5
Разумеется, любая девушка росла с этой уверенностью.
«Самое замечательное в девичестве, каковое есть предчувствие женственности, состоит в том, что жизнь воспринимается как увлекательное приключение. Совершенно не знаешь, что с тобой случится. Вот отчего так интересно становиться женщиной. Никаких забот о том, что делать, — биология сама решит. Ждешь мужчину, который, раз появившись, полностью изменит твою жизнь. Что ни говорите, но на пороге таких предчувствий голова кружится. Что будет? „Может, я выйду за какого-нибудь дипломата… Наверное, мне бы понравилось ездить за границу, смотреть мир…“ Или: „Пожалуй, я не хотела бы выйти замуж за моряка; ведь пришлось бы все время жить у моря“. Или: „Кто знает, может быть, я выйду замуж за мостостроителя или первопроходца“. Весь мир открыт, но выбор не за вами, все предопределено судьбой. Судьба может послать кого угодно: например, пьяницу, который сделает вас несчастной на всю жизнь; но это только увеличивало накал ожидания. К тому же это не был брак с профессией; вас ждал брак с мужчиной. Выражаясь словами старушек нянь, кормилиц, кухарок и горничных: „Однажды явится Мужчина вашей жизни, ваш Суженый“.
Конечно, всегда находились девушки, заявлявшие, что они не хотят выходить замуж, обычно по какой-нибудь благородной причине. Как правило, они собирались уйти в монастырь или работать в лепрозории. Речь шла, таким образом, о том, чтобы принести себя в жертву ради какого-то очень важного дела, — неизбежный этап. Горячее стремление стать монахиней было гораздо более характерно для последовательниц протестантской религии, чем католической. Девушки-католички рассматривали уход в монастырь как призвание, как выбор жизненного пути, в то время как протестанток привлекал аромат религиозной таинственности. Профессия больничной сиделки тоже считалась вполне героической, овеянной славой мисс Флоренс Найтингейл. Но главной темой оставался брак: за кого вам предстоит выйти замуж — вот главный вопрос».
Мысль об опасности остаться старой девой никого не посещала. Каждая девушка готовилась к замужеству, но далеко не все мужчины в Англии хотели или способны были жениться. Агата Миллер прошла все положенные этапы девичества. Она влюблялась с самого нежного пятилетнего возраста. Она мечтала о принце Эдди и лондонском епископе, об актерах и взрослых приятелях брата. Все романы ее воображения завершались или смертью героя, с последним вздохом произносящего «Мадемуазель, я всю жизнь любил вас!», или ее собственной гибелью во имя спасения своего кумира. В конце пребывания в пансионе, после разочарования в перспективах актерской стези, она вознамерилась стать медицинской сестрой. Но ее мать ясно видела цель и умела ненавязчиво к ней идти. Не возражая ни словом, она стала заказывать дочери парижские туалеты. А платья тех лет — это подлинные произведения высокого декоративного искусства. Серьезная мечтательница может презрительно смотреть на моду, но ей невозможно презирать искусство. И постепенно искусство пробудит в ней вкус к нарядам, а от нарядов уже легко перейти к их назначению — удовольствию привлекать к себе взоры.
Миссис Миллер запаслась рекомендательными письмами даже в салоны некогда недоступного Сен-Жерменского предместья. Для школьницы, еще официально не представленной в свете и обязанной молча сидеть в уголке на чинных приемах, этот мир казался убийственно скучным. Этот мир был очень добр к ней, прощал промахи в этикете, тихонько обучал куртуазности былых времен, — ведь ее мать была вдовой американца! а разве бывают бедные американцы? Мисс Агата Миллер почиталась богатой невестой, которых уже давно с распростертыми объятиями принимали в самых аристократических европейских семействах. Американская ученица из ее пансиона некогда вышла за французского виконта и как-то посетила родные пенаты с юным сыном. Французский барон и американец по манерам, он стал предметом мечтаний всех девиц. Агата тоже влюбилась бы в него, но он исчез с ее горизонта. Однако эта встреча оказала воздействие на юную барышню: «Внезапно все во мне переменилось. Я покинула мир своих воображаемых героев. Наступил конец романтических влюбленностей в реальных и выдуманных героев — персонажей из книг, общественных деятелей, друзей, посещавших наш дом. Я потеряла способность любить бескорыстно, жертвовать собой во имя спасения любимого и начала думать о реальных молодых людях как о молодых людях — пленительных созданиях, с которыми я хотела встречаться и среди которых в один прекрасный день надеялась найти своего Суженого. Я вступила в мир женщин на охоте! Я хотела теперь встретить настоящего молодого человека, множество молодых людей».
