— Но ведь он… Он должен был сидеть еще минимум три года?!

— На УДО выходит. За примерное поведение и активное пассивное участие в жизни коллектива петушатника.

— Какого петушатника? — не поняла Калугина.

— Того самого! — заржал Левша. — А как ты хотела, тетка? С той статьей, которую вы ему по-соседски обеспечили, у него других вариантов не было. Уж такое он вам за эти годы спасибо готовил!.. Я потому тебе и балаболю: за девкой приглядывай. Да и сама стерегись-опасайся. Потому как, — гонец окинул женщину блудливым взглядом: стара была тетка и, на его вкус, страшна как смерть. Но для недавно откинувшегося сидельца и такая — королевна. — Потому как зуб большой у Маркелыча на твое семейство имеется. И не только зуб… Ну всё, прощевай. За бабки спасибо. Встану на ноги — верну. — Левша выплюнул сигарету и отправился восвояси.

Пройдя с десяток метров, он вдруг обернулся и, улыбнувшись желтыми зубами, хохотнул:

— А я ведь тебе говорил, тетка! Письмецо в концерте погоди, не рви…

Любой оператор сотовой связи во всем мире, а Россия с некоторых пор вполне официально является составной его частью[9], подчиняется правилам, установленным СОРМом — системой оперативно-розыскных мероприятий. Именно СОРМ предусматривает, что любая интересующая силовые ведомства информация перекачивается с компьютеров сотовой связи в компьютеры специальных технических служб этих ведомств. Как именно устроен сам процесс перекачки — нам знать нужды нет. Здоровее будем. Иное дело, что с некоторых пор даже сами сотрудники правоохранительных органов не могут, руководствуясь одним лишь своим усмотрением, явиться в свои технические подразделения и «зачерпнуть» информацию. Потому как на всё отныне есть соответствующая процедура. Со временем она менялась и усложнялась, формально все больше и больше защищая наши с вами права и интересы. Процедура эта упирается в надлежаще оформленное постановление суда, получить которое можно лишь путем многочисленных согласований и подписаний. А это всегда, минимум, хлопотно, максимум — нереально. Однако любой иной алгоритм является незаконным, и полученные подобным способом результаты в дальнейшем не принимаются ни следствием, ни судом. Но вот в качестве «информации для размышления» вполне себе сойдет и так, без подписей. Главное, иметь возможность присосаться к живительному источнику, беспрекословно штампующему интересующие тебя биллинги.

В этом смысле Мешечко свезло необычайно, так как неформальный (это важно!) доступ к подобному источнику у него был. Был в лице старшего оперуполномоченного УСТМ, капитана милиции Гены Певзнера. В кабинет к которому Мешок двадцать минут назад и зарулил. И от которого он, со скорбно-виноватым выражением лица, сейчас стоически огребал по полной. Огребал за абсолютно неджентльменское, по мнению Певзнера, поведение. Типа, «правильные пацаны так не поступают».

— …Короче, свинья ты, Мешок! Сам свинья, так еще и мне свинью подложил!

Певзнер, выдохшись, оборвал гневную тираду и принял горделивую позу оскорбленной добродетели.

— Если ты полагаешь, Геночка, что последним сравнением меня обидел, то глубоко ошибаешься, — взялся в ответ рассуждать Мешечко. — Это у вас, у иудеев, свинья — нечистое, вредное животное. А вот в Древнем Египте хрюшки проходили по разряду священных животных. Они являли собой символ ума, отваги, а также достатка и благополучия, поэтому в могилы к фараонам в обязательном порядке клали фигурки свинок, украшенные драгоценными камнями. А свинопасы, так те вообще считались избранными людьми, наделенными тайными сакральными знаниями об окружающим мире.

— Я, Андрюшенька, тоже наделен одним сакральным знанием. Знанием, что если начальство прочухает, что я в частном порядке поимел биллинги соединений господина Домингеса, то меня тоже положат в какую-нибудь могилку. Вот только украшенного отнюдь не драгоценными камнями.

— Брось! Подумаешь, какой-то опер из СКП. Тоже мне, птица высокого помета.

