орудий труда, римских поселений, развалин монастырских построек — словом, всего того, чем ведает археология. Бумаги были составлены в запутанном, высокопарном, полуграмотном стиле. Если бы этот человек вовремя пошел учиться, — подумал Фаншоу, он стал бы весьма известным антикваром; или мог бы им стать (чуть поразмыслив, Фаншоу сделал эту поправку), но явная любовь к противоречию и противопоставлению себя окружающим, а также — ну да! — снисходительный тон, как у носителя некоего высшего знания, портили всю картину. Он мог бы стать уважаемым мастером. Его проект перестройки и возведения монастырской церкви был очень хорош. Изящная остроконечная центральная башня была ярким тому подтверждением; она напомнила Фаншоу ту башню, которую он видел с холма и которую сквайр назвал Олдборнской. Но это был не Олдборн, это был Фулнейкерский монастырь. «Что ж, — сказал он себе, — наверное, Олдборнскую церковь строили фулнейкерские монахи, и Бакстер скопировал башню. Нет ли об этом упоминаний? А, ясно, проект обнаружили после его смерти нашли среди других бумаг».

После обеда сквайр поинтересовался у Фаншоу, чем он собирается заниматься.

— Пожалуй, прокачусь на велосипеде, — ответил гость, — доеду до Олдборна и вернусь через Висельный холм. Круг займет приблизительно пятнадцать миль, верно?

— Приблизительно, — сказал сквайр. — Поезжайте через Лэмбсфилд и Вонстоун, туда тоже стоит заглянуть. В Лэмбсфилде есть небольшой витраж, а в Вонстоуне интересный камень.

— Отлично, сказал Фаншоу. — По дороге выпью чаю; можно мне взять бинокль? Я привяжу его к велосипедной раме.

— Конечно, как вам угодно, — ответил сквайр. — Надо бы мне завести бинокль получше. Если сегодня отправлюсь в город, то попробую привезти новый.

— К чему такие беспокойства, если вы сами им не пользуетесь? — запротестовал Фаншоу.

— Даже не знаю; в доме должен быть хоть один приличный бинокль; и потом, наш Паттен считает, что этот экземпляр нельзя использовать.

— Он что, в этом разбирается?

Тут замешана какая то история; точно не знаю, в чем дело, но это касается Бакстера. Я обещал старику, что выслушаю его. Он крайне озабочен со вчерашнего вечера.

— Почему? Ему тоже приснился страшный сон?

— С ним что-то не так: сегодня утром он выглядел совсем дряхлым и сказал, что всю ночь не сомкнул глаз.

— Что ж, заставьте его приберечь свою историю до моего возвращения.

— Хорошо, постараюсь, если смогу. Только смотрите, не опаздывайте. А то вдруг через восемь миль у вас проколется колесо и придется возвращаться пешком — что тогда? Не люблю я эти велосипеды; скажу, чтобы к ужину приготовили что-нибудь холодное.

— Когда бы я ни вернулся, возражать не буду. А на случай прокола у меня есть все необходимое. Так что я поехал.

«Хорошо, что сквайр распорядился о холодном ужине», — не раз успел подумать Фаншоу, пока к девяти вечера не прикатил свой велосипед обратно. Это же несколько раз подумал и произнес вслух сквайр, встречая его в холле; он был скорее доволен, что оправдалось его недоверие к велосипедам, чем сочувствовал своему разгоряченному, уставшему, испытывающему жажду и вконец обессилевшему другу. Самыми любезными его словами были: «Подать вам чего-нибудь легкого к ужину? Стакан сидра подойдет? Прекрасно. Вы слышали, Паттен? Стакан сидра и побольше льда. — Затем он повернулся к Фаншоу. — Только не просидите в ванной всю ночь».

В половине десятого они сели ужинать, и Фаншоу рассказал о своих успехах, если это можно назвать успехами.

— До Лэмбсфилда я добрался легко, посмотрел витраж. Очень любопытно, только там было много надписей, которые я не смог прочесть.

— Даже с биноклем? — спросил сквайр.

— Вашим биноклем невозможно пользоваться в церкви — впрочем, полагаю, как и в любом другом помещении. Но я заходил с ним только в церкви.

— Хм! Что ж, продолжайте, — сказал сквайр.

