Лучшее лекарство от бед, вообще поддающихся излечению, придумала Агата Кристи: доверенное лицо, которое всегда с тобой, которое никогда не откажется поговорить, выслушать, утишить нравственные муки, дать совет в трудный момент. Оно может даже, как ни странно, увидеть проблему более объективно, как бы со стороны, потому что последовательное связное изложение произошедшего неизбежно упорядочивает умственный и душевный хаос — и одним этим чаще всего помогает его преодолеть. И не стоит вслед за издателями сердиться на Мэри Уэстмакотт за то, что она своими романами отнимала время, которое Королева детектива могла бы потратить на создание нового шедевра. Без своей задушевной подруги Агата Кристи вполне могла умереть еще в 1929 году — и не создать ни одного шедевра.
Глава шестая
БЕРЕГ УДАЧИ
1
Положение разведенной и достаточно молодой женщины, даже если муж взял на себя всю вину за разрыв, было неприятно. Из глубокого уважения к религии она сама отказала себе в праве на причастие; она лишилась возможности пойти в театр или на вечерний концерт, пообедать в ресторане, что невозможно без спутников; ей не хотелось присутствовать на вечеринке с танцами одинокой посреди супружеских пар. И увы, не все друзья готовы были сохранять с нею прежние отношения: «Начиная новую жизнь, мне пришлось критически пересмотреть круг своих друзей. Испытание, через которое пришлось пройти, стало своего рода пробным камнем в отношениях с ними. Мы с Карло учредили между собой два ордена: орден Крыс и орден Верных Собак. О ком-нибудь мы могли сказать: „О, да, этот достоин ордена Верных Собак первой степени“. Или: „Этот заслуживает ордена Крыс третьей степени“. Крыс оказалось не так много, но среди них были совершенно неожиданные: иные люди, которые считались моими настоящими друзьями, как выяснилось, не желали теперь иметь ничего общего с человеком, привлекшим к себе внимание в связи с сомнительными, как им казалось, обстоятельствами».
Этих слов достаточно, чтобы понять, насколько же тяжелее было положение в обществе Арчи и его новой жены, осуждавшихся бывшими знакомыми как инициаторы скандала, хотя, конечно, жалеть их не следует, — они выбирали свою судьбу с открытыми глазами. Их не коснулась лишь одна особенность существования оставленной мужем дамы — в глазах холостяков она считалась подходящим объектом для безответственного флирта: «Что меня поразило, так это сколько мужчин стали ухаживать за мной, как только я оказалась в несколько двусмысленном положении дамы, разъехавшейся с мужем и официально с ним разводящейся».
Ухаживали, разумеется, без видов на женитьбу. Все это было так ново и так странно для женщины, всю жизнь прожившей под опекой родителей или мужа! В новой ситуации у нее имелось два проверенных средства пресечь недоброжелательные слухи и нежелательные поползновения: вести предельно уединенную жизнь в Эшфилде или уехать за границу. Агата Кристи выбрала второе, надеясь заодно скрыться и от журналистов. Ее Розалинда пребывала в школе, в случае необходимости Мэдж или Карло позаботились бы о ней, — она сама впервые в жизни оказалась предоставлена собственной воле!
Первой ее идеей было отправиться на Карибские острова, но на обеде у знакомых ей подсказали свежую и отличную мысль: Багдад. По сравнению с Карибами он имел тьму преимуществ. Туда не нужно было плыть, весь путь, кроме неизбежных переправ через Ла-Манш и Босфор, можно было проделать в столь любимых ею поездах и даже проехать через всю Европу на таком заманчивом Восточном экспрессе! Кроме того, Ирак находился в ту пору в «сфере влияния» Британской империи, поэтому сказочное обаяние «Тысячи и одной ночи» соединялось в нем с возможностью остаться в своей языковой среде, получить привычную чашку чая и хотя бы минимум привычного комфорта. Английская колония Месопотамии состояла из многочисленных семей военных, врачей, владельцев отелей, бизнесменов, шоферов, летчиков, дипломатов и кого угодно еще. Там играли в теннис, устраивали скачки, организовывали клубы и библиотеки… словом, то была Англия посреди экзотики Востока. Почти как Египет, но с той разницей, что Багдад отнюдь не являлся курортом и для поездки туда не по служебной или семейной надобности требовалось какое-то обоснование, дабы не привлечь к себе ненужное внимание сплетников. И такое обоснование теперь было! Недалеко от Багдада вела археологические раскопки экспедиция Леонарда Вулли, ставшая в тот год знаменитой на весь свет. Древний Ур, родина Авраама, открыл существование неведомой цивилизации шумеров, гробницы царей и цариц которых ломились от золотых и серебряных украшений невиданной красоты, сравнимых с недавними находками в гробнице Тутанхамона. Но Тутанхамон не взял с собой многих десятков «сопровождающих» из придворных дам и рабов, принесенных в жертву при погребении! Газеты всех стран писали о шумерах и Вулли.
