Когда Але стало немного лучше, я, чтобы занять себя, начал перебирать вещи с тайной надеждой встретить что-нибудь полезное в данной ситуации. Этого быть не могло, потому что не могло быть никогда. Кажется, есть такой идиоматический оборот. На дне рюкзака спокойно лежал мой заветный пакет с лекарствами.

Это так удивило меня, что я в первый момент даже не обрадовался. Я по памяти восстановил ситуацию, при которой я собирал вещи. Я вспомнил место на исполинском столе Марфы Оковны, куда выложил лекарства. Я не клал их в рюкзак…

Подержав в руке вновь обретенную надежду, я вытряхнул содержимое полиэтиленового пакета на стол и тут же выловил из кучки медикаментов антибиотик.

Это оказался не бог весть какой сильный препарат, но, по моему разумению, его должно было хватить.

Я растолок антибиотик в порошок и бросил таблетку аспирина в воду. Она начала растворяться, шипя и пуская пузыри.

— Али сам, батюшка, лекарь? — раздался за моей спиной скрипучий голос.

Я обернулся. В дверях комнаты, не отрывал взгляда от шипящего в стакане препарата, стояла чистенькая старушка, одетая в крестьянское платье. На вид ей было хорошо за семьдесят. В одной руке у нее была палка, в другой холщовый узелок.

— Лекарь, бабушка, — ответил я.

Теперь, когда у меня нашлись лекарства, нужда в народном шарлатанстве отпала.

— Девку, значит, лечишь? — задала она пустой вопрос, подходя к кровати и продолжая коситься на шипучий аспирин.

— Лечу, — не очень любезно ответил я.

— Ишь, как ее лихоманка скрутила. Отойдет скоро.

— Не отойдет. Через неделю будет здоровее прежнего.

Я приподнял Алину головку, насыпал ей на язык антибиотик и дал запить раствором аспирина. Она подчинилась и с трудом проглотила жидкость. Старуха внимательно наблюдала за моими действиями. Видимо, такой способ лечения ее не удовлетворил. Она притронулась к Алиному лбу.

— Поверь мне, батюшка, отойдет. Кабы не жар, то оклемалась бы, а как такой жар, лихорадка ее сгубит.

Аля никак не реагировала на наш разговор. У нее начался бред. Она вскрикивала и в чем-то оправдывалась. Я не прислушивался, меня в этот момент занимала старуха. Тихон был прав, было у нее что-то с «нечистым». Из-под старых морщинистых век на мир смотрели живые проницательные глаза В ее взгляде светился какой-то не женский, жестокий ум. Такой взгляд больше подошел бы суровому полководцу, а не деревенской знахарке. Думаю, немного нашлось бы людей, способных пойти против ее воли.

— Отходит, — с удовлетворением сообщила старуха, глядя на запекшиеся Алины губы. — Ты бы приказал попа позвать.

— Не нужно попа. Через полчаса температура пройдет, и все будет нормально.

Слово «температура» старуха не знала, но смысл поняла правильно и не стала уточнять.

— Ты, смотрю, батюшка, из далекого далека пришел, — не спросила, а констатировала она.

— Отсюда не видно, — ответил я.

— И млада вдовица тебе люба.

— С чего ты решила, что она вдовица?

— Сорока на хвосте принесла. Другой день, как помер ее солдат. Да и ей, видать, судьба.

Меня ее карканье начинало злить.

— Ты, бабушка, никак, ворожея? — поинтересовался я, не скрывая раздражения.

— Ясновидящие мы, — охотно откликнулась старуха. — Куда ни посмотрю, все ясно вижу. А вот на тебя смотрю — и ничего не вижу. Помрет девка-то.

Я проигнорировал ее намек.

— А если не помрет, чем тогда ответишь?

— Дар ей дам, — подумав, ответила старуха. — Знатный дар. Пользы от него много будет, но будет и вред.

— Вот вреда не нужно, — попросил я.

— Вред от моего дара может быть только через тебя.

Я хотел выяснить подробности предполагаемого подарка, но в этот момент Аля начала метаться на подушке, и я наклонился к ней. Лекарства начали действовать.

Лоб ее покрыла испарина, а дыхание выровнялось.

— Жар-то уходит, — ехидно сказал я знахарке.

— Не может того быть! — испуганно воскликнула она и наклонилась над больной.

