Возможно, в теории идея была не так уж плоха. Вот только на практике всё сложилось, мягко говоря, не как в теории: едва начавшись, деятельность «кавказской группы» оказалась фактически парализована. Причем их же коллегами. Филеров-кавказцев принялись регулярно тормозить на улицах и в метро все прочие питерские милиционеры с целью проверки документов. Затем в органы внутренних дел стали обращаться бдительные граждане — они принимали кавказцев-шпиков, сидящих в машинах и сосредоточенно наблюдавших за чьими-то окнами, за террористов-смертников. Соответственно, группы быстрого реагирования ОВО вынуждены были срываться на вызовы. Где возникала одна и та же конфликтная ситуация: овошники подходили к машине со стандартным требованием предъявить документы, а в ответ слышали из приоткрытого окна фразу с кавказским акцентом: «Свои, брат!» После чего им предъявлялся спецталон, подписанный самим начальником Главка. Однако милиционеры отказывались верить своим глазам: «Ах ты… еще и непроверяйку купил?!» И — понеслось! Нередко дело заканчивалось банальным мордобитием. В ходе которого потери несли и та, и другая стороны. (К слову, Ильдару в одной из таких стычек сломали нос.)

Дошло до того, что один из заместителей начальника ОПУ был вынужден методично объезжать районные отделы милиции с папкой личных дел подшефных «черкесов» под мышкой, убеждая тамошних сотрудников не мешать работе его подчиненных. Официально личные дела филеров показывать никому нельзя, но, к сожалению, другого способа доказать, что члены «кавказской группы» — «не верблюды», не существовало. Однако коллеги-милиционеры на земле всё равно упорно отказывались верить своим глазам и предъявленным документам.

Словом, идея-гора родила воплощение-мышь. В конечном итоге эксперимент был признан не состоявшимся и «кавказскую группу» расформировали, вернув ее сотрудников в родные отделы. Вот только сладкое аналитическое место Джамалова к тому времени было уже занято, а дополнительных штатных единиц в отделе в обозримом будущем не предвиделось.

Так Ильдар оказался в подвешенном состоянии: на линии его не брали, а во вспомогательных подразделениях некомплекта не наблюдалось. Ситуация складывалась из ряда вон: оснований уволить Джамалова не было, а перевод негласного милицейского сотрудника в гласные службы запрещался ведомственными инструкциями.

В общей сложности «цветком в проруби» Ильдар проболтался около трех месяцев, после чего руководство ОПУ, прознав о формировании в Главке новой спецслужбы, с немалым облегчением поспешно делегировало его в «гоблины». При этом мнением Джамалова, естественно, никто и не думал интересоваться.

Так странствующий глупец продолжил свои странствия…

…Ильдар, мучительно размышляя, стоял перед распахнутыми дверцами гардеробной, пытаясь организовать подобие сборов. Получалось плохо, поскольку шныряющие под ногами и дурашливо визжащие дочки — дошколята-близняшки Лейла и Маша — не оставляли ему ни малейшего шанса на вдумчивость. А подумать следовало, так как в гардеробе Джамалова имелось не так много вещей, которые органично смотрелись бы на заезжем торговце хурмой и мандаринами. А именно таким родом деятельности занимались азербайджанцы, в комнату которых с завтрашнего утра он должен был временно вселиться.

— Папа, а ты в командировку едешь? — в бессчетный за вечер раз спросила маленькая Лейла.

— Да. В командировку. Я ведь тебе уже говорил.

— Значит, ты командир?

— Почти.

— А другие командиры с тобой едут?

— Обязательно.

— Папа, а я кушать хочу! — это уже подала голос Маша.

— Я тоже хочу! — немедленно поддержала сестру Лейла.

— Света! Свет! — зычно заголосил Ильдар. — Мы есть хотим!

— Очень-преочень! — завопили дети.

В комнату на зов заглянула Светлана Джамалова — миниатюрная пухленькая блондинка, от которой дочки — девочки с ярко выраженными восточными чертами лица — унаследовали исконно славянский, соломенный цвет волос. Весьма необычное, надо признать, сочетание.

— Потерпите, братцы-кролики! Вот сейчас приедет тетя Люся, и будем садиться за стол.

— Мы не братцы. Мы сестрицы, — деловито уточнила Лейла, а Ильдар картинно схватился за голову:

— Что, опять тетя Люся? Вай ме! Она же была у нас два дня назад?!