Я сфотографировал витраж, и осмелюсь предположить, что увеличение поможет мне увидеть то, что я хочу. Далее — Вонстоун; камень показался мне весьма необычным, только не знаю, к какой категории древностей его отнести. Кто-нибудь пытался выяснить, что находится под насыпью, на которой он стоит?

— Бакстер хотел это сделать, но фермер ему не разрешил.

— Вот как? Полагаю, нам все же стоит попытать счастья. Так или иначе, следующими пунктами были Фулнейкер и Олдборн. Знаете, с этой башней, которую я видел с холма, странная история. Олдборнская церковь совершенно не такая, да и Фулнейкер оказался не выше тридцати футов, хотя ясно видно, что там должна быть центральная башня. Я вам не говорил? На проекте Фулнейкера, который сделал Бакстер, точно такая же башня, которую я видел.

— Позволю себе заметить, что вам показалось, — заявил сквайр.

 — Нет, это не желание увидеть то, что хочется. Ри

сунок

напомнил

мне о том, что я видел, и я был уверен, что это Олдборн, еще до того, как прочел надпись.

— Вообще-то Бакстер неплохо разбирался в архитектуре. Возможно, то, что сохранилось от башни, помогло ему без труда воссоздать правильный вид.

— Конечно, все может быть, но я сомневаюсь, что даже профессионал оказался бы способен сделать это настолько точно. В Фулнейкере ничего не осталось, кроме оснований колонн, на которые она опиралась. Впрочем, это не самое удивительное.

— А как Висельный холм? — спросил сквайр. — Эй, Паттен, послушайте. Я ведь рассказывал вам о том, что видел с холма мистер Фаншоу.

— Да, мистер Генри, рассказывали; и учитывая некоторые обстоятельства, не буду

утверждать,

что меня это удивило.

— Ладно, ладно. Потерпите немного. Сначала послушаем, что еще увидел сегодня мистер Фаншоу. Давайте, Фаншоу. Полагаю, вы возвращались через Экфорд и Торфилд?

— Да, и заглянул в обе церкви. Затем свернул на дорогу, которая ведет наверх, к Висельному холму; я понял, что если проеду на велосипеде через луг на его вершине, то смогу выйти на дорогу, ведущую к дому, с другой стороны. Когда я поднялся, было где-то половина седьмого; справа я увидел ворота — там, где они должны были быть; за ними начиналась полоса леса.

— Слышите, Паттен? Полоса, говорит.

— Я думал, что там действительно полоса. По оказалось, что это не так. Вы были совершенно правы, а я безнадежно ошибался.

Не могу

этого понять. Вся вершина там покрыта чащей. В общем, я пошел по лесу, волоча за собой велосипед, и ждал, что вот-вот будет просвет, но тут-то и начались мои злоключения. Наверное, виной всему шипы кустарников; сперва я обнаружил, что проколото переднее колесо, затем — заднее. Все, что я мог сделать, это остановиться, попытаться найти места проколов и отметить их; но даже это мне не удалось. Я с трудом продирался вперед, и чем дальше углублялся, тем меньше мне нравилось это место.

— Поживиться там явно нечем, да, Паттен? — усмехнулся сквайр.

— Да уж, мистер Генри, немногих туда тянет…

— Знаю, ладно, не будем об этом. Продолжайте, Фаншоу.

— Я понимаю, что охотников наведываться туда маловато. Я разом ощутил все, что только может померещиться: то за спиной раздавался хруст веток под чьими-то шагами, то впереди, за деревьями, едва слышно переминались с нога на ногу люди, да-да, и даже невидимая рука легла мне на плечо. Я резко оглянулся, посмотрел по сторонам, но не нашел ни одной ветки, которая могла меня задеть. Потом, уже посреди этой территории, я явственно испытал на себе чей-то взгляд — причем рассматривали меня отнюдь не с добрыми намерениями. Я снова остановился — во всяком случае, замедлил шаг, — чтобы взглянуть наверх. Только я это сделал, как тут же споткнулся и сильно ободрал голень — обо что бы вы думали? О большую каменную глыбу с большой квадратной дырой посредине. В нескольких шагах было еще две таких же глыбы. Вместе они образовывали треугольник. Можете догадаться, для чего они были предназначены?