— …Здравствуйте, Вера Павловна, вот и мы.

— Здравствуйте, молодые люди, — печально приветствовала «гоблинов» Анкудинова и молча продемонстрировала разрезанную по днищу сумку. — Видите, что творится? Среди бела дня. В самом центре города. Кошмар, правда?

— Да, это он, — сухо подтвердил Джамалов. — Что ж вы, Вера Павловна, казенное имущество в кошельке таскаете?

Та в ответ принялась жалобно оправдываться:

— Я… я… наоборот, думала, что самое надежное место. Я ведь в своей жизни, верите, нет, еще ни разу, ни одного кошелечка не потеряла. Правду люди говорят: и на старуху бывает проруха. Бог-то с ними, с деньгами, там рублей восемьсот было, не больше. А вот с брелочком с вашим… Подвела я вас, ох, подвела.

— Ильдар, вы тут с Верой Павловной посидите минуточку. А я сейчас попробую дозвониться до одного человека.

Ольга отошла в сторону и, порывшись в мобильной записной книжке, набрала искомый номер. Который в своей еще такой совсем недавней другой жизни порою набирала по службе по нескольку раз на дню…

— …Степан? Привет! Узнал?

— Олька, ты? Какими судьбами, красавица? — ворвался в эфир радостно-возбужденный голос бывшего коллеги Прилепиной по службе в «карманном» отделе.

— Да вот, возникла необходимость.

— А просто так, без необходимости, что, старым друзьям уже не позвонить?

— Да ладно тебе, Стёпка, ты же знаешь как я тебя люблю. Ну что, как там у вас дела? Как служба?

— Это не служба — это наказание божие за грехи наши. Так что, ты очень правильно сделала, что перевелась.

— Всё так плохо?

— Помнишь присказку Золотова? «Подъем! — сказал котенок, когда его понесли топить». Так вот, у нас теперь команда «Подъем» звучит по нескольку раз на дню. Ладно, подробности при личной встрече. Что там у тебя за необходимость?

— Ты не в курсе, кто из наших тихарей сегодня на Невском трудился?

— Так я и трудился. Час назад как вернулся.

— О, это я удачно набрала! Слушай, ты в «Гостинку» заглядывал?

— Заскакивал. Но сегодня так, больше для порядку.

— Из «мойщиков» кого видел?

— Бабу Дусю видел. Эсмеральду. Ну и Шмага со своими там терся. Куды без него?

— Шмага? Его что, до сих пор не посадили?

— Как же, посадишь его. Практически живой памятник. Карманной тяге.

— Спасибо, Стёпа, поняла.

— А у тебя там что, обули кого?

— Ага.

— Ну, тогда точно нужно Шмагу трясти. Хочешь, могу подскочить-помочь?

— Не стоит, сама справлюсь. Всё, целую тебя. Всем нашим большой привет.

Ольга убрала телефон и, вернувшись к своим, уточнила у Анкудиновой:

— Вера Павловна, вы сейчас не очень спешите?

— Отспешилась уже, — тяжело вздохнула та. — У меня ведь даже на проезд денег не осталось. Всё до копеечки утащили, паразиты. Вот сижу жду, когда дочка за мной приедет.

— Тогда никуда с этой скамеечки не уходите и обязательно дождитесь нас. Хорошо?

— Хорошо.

Прилепина кивнула Ильдару: дескать, пошли, есть идея.

И они направились в некогда самый крупный и известный петербургско-петроградско-ленинградско-петербургский магазин. Который в наши дни ощутимо потерял в статусе и теперь является всего лишь одним из. Из многочисленных и простому смертному ценонедоступных городских мегабутиков…

…Шмагу отыскали в открытой летней кафешке, стихийно развернутой в том месте, где знаменитая «галера»[2]под углом в девяносто градусов резко сворачивает с Садовой на Невскую линию. В гордом одиночестве он сидел за самым козырным столиком с видом на здание Думы и, покуривая, потягивал кофеек. Не такой как у прочих, не-Вип посетителей (растворимый, из банки), а натуральный, заварной.

То был мрачный, шкафоподобный тип в дорогом стильном костюме с большим количеством перстней на пальцах обеих рук. Но не на цацки, а именно на сами пальцы в первую очередь обратил внимание Джамалов. Были они длинные, ухоженные как у женщины и резко диссонировали с остальными, словно бы грубо вытесанными, частями тела.

