— Воздух не воздух, но я вас предупредил, — напоследок снова напомнил майор. — Отныне с Ковелиной работать предельно корректно. И если есть возможность лишний раз не светиться, то лучше не светиться. Ну всё, мне пора. Будем на связи…

…Вернувшись с работы, Лера с немалым удивлением обнаружила в прихожей стоптанные почти до дыр мужние кроссовки. Зрелище было, что и говорить, из ряда вон, поскольку часы на стене показывали только начало девятого. Госпожа Мешечко уже и забыла, когда Андрей в последний раз приходил домой столь неприлично рано. Что ж, тем лучше: возможно, хотя бы сегодня им удастся наконец решить вопрос с отпуском. Неделю назад лето, перевалив за середину, пошло на убыль, а никакой ясности с семейным отдыхом как не было, так и нет.

Супруга Лера обнаружила в детской. Андрей с Алиской, оба — в огромных, в полголовы наушниках (самопальный подарок Вучетича), уткнувшись в монитор и вцепившись в джойстики, гоняли наперегонки свои спортивные боллиды по узким улочкам вирутального городка. Гоняли азартно — с визгами, криками и взаимными упрёками в подрезании и жульничестве. Лера какое-то время понаблюдала за ними, после чего со спины подошла к мужу и тронула его за плечо:

— Андрей!

— Что?!! — не оборачиваясь, громко, как это всегда случается при нахлобученных на голову наушниках, поинтересовался тот, не отрывая взгляда от своего, вырвавшегося на полкорпуса вперед боллида.

— Черт! Ты можешь хотя бы на минуту оторваться от своих машинок!

— Могу! — с видимым сожалением кивнул Андрей, выпуская джойстик и снимая наушники. На экране его машина тут же пошла юзом и влетела в ближайший столб. Под радостные победоностные вопли семилетней дочери. — Слушаю тебя внимательно.

— Ты говорил со Жмыхом по поводу отпуска? Ты обещал, что сегодня — крайний срок.

Андрей замялся:

— Слушай, Лерка, здесь такое дело… Нам вчера нового клиента отписали. Очень непростого. А тут еще…

— Всё понятно! Отпуск тебе простили.

— Да нет же, обязательно поедем! Я вот только немного разгребусь с текучкой и сразу напишу рапорт.

— Когда? Когда лето закончится и Алиске надо будет идти в первый класс? Спасибо — это мы уже проходили: ты по полдня будешь сидеть дома, а вторую половину — мотаться в свою ненаглядную контору. Поскольку ты у нас — единственный, неповторимый и незаменимый.

— А разве я у тебя не такой? — неуклюже попытался перевести непростой разговор в шутку Андрей.

— Иди ты к черту! На календаре — середина лета, а ребенок всё это время торчит в городе.

— А я тебе сколько раз говорил: давай отправим Алиску в лагерь. У нас многие детей отправляют, даже на две смены подряд. И ничего.

— А у нас многие отправляют детей в Египет, — с легким презрением парировала Лера. — Или, на худой конец, в Турцию. И не просто отправляют, а едут туда всей семьей. И, знаешь, тоже получается «ничего».

— Мать, ты чего разошлась-то?

— Потому что мать! Потому и разошлась!

— Па! Я уже этот уровень прошла, а ты проиграл, — поворотилась к родителям Алиска. — Давай дальше. Поехали там, где по бездорожью гоняют.

Андрей развел руками:

— Не могу, дщерь. Видишь, меня тут мама воспитывает.

Алиска строго посмотрела на мать и безапеляционно заявила:

— Мам, перестань! Или ты думаешь, что папа у нас до сих пор не самостоятельное существо?

— Че-е-го? — в один голос вопросили и удивленно уставились на дитя прибалдевшие родители.

— «Воспитание имеет целью сделать человека самостоятельным существом, то есть существом со свободной волей», — без единой запинки выпалила Алиса из классика. И уточнила: — Гэ Фэ Гегель.

— Жена, срочно тащи градусник. Похоже, дитёныш заболел, — первым отошел от культурного шока Андрей.

— Ничего и не заболел, — обиделась Алиска. — У нас такой плакат в садике, в кабинете у заведующей, у Анны Сергеевны висит.