— И что такого? Я что, не могу пригласить на ужин лучшую подругу?

— Хорошо. Можешь. Пригласить… Но если она снова будет трындеть про то, как Петя закодировался и стал другим человеком, а пока не кодировался — он был тоже человеком, но не другим, я спущу ее в мусоропровод! Вот честное слово!

— Ну знаешь! — возмутилась Света, и в этот момент раздался звонок в дверь.

— Тетя Люся приехала! — истошно завопили дети и наперегонки бросились в прихожую. Лейла выскочила первой, а вот немного замешкавшуюся Машку Ильдар успел шутливо перехватить. Та, как водится, принялась всячески брыкаться.

Через полминуты из прихожей донесся захлебывающийся звонкий голосок Лейлы, спешно выкладывающей последние новости:

— Тетя Люся! А папа завтра едет в командировку!

— Да ты что?! Не может быть! А куда? — послышалось в ответ всегда раздражающее Ильдара неприятное сюсюканье.

— В Москву!

— Надо же! — Люся понизила голос и, заинтригованная, поинтересовалась у Светланы. — А чегой-то твой вдруг собрался? Раньше вроде бы никогда не ездил?

— Не знаю. Говорит, какое-то срочное задание.

— Ну-ну… Свет, извини, но я к вам с ночевкой. — Услышав про такие новости, Ильдар в своей комнате бессильно выругался. — Из вашей тьмутаракани ехать обратно к себе на Ваську я сегодня просто не в состоянии.

— О чем разговор? Конечно!

— Вот и славно. Ой, забыла совсем! Держи, Лейлочка, конфетку. А где Маша?

— Я здесь!!!! — Вырвавшаяся из отцовских рук Машка пулей вылетела в прихожую: за конфету она могла сделать если не всё, то очень многое. Заполучив оную, Маша мгновенно пихнула конфету за щеку и вместо спасибо доверительно и как-то очень по-женски наябедничала: — Тетя Люся, а папа сказал: если ты опять будешь трындеть про дядю Петю, он спустит тебя в мусоропровод! — После чего добавила, теперь уже абсолютно по-мужски: — Так что ты того, тетя Люся, следи за рынком!

«За базаром!» — автоматически поправил Ильдар.

Которому после таких вот бесхитростных детских откровений сделалось и смешно, и неловко одновременно.

Бад-Хомбург,

пригород Франкфурта,

Германия,

21 августа 2009 года,

пятница, 15:12

Бежавшая впереди всех Ленка затеяла свою любимую игру в павлина Мора. Кто такой был этот павлин, Катя не знала, но смысл игры заключался в том, что, смешно растопыривая руки по бокам, Ленка, а за нею и Максимка кричали: «Я — павлин Мор» и, курлыкая, прыгали по кочкам. То ли потому, что эта игра была из той «прошлой» жизни, то ли просто удивительно хорош был догорающий день, но Катерине показалось, что никакой болезни нет, и Ленка здорова. Она тоже расставила руки и побежала вдогонку за дочкой. Глядя на них, в игру включился и Борис, а перед четырьмя курлыкающими павлинами зло было явно бессильно.

Потом они катались на лодке, и сказка продолжалась.

— Куда плыть, капитаны? — весело спрашивал у детей сидящий на веслах муж.

— Вперед, к тому зеленому острову! — слаженно командовали брат с сестрой.

Зеленый остров оказался всего-навсего гигантскими зарослями, в которых они едва не запутались, но и это не могло испортить впечатления от волшебной прогулки. Когда лодка уткнулась в берег, дети выглядели веселыми и радостными, и Катерина была счастлива.

Но сказка закончилась так же внезапно, как и началась. Ленка неожиданно погрустнела. «Устала, ножки болят, не могу идти», — капризно отвечала она на расспросы встревоженной матери. Настроение у Катерины тут же упало, и она с ужасом подумала о том, что такая внезапная усталость служит симптомом лейкоза. Ни о чем другом Катя теперь и думать не могла. События последнего месяца фрагментами оживали в ее голове, не складываясь в реальную картинку. Единственной реальностью оставалась Ленка, которую муж сейчас нес на руках. И Катерине казалось, что она была готова буквально на всё, лишь бы спасти дочь…