Мечтания определялись темпераментом — и только. Позднее мисс Марпл огорчалась за молодежь шестидесятых годов, считавшую сексуальное самовыражение обязанностью. В начале XX века никто не навязывал юношам и девушкам определенного образа мыслей, они жили как им хотелось, а если девушек старались оберечь от слишком раннего и ненужного любовного опыта, то и в этом было огромное преимущество. Еще Байрон высказался вполне определенно, что в этой сфере — как, впрочем, и во всех других — мечты всегда превосходят реальность, а его, надо полагать, можно считать тут авторитетом! Мисс Миллер выросла в уверенности, что нет ничего превыше девической чистоты, в первую очередь в глазах молодых людей. В подтверждение она привела в воспоминаниях историю о девице, предложившей спутнику, подвозившему ее в автомобиле на бал, снять на часок комнату в отеле: мол, «я часто так делаю». Спутник в ужасе немедленно порвал с нею знакомство и пожаловался ее старшей подруге, от которой и пошла эта история.
Кто выдумал эту нелепость? Агата Кристи, молодой человек, подруга, кто-то четвертый? Юноша, рассказывающий подобное о девушке, невероятен в пору, когда понятие джентльмен не потеряло своего смысла. Все могло быть: девушка имела в виду остановиться поесть мороженого, которого дома ей не давали; или желала произвести ложное впечатление опытности, столь свойственное очень юным, а произвела обратный эффект; или ее просто оклеветали в лучшем случае подруги, если не спутник. Но сам по себе случай невероятен, принимать его всерьез невозможно. Даже полувеком позже никто бы не сдал такой парочке не только номер в отеле, но и комнату над пабом. И если именно этим эпизодом Агата Кристи оправдывала невинность своих современниц, она напрасно искала им оправдания — его не требуется! В конце концов, даже в XXI веке не только в Англии с ее пуританскими традициями и холодной кровью коренных жителей, но и во Франции, по данным медицинских наблюдений, мягко говоря, не все девушки теряют невинность до брака. Хорошо, если им вообще удастся это сделать!
6
Наконец наступила пора и Агате Миллер сделать модную греческую прическу, заказать вечернее платье и «выйти в свет». Проблему недостатка средств миссис Миллер решила со свойственной ей практичностью. После краткого летнего пребывания в Эшфилде она обнаружила у себя подходящие заболевания, потребовала от докторов прописать ей зиму в Египте, снова сдала дом за большие деньги, — и повезла дочь в Каир.
Египет тех лет составлял часть Британской империи к вящему удобству всех, кто не желал терпеть туманы и промозглость родных островов. Таковых находилось предостаточно. В зимние месяцы в отели Каира (о Красном море еще не помышляли) съезжались владельцы английских особняков, сданных чудакам-иностранцам, отпускники-военные, туберкулезные больные и маменьки с дочерьми на выданье. В Каире стояло несколько полков — праздный отдых нуждался в защите, а барышни в кавалерах! Балы и маскарады, пикники в Сахаре, гольф, скачки, поло, все английские забавы в романтической южной атмосфере как нельзя более подходили для наиприятнейшего начала светской жизни. «С точки зрения юной девушки, Каир воплощал сладостную мечту. Мы провели там три месяца, пять раз в неделю я ходила танцевать. Балы давались во всех крупных отелях по очереди. Я оставалась застенчивой, но страстно увлекалась танцами и танцевала хорошо. Мне нравились молодые люди, и вскоре обнаружилось, что и я нравлюсь им, так что все шло прекрасно. Мне было всего семнадцать лет, и Каир сам по себе ровно ничего не значил для меня — девушки от восемнадцати до двадцати одного года редко думают о чем-нибудь, кроме юношей, что более чем естественно!»