— Ф-фу, слава аллаху! Оказывается, нормальный ребенок. А то я уж испугался, что ты на прогулке вундеркиндовский вирус подцепила, — облегченно выдохнул Андрей. — Ну, чего тут у тебя? — поинтересовался он, берясь за наушники и поворачиваясь к компьютеру. — Куда дальше движемся?

И уже через несколько секунд «старый да малый» с воплями стартовали на разбитом большаке деревни Гадюкино, распугивая попадающихся навстречу пейзан и безжалостно давя зазевавшихся кур.

— Вот и поговорили, — раздражённо процедила сквозь зубы Валерия и вышла из детской. Впрочем, на другой результат «переговоров на высшем супружеском уровне» она особо и не рассчитывала…

Сестрорецк,

23 июля 2009 года,

четверг, 23:07

…Вот наконец и завершился этот ужасный день — первый её день, проведенный под неусыпным оком сотрудников милиции. С самого утра и вплоть до шести вечера за Ковелиной всюду, исключая дамскую комнату, хвостиком таскался угрюмый и неразговорчивый Евгений, которого затем сменил придурошный Тарас. У этого увальня пасть, напротив, не захлопывалась ни на секунду, а вдобавок ко всему мент только и делал, что беспардонно раздевал её взглядом. И хотя подобного рода мужское внимание Светлане обычно льстило, ловить на себе восхищенно-похотливый взгляд навязанного милицейского надсмотрщика было крайне неприятно. Самое ужасное, что такая вот жизнь под колпаком, начавшись нынешним утром, чётких перспектив по срокам прекращения не имела. На резонный вопрос Ковелиной: «Как долго будет продолжаться это измывательство?» — следователь Викул лишь пожал неопределенно плечами и ответил коротко и отнюдь не в юридической терминологии: «Как фишка ляжет».

В очередной раз вспомнив о неприятном разговоре в кабинете следователя, во время которого милицейский начальник с дурацкой фамилией Мешечко смотрел на неё так, словно бы не верил ни единому её слову, Светлану невольно передёрнуло. «А что если это всего лишь игра? Хорошо срежессированный милицейский спектакль? А на самом деле ментам всё уже давно известно?!.. Нет, такой вариант настолько ужасен, что… Что просто не может быть правдой!» Светлана тряхнула головой, словно отгоняя от себя мрачные мысли, и, тяжело вздохнув, принялась раздеваться. Горячая ванна и последующий контрастный душ должны были хоть в какой-то мере компенсировать разочарования и страхи этого четверга.

Она включила воду и, прежде чем забраться в ванну, бросила оценивающий взгляд на собственное отражение в огромном, во всю стену зеркале. Для своих двадцати шести тело по-прежнему выглядело почти безупречно, и от осознания сего факта настроение у его владелицы несколько улучшилось. Светлана никогда не была ханжой и старалась придерживаться принципа: «Любите свое тело, и оно ответит вам взаимностью». Взбив густую шапку ароматной пены, Ковелина опустилась на фаянсовое дно и чуть ли не с эротическим наслаждением ощутила, как живительная влага, сантиметр за сантиметром, окутывает тело приятным теплом. Она почти застонала от накатившего удовольствия, но тут сквозь шум льющейся воды услышала доносящийся из комнаты музычку мобильника.

Грязно, слишком грязно для личного секретаря статусной вип-персоны, Светлана выругалась и в сомнении задумалась — отвечать или нет? Мобильник продолжал разрываться. Помедлив еще немного, Ковелина все-таки поднялась, потянулась за полотенцем и, завернувшись в него, выбралась из ванны. Оставляя мокрые лужицы на полу, босыми ногами Светлана прошлепала в комнату, включила ночник и в раздражении схватила раскалившуюся вопящую трубку:

— Слушаю.

— Ты что там, трахаешься с кем-то что-ли? — послышался скрипящий, насмешливый голос Батынкова.

— Не твоё дело! — огрызнулась Светлана. «Блин, стоило вылезать ради этого старого козла! Очень опасного, впрочем, старого козла».

— Ошибаешься, золотце. Теперь все твои дела — наши дела… У следователя была?

— Была.

— Что сказала?

— О чем договаривались, то и сказала.

— А больше ничего мне поведать не хочешь?