— Душно мне, — внятно проговорила Аля, сбрасывая с себя одеяло, и тут же потянула его обратно, чтобы прикрыть обнаженную грудь.

Этот жест стыдливости убедил старуху больше, чем испарина на лбу девушки. Мертвые, как известно, срама не имут.

— Пойду я, барин, — сказала она тусклым голосом, потом вдруг спросила: — Тебя случаем, не Алексеем кличут?

— Алексеем, — подтвердил я, — а ты откуда мое имя знаешь?

— А меня Ульяной.

— Я знаю, мне говорили.

— Может, и меня признаешь?

— Мы что, знакомы? — удивился я.

Старуха не ответила, посмотрела мне прямо в глаза с каким-то настойчивым вопросом и начала отступать из комнаты, не отрывая от меня взора.

— А дар? — остановил я ее в дверях.

— Будет ей дар, — сказала она уже из коридора, — коли жива останется, что обещала, сделаю… А лекаря Алевтинке лучше тебя не сыскать.

Знахарка меня сильно озадачила, и не будь я занят более важным делом, непременно попытался разговорить ее и разобраться в тайнах и странностях.

— Пить хочу, — слабым голосом попросила Аля.

Я наклонился над ней с питьем и тут же забыл про старуху — Аля попила и задремала. В комнату заглянул Тихон.

— Барин, — сказал он, — тебя Архипка-парнишка кличет, говорит, что он уже съел.

Я не сразу понял, в чем дело. Потом вспомнил тинейджера, который привел меня в барский дом, и мое дурацкое задание. Можно ли сжевать резинку, я не знал, но, поверив Архипке на слово, достал из пачки две пластинки, одну отослал подростку, другую подарил за труды Тихону.

…Надеюсь, что если археологи грядущих веков найдут когда-нибудь, в культурном слое XVIII века обертки от жвачки, они смогут найти этому логическое объяснение…

Мне оставалось только ждать.

Я подошел к окну и посмотрел во двор.

Ничего интересного там не было.

В дальнем его конце, чтобы не мешать взрослым, играла стайка дворовых ребятишек. Несколько добродушного вида дворняг бежали по своим неотложным собачьим делам. Никаких событий и развлечений. Даже козел не дрался с дворовою собакой, как в поэме А. С. Пушкина «Граф Нулин».

Действительно, в деревне скучно, подумалось мне. Нужно или работать, или пить, а то просто одуреешь. Ни книг, ни телевизора. Выйти на прогулку я не мог из опасения столкнуться с толстым помещиком Петуховым. Есть и пить не хотелось. Смотреть в окно тем более. Я прилег на лавку и неожиданно для себя уснул.

Меня разбудил шорох. Я вскочил, как будто меня уличили в чем-то нехорошем.

В комнате все было по-прежнему. Я подошел к кровати. Аля не спала. Выглядела она много лучше, чем прежде, и даже чуть разрумянилась. «До чего же хороша, — подумал я, — ей бы чуть косметики, была бы настоящей красавицей»

— Что такое «кометики»? — вдруг спросила девушка.

— Что?! Ты что сказала?

— Я говорю, что за кометика такая, ну, чтобы красавицей быть.

Она отвела от меня взгляд и поправила лежащую поверх одеяла косу. Я, не находясь, что ответить, растеряно смотрел на нее.

«Что это еще за хреновина такая, неужели она понимает мысли?» — подумал я.

— Если это плохо, то я не буду, — скромно сказала, отводя взгляд, девушка.

— Погоди, детка, ты, что понимаешь, о чем я думаю?

— Не знаю, о чем ты. Ты же сам, барин, говоришь.

— Я не говорю, а размышляю, — произнес я про себя, — и прекрати называть меня барином, у меня имя есть. Меня зовут Алексей, для тебя я Алеша.

— Хорошо… Алеша, — после секундной запинки, ответила девушка.

— И еще я люблю тебя…

Этой мысли Аля не поняла, правда, по губам ее скользнула едва уловимая улыбка.

— Ты раньше так слышать умела? — спросил я.

Аля отрицательно покачала головой.

«Старухин дар, — догадался я, — похоже, теперь буду под глобальным контролем…»

— Расскажи мне про знахарку, что давеча приходила, — попросил я.

— Так про нее никто ничего не знает. Живет одна, у околицы. Говорят, с нечистым дружбу водит. Скот находит, когда потеряется, болезни лечит. Зовут ее бабка Ульяна. Так что такое кометика?