«Наверное, все профессиональные карманники столь трепетно относятся к своим рукам. Всё равно как хирурги к своему инструменту», — подумал Ильдар. Но тут же вспомнил слова Прилепиной о том, что в подавляющем большинстве случаев «щипачи» берут отнюдь не ловкостью, а исключительной наглостью и совершеннейшим знанием психологии обывателя.

— Ба, какие люди! — расплылся в приторной улыбке Шмага. — Иоланта Николаевна! Вот уж сюрприз так сюрприз! А слухи ходили, что вы нас покинули. Чуть ли не в ФСБ перевелись.

— Ну что вы, Владимир! Разве я могу вас покинуть? — изобразила на лице неменьшую радость от встречи Ольга.

— Присаживайтесь. Кофейку? Зиночка, еще кофе принеси!

— Два кофе, — поправила Прилепина, садясь напротив. — Знакомьтесь, это мой коллега. Его зовут Ильдар.

Шмага настороженно покосился на незнакомца и с легкой неприятцей в голосе буркнул:

— Очень приятно. Зина, ту кофе!

— Я вас покину ненадолго. Отойду, позвоню Кольке. Узнаю, что там у нас с сигналом, — шепнул на ухо Ольге Джамалов.

— Да-да, конечно, — одними губами показала та. После чего обернулась к Шмаге, снова наградив карманника искусственно-лучезарной улыбкой. Потому как кашу маслом не испортишь.

— Как жизнь, Володя?

— Э-эх, Иоланта Николаевна! Да разве это жизнь? Так, жалкое подобие.

— Ну, не знаю не знаю. Выглядите очень неплохо.

— Вы мне льстите. На самом деле я — полная развалина. Как в том анекдоте, знаете? — Барменша Зиночка оперативно поставила перед ними две чашки дымящегося эспрессо и молча удалилась. — Так вот, объявление на заборе: «Пропала собака. Особые приметы: один глаз, хромает на одну лапу, одно ухо надкушено, другого нет, на морде шрамы. Отзывается на кличку Счастливчик».

— Смешно, — вежливо улыбнулась Ольга, скосив глаза в сторону говорящего по телефону Джамалова. Тот в ответ показал ей взглядом: дескать, сигнал с КТС по-прежнему устойчив и по-прежнему где-то рядом. — Володя! — попросила она, поднимаясь. — Можно вас на минуточку?

— Всегда пожалуйста, — кивнул Шмага, вставая следом.

Они подошли к тому месту, где, нетерпеливо переминаясь, ждал Ильдар, и Прилепина указала рукой на фигурку сидящей на гранитной скамеечке потерпевшей гражданки Анкудиновой.

— Володя, видите вон ту женщину?

— Допустим.

— Полтора часа назад здесь, в универмаге, у нее порезали сумку и вытащили кошелек.

— Неужели? Ай-ай-ай, какое горе! — закатил глаза Шмага. — И много денег?

— Восемьсот рублей.

— Серьезная сумма. Как же она решилась такие деньжищи при себе носить?

— Помимо денег в кошельке лежала одна вещь. Человек, который подмахнул кошелек, судя по всему, не разобрался в ее предназначении. Однако вещь эту не скинул и в данный момент держит при себе.

— А вещь эта, часом, не блестящая? — вроде бы серьезно уточнил Шмага.

— Металлическая, серебристого цвета, — подтвердила Прилепина.

— Так это, наверное, сорока!

— Кто такой «Сорока»? — удивилась Ольга. — Что-то я не припомню такого погоняла?

Шмага расхохотался:

— Фу-у, Иоланта Николаевна! Ну что за жаргон? Сорока — это птичка такая. Она вечно хватает всё блестящее и тащит к себе в гнездо. Разве вам мама в детстве «Юный натуралист» не выписывала?

Не вынесший столь откровенного глумления «вспыльчивый горец» Джамалов молниеносно закипел и схватил Шмагу за лацкан хьюго-боссовского пиджака:

— Слушай, ты! С тобой по-хорошему говорят. А ты, похоже, только по-плохому привык?

— Руки убери! Я сказал, руки убери! — прорычал Шмага, недобро напрягшись.

— Иначе что? — с вызовом поинтересовался Ильдар.

— Ты, чурка, никак конфликта ищешь?

Мужчины, набычившись, в упор глядели друг на друга, обмениваясь враждебными взглядами. Не желающий уступать Джамалов продолжал сминать в своем кулаке твидовую ткань одеяния соперника. В следующий момент из-за колонн неслышно выпрыгнули двое бесцветных крепких парней. В мгновение ока они очутились за спиной Ильдара и вспыхнувшая буквально на ровном месте конфликтная ситуация приняла совсем уже скверный оборот.