Бережно держа в руках халат и камень, я углубился в лес. Был он, как и подобает в нашем отечестве, заброшен и завален валежником и павшими стволами.

Идеальное место для игры в прятки…

Первым делом я избавился от мешавшего мне халата — сунул парчовый ком в кусты дикой малины возле приметного дуба, случайно затесавшегося в чернолесье, — после чего, стараясь не шуметь, побежал дальше вглубь. Метров через семьдесят начинался овраг с болотистым дном. Увязнуть в нем было как нечего делать, я было побежал вдоль края, но в этот момент меня озарила прикольная мысль.

«Ну, я вам покажу, кто такой Рембо!» — подумал я, спускаясь по влажному склону к черной грязи, подернутой изумрудной ряской.

В том, что мои противники никогда не смотрели кинобоевиков, можно было не сомневаться, — тем эффектнее должен был показаться им мой дебют.

Первым делом я снял футболку, завязал снизу узлом и засунул в нее камень. У меня получилось некое примитивное подобие кистеня.

После этого оставалось превратить себя в Рембо, на это ушло всего несколько секунд. Грязь в болотце оказалась черной, как деготь.

Таким же сделался и мой обнаженный торс, после кого, как перекрестил его ладонями. С лицом я поступил гуманнее, всего-навсего разукрасив его пальцами.

Вытерев о траву руки, я выбрался из овражка. Пока моих преследователей слышно не было. Это встревожило: если они соберутся в кучу, то поделать с ними я ничего не смогу.

Правда, и им будет почти невозможно меня обнаружить… Но даже вариант, что разыскивать меня станут парами, казался чреват сложностями. Мужики были здоровыми и, скорее всего, хорошо владели своим оружием.

Впрочем, трусить раньше времени и пугать себя разными «если бы, да кабы», я не собирался. Проблемы лучше всего решать по мере их возникновения, старась по возможности оказаться на шажок впереди…

В густом захламленном лесу прятаться было не сложно, тем более что я поменял масть, из яркого сделался грязным.

Единственное, что необходимо делать — идти осторожно, стараясь не хрустеть сухими ветками.

Направление я выбрал не в глубь леса и тем более не в сторону города, куда непременно двинутся разбойники, а наперерез, под углом их предполагаемого азимута. Крался я от дерева к дереву, легко ступая по земле. С ногой пока было терпимо.

Колено почти не болело, только мозжила содранная кожа, а вот со щиколоткой дело обстояло хуже.

Я невольно оберегал ее, стараясь не нагружать своим весом.

После очередной перебежки, когда я стоял за толстой березой, слева от меня послышался треск валежника.

Я мгновенно укрылся за стволом. Шел, судя по треску сушняка, один человек, притом в мою сторону. Мне осталось расслабиться и ждать его появления. Чтобы не маячило лицо, я опустился на корточки и выглядывал из-за покрытого мхом комля.

Шаги приближались. Преследователь двигался совершенно открыто, не таясь, и вскоре я увидел своего «городошника».

Малый еще не совсем отдышался после бега. Рубаха у него оказалась расстегнута и распахивалась на груди после каждого вздоха.

Лицо было красным и потным. Шапку во время преследования он потерял и теперь был простоволос. В правой руке он держал свою замечательную дубину, а тыльной стороной левой, в которой был зажат длинный кинжал, отирал пот, заливающий глаза.

Я медленно поднялся, по-прежнему укрываясь за деревом. Потом отвел немного назад руку, в которой держал футболку с камнем и стал терпеливо ждать, когда он подойдет вплотную. Товарищей его слышно не было, что меня вдохновило на немедленный ратный подвиг.

Бедняга! Когда я выскочил из-за ствола, у него не достало сил даже попытаться защититься. На его невыразительном лице отразился не простой, а по-настоящему мистический ужас.

Светлые глаза стали круглыми и безумными, как у Ивана Грозного на картине Ильи Репина.

Не ведаю, не случилась ли у него в тот момент медвежья болезнь. Проверять у меня не было ни времени, ни охоты…

Все последующее произошло слишком быстро и на уровне рефлексов. Я взмахнул рукой и опустил свой кистень на русый вихор, топорщившийся посреди темени.