Ур стал объявленной и оправданной туристической целью поездки миссис Кристи. Она еще не знала, что вскоре ей не понадобится никакого оправдания, что поездка в Ур станет в глазах всех представителей иудейской или христианской цивилизаций не туризмом, а паломничеством — в тот сезон Вулли докажет реальность библейского потопа!.. и границы его «всемирности».
Тягостное плавание до Кале — и вот она в желанном Восточном экспрессе — вокруг живописные ущелья Италии и Югославии, тележки с осликами — и уже она посреди кричащего хаоса Стамбула. Естественно, попутчики считали долгом заботиться об одинокой даме: женщины давали свои адреса и советы, мужчины приглашали в ресторан и потом очень настойчиво ждали ответного приглашения в номер. Но для миссис Кристи пугавшее одиночество вдруг обернулось наслаждением прежде неведомой свободой — свободой делать что ей вздумается, не давая никому отчет. И она не желала перемен!
В Стамбуле она провела всего сутки, переправилась через Босфор с помощью агента Кука — и снова поезд идет на Восток. При переезде из Европы в Азию она почувствовала какую-то неуловимую перемену. Здесь время текло иначе, его ход перестал казаться важным. Поезд двигался вдоль берегов Мраморного моря, потихоньку лез в горы — дорога казалась сказочно красивой и экзотичной. Другими стали и пассажиры: люди были те же, но они уже воспринимали себя чужестранцами и внутренне напряглись. На станциях к поезду бежали местные крестьяне в развевающихся одеяниях и наперебой громко расхваливали свой товар, совали пассажирам в окна мясо или овощи, нанизанные на вертелы или завернутые в виноградные листья, яйца, выкрашенные в разные цвета, и прочие восточные блюда. К счастью, в поезде пока еще был ресторан, поскольку перронная снедь явно была горячей, жирной и откровенно негигиеничной.
На второй вечер поезд сделал остановку, чтобы пассажиры могли полюбоваться Киликийскими воротами — куда спешить?
«Перед нами предстала картина фантастической красоты, никогда ее не забуду. Выйдя из поезда вместе с другими, я увидела неописуемую красоту. На горизонте медленно заходило солнце. Я была так рада и благодарна судьбе, занесшей меня сюда!» Потом поезд спустился с гор и она очутилась уже в Сирии. Но Сирия встретила путницу неласково: ее до полусмерти искусали клопы! пришлось попросту разрезать рукава пальто и блузки — руки внутри их так распухли, что ничего другого не оставалось: «У меня был жар, болела голова, я отвратительно себя чувствовала и думала про себя: „Ах, зачем я пустилась в это путешествие!“».
Так в один день она испытала и прелесть, и невзгоды, которые сочетал Восток.
В Дамаске путешественницу ждал «великолепнейший отель с огромными мерцающими мраморными холлами, правда, так слабо освещенными, что разглядеть было почти ничего невозможно». Ее торжественно препроводили по мраморной лестнице наверх, в необозримо обширные апартаменты, и она попробовала обсудить вопрос о ванне. Однако ванна на Восток еще не добралась. Банщик
«отвел меня, облаченную в пеньюар, в какой-то подвал, где стал откручивать какие-то краны и вентили. На каменный пол отовсюду потек кипяток, и пар заполнил все помещение так, что ничего не стало видно. Банщик кивал, улыбался, жестикулировал, давая понять, что все идет хорошо, а потом ушел. Перед уходом он все краны закрутил, и вода стекла в отверстия, устроенные в полу. Я не знала, что делать дальше. Снова пустить горячую воду не рисковала. В конце концов я сняла тапочки и все остальное и побродила немного по этой бане, ополаскиваясь в клубах пара, — включить воду я так и не решилась. На мгновение я ощутила тоску по дому, по своей светлой квартире, по нормальной фарфоровой ванне с двумя кранами, на которых написано — „хол.“ и „гор.“ и которыми можно регулировать температуру воды по своему усмотрению».