— Во-первых, не просто опер, а сотрудник отдела по расследованию преступлений экономической и коррупционной направленности! — взорвался Певзнер. — А во-вторых, ты представляешь себе его уровень, если, к примеру, вчера на трубку этому простому, как ты выражаешься, оперу звонили с телефона, установленного в Москве, в аппарате Совфеда?!

В глазах у Мешечко блеснули искорки нездорового азарта:

— А чего ж ты молчал до сих пор? Слушай, дружище, а нельзя ли попробовать установить поконкретнее: в чьем именно кабинете аппарат сей установлен?

— Бли-и-и-ин! — в отчаянии схватился за голову Певзнер. — Я ему про Фому, а он мне за Ерему! Пойми, Мешок ты с дурнопахнущим содержимым. Меня в данной ситуации бесит даже не то, что этот перец твой в СКП подвизается. Хрен-то с ними. Действительно, невелика заслуга. Но я ненавижу, когда меня используют втемную, понимаешь?!! Ты что, не мог мне сразу сказать «ху есть ху»? Чтобы, прежде чем совать пальцы в розетку, я хотя бы в общих чертах представлял примерный уровень напряжения в сети?!!!

— Ну извини. Вот здесь ты абсолютно, стопроцентно прав, крыть нечем, — под давлением неоспоримого вынужден был признать Андрей. — Сам не знаю, как так получилось. Бес попутал. Но клятвенно заверяю: я уже встал ногами на путь исправления. Причем обеими ногами.

— Маму твою бес попутал! — огрызнулся Певзнер. — Всё! Уйди с глаз!

— Ухожу, — примирительно сказал Мешечко и в самом деле направился к двери. — Но, Геночка, солнце мое, ты ведь мне к послезавтрашнему сделаешь, правда?

— Уйди, я сказал!!!!

— Понял. Меня уже нет.

Мешечко с достоинством ретировался, будучи полностью удовлетворен состоявшейся беседой. Теперь, когда он в общих чертах ввел Генку в курс дела, Андрей был уверен, что Певзнер расшибется, но сделает. И сделает именно к «послезавтрашнему». Ну а то что «милые бранятся», так это «чтоб не вешаться»…

Парголово,

11 августа 2009 года,

вторник, 20:50 мск

В супружеской спальне горел мягкий приглушенный свет. Беззвучно работал телевизор, настроенный на канал «Анимал Планет», и немая картинка делала сюжет про вкрадчиво крадущихся по саванне львов еще более вкрадчивым. Анечка лежала на полуразобранной постели, левой рукой легонько покачивая детскую кроватку, и, в соответствии с изображением, напевала засыпающему сынишке песню про львенка и черепаху. В этой умиротворенной обстановке сигнал мобильника прозвучал по-хамски оглушающе. Анечка сердито бросилась к телефону, коря себя за то, что перед укладыванием малыша забыла переключить трубку на вибровызов:

— Да, слушаю. Кто это? — недовольным полушепотом спросила она.

— Это Ольга Прилепина. Не разбудила?

— Нет-нет, только Санечка спит. А у Вени сегодня концерт. Он поздно вернется.

— Так ты там сейчас одна с ребенком? Жаль.

— Мама дома. А что случилось?

— Да вот хотела пригласить тебя на кладбище.

Глаза у Анечки округлились:

— Ку-у-уда?

— Помнишь, я вчера рассказывала про моего бывшего ученика? Так вот, я с ним созвонилась. Оказывается, сегодня ночью на Сергиевском кладбище намечается акция сатанистов. На ней, в том числе, будет присутствовать некто брат Петр. Вроде как он там у них большая шишка. После того как я дала Валерке слово, что буду молчать о месте сборища, нас с тобой обещали представить.

— Когда ехать?

— А за сколько ты сможешь добраться из своей тьмутаракани до Автово?

— Если на такси и по кольцевой, думаю, часа за полтора. Сейчас уже совсем вечер, пробок быть, в принципе, не должно.

— Годится! Тогда в половине одиннадцатого я буду ждать тебя на остановке общественного транспорта перед путепроводом в Автово. Идет?

— Договорились!

Прилепина, чуть помедлив, уточнила:

— Анюта, а ты уверена? Если тебе вот так, с бухты-барахты, напряжно, я вполне могу и одна прокатиться.