Если бы не форс-мажорные обстоятельства и не принцип войны — «или ты, или тебя», — я никогда бы не ударил так сильно. То, что случилось с головой юного разбойника, было отвратительно. Подробности я опущу, но если найдутся любители сильных ощущений, жадные до кровавых подробностей, пусть купят арбуз, поставят его на колоду, и ударят по нему с размаха камнем, завернутым в мешок. Думаю, что эффект будет примерно тот же, включая брызги, которые, кстати, добавили новые штрихи моей боевой раскраске.

Парень, не издав ни одного звука, рухнул на землю а я, еще сгоряча, рывком, преодолевая тошноту и отвращение, завладел его оружием.

После чего, не оглядываясь и стараясь не воссоздавать в воображении увиденное, пошел прочь от места происшествия. На мое счастье, поблизости не оказалось ни души, ибо в течение нескольких минут я чувствовал себя оглушенным и совершенно не способным на новые подвиги.

Было похоже, что настоящего Рембо из меня не получается. Впрочем, скоро я отдышался и взглянул на дело с другой стороны: противников у меня хоть и незначительно, но все же убавилось.

Теперь даже с больной ногой бегать я буду немногим медленнее, чем оставшаяся троица. Прислонясь к очередному дереву, я взглянул на часы. Было всего-навсего четверть пятого. На все про все ушло лишь двадцать минут. Я не поверил и послушал, идут ли часы. Они шли, что подтвердило и солнце, видимое сквозь редколесье.

Мне же казалось, что разбойники гоняют меня никак не меньше часа.

Что лучше, самому искать встречи с остальным участниками конфликта, или ждать их появления, я так и не придумал, и чтобы зря не бередить ногу, пока остался на месте, присел на недавно упавший ствол осины и прислонился спиной к высокому пню. Теперь нужда в кистене отпала, и я освободил свою футболку от камня, однако надевать ее не стал, свернул и засунул в карман. Мне понравилось впечатление, которое моя раскраска произвела на покойного…

Я осмотрел доставшееся мне трофейное оружие. Про палицу я уже упоминал, весила она порядка двух килограммов и напоминала бейсбольную биту. Шипы оказались длинными коваными гвоздями, пробитыми насквозь через толстую часть, так что их концы торчали сантиметров на пять-шесть.

Интересным оказался нож, который новопреставившийся отрок держал в левой руке. Выглядел он старинным и был непривычной формы. Явно не «новодел», стилизованный под древность, а действительно старый кинжал, выкованный из стали не очень высокого качества, со сточенным лезвием. Было оно узким, как у испанского стилета, с классически толстой тыльной стороной, похожим на рапиру.

Откуда у вооруженного примитивной палицей, вернее будет сказать «ослопом», разбойника оказался довольно дорогой нож, оставалось только гадать. Мои теоретические изыскания внезапно были прерваны, причем самым опасным образом. Очередные противники незамеченными подобрались ко мне почти вплотную.

Спасло меня, вероятно, только то, что я был в «боевой раскраске». Оставшиеся блондины высматривали человека в одежде, а не вымазанное грязью чучело. В отличие от своего погибшего товарища, двигались они осторожно и неслышно.

Наши пути не пересеклись от силы на десяток метров. Когда я краем глаза заметил их в движении, что-либо предпринимать было поздно. Стоило мне пошевелиться, и настороженные охотники непременно бы меня засекли. Я это понял на подсознательном уровне и застыл на месте, пытаясь слиться с высоким темным пнем, у которого сидел, привалившись спиной.

Блондины шли, низко пригибаясь к земле, перемещались рывками от дерева к дереву, в точности так, как совсем недавно делал я сам.

Разница была в том, что тогда я был один и безоружен, а их двое, и они исполняют роль не добычи, а охотников. Это мне очень не понравилось. Они еще тогда, когда мы впервые столкнулись, показались мне настоящими бандитами-профессионалами. Равнодушие, с которым они говорили обо мне, как об уже неодушевленном предмете, выдавало привычку к убийству и палаческое равнодушие к жертве.