«Что-то долго крутит, мухомор, – подумал Шатл. – Но этот пенек зря круги наматывать не станет».

– А ты ведаешь, почему от Шрама, хозяина твоего, отскочили? Я отвел. Еще бы день, и вас бы положили. Вас-то вроде не за что, но когда идут мочить хозяина, прежде расстреливают псов на дворе. А ты – пес, Шатл. Шрамовский пес. А плох тот пес, который не мечтает стать волком.

Вензель пошевелил пальцами, и какая-то шестерка, торчавшая за его плечом, подала очищенный мандарин. Забросив дольку в щелку меж тонкими, как бритва, губами, почмокав и проглотив, Вензель продолжил:

– Знаешь, в чем разница между псом и волком? Пес жрет хозяйские подачки, лижет сапоги и тявкает на чужих, а когда хозяин подыхает, псяра мечется по дворам, кто б его пристроил. Но он не нужен, у всех свои псы, и его отстреливают, чтоб не тяпнул сгоряча за ляжку. Волк живет хоть и в стае, но сам себе хозяин, и, если хватит клыков, может заделаться вожаком. Твой Шрам – волк, Шрамовское место – волчье. На шрамовское место МНЕ человечек необходим без псиной душонки. В тебе такого вижу. Эх, соколик, брови-то не хмурь. Шрам против стаи попер, и гулять живым ему дни остались. Рад бы вытащить его из омута за шкирку, нравится он мне, да крепко он против себя стаю настроил, не сдержать волков на поводках даже мне. Глотку Шраму перегрызут на следующей неделе. И вам, псам его, пропасть.

Шатл усек программу до конца. Пахан тянет его на подляну. И сейчас развернет базар к тому, что, мол, ты, Шатл, в шрамовских делах давно варишься, все кнопки и нитки знаешь, а мне, Вензелю, неохота, чтоб Шрамово хозяйство чужаки растащили, лучше, когда верному человеку достанется, и далее в тому подобном разрезе. А типа не подписываешься, рядом со Шрамом ляжешь. Ну а в натуре отсюда живьем не выпустит.

И чего Вензелю вкручивать? Допустим, кинуть заяву, что берусь на измену. А не струхнет Вензель после на волю выкидывать? Ну а если Шатл прямиком намылится к Шраму, про подляну заложить? Конечно, типа, для гарантий Вензель выкачает из меня сведения о Шраме. И вот вопрос – я ему нужен или сведения? Вернее, нужен ли буду я, уже выпотрошенный на сведения? Да на хер не нужен! Людей ему, видишь, не найти на Шрамово место! Фуфло трухлявое! Значит, так и так мне звиздец. Значит, разметать эту малину к ядреням! Старика за глотку, из сушняка мастрячу розочку – и к горлу пердуна. За пахана его шобла перебздится, рыпаться не должны…

Вензель тянул базар и следил за Шрамовым человеком. Шибко дипломатами себя считают. Дескать, никто не допрет, что у нас под черепком ворочается. А на харях отражается весь их умственный скрип. Вот уже и на бутыль «киндзмараули» глазенками стрельнул. Вот и ножки подгибает для прыжка…

Вензель стукнул тростью об пол.

Привставшего Шатла вдавили за плечи обратно в низкое (и не случайно низкое) кресло. И тут же шею словно ужалила оса. От укуса волнами ломанулся по телу холод. Шатлу вспомнились уколы в зубодерне, тоже десны и щека немели, после чего вроде бы они при тебе, а ты им не хозяин. Только не с такой скоростью немели. У зубников еще двадцать минут в коридоре на диванах скуку давишь, пока дозреешь.

– Эх, соколик, только базар начали. – Вензель медленно поднимал свои кости из кресла. – Мог бы умно поторговаться. Глядишь, выторговал бы себе приятные условьица. Вдруг и перехитрил бы меня. Живым бы, глядишь, домушки поехал. А ты сразу – резать, ломать, заложников хватать! Глупые вы…

Шатл увидал, как распахнулась дверь, которая темнела в стене аккурат за Вензелем. В офисе насчитывалось две двери. Нетрудно допереть, что одна вела в коридор. Куда вторая – теперь-то стало ясно.

Дребезжали трубные суставы – из проема Вензелевы шестерки катили тележку с лежаком, заделанным коричневой клеенкой при белом матерчатом изголовье. В четыре пары рук обмякшего Шатла перегрузили на больничный драндулет. Покатили.

Так это и есть знаменитый Вензелев застенок? Докатывались глухие слухи, что старец спецом держит стоматологическую клинику, чтоб терпил тиранить.

– Прощай, соколик.

А еще Шатл расслышал довольное кошачье урчание и костлявое постукивание трости.

У тележки было приподнято изголовье, потому Шатл не таращился на белый потолок и лампы дневного света, а глядел прямо перед собой. И без огромной радости увидал, что его ввозят в настоящий зубоврачебный кабинет. Там его встречали отвратно блестящие столики на колесиках, заставленные металлическими ванночками и банками, стеклянными пузырьками с этикетками, картонными коробками.

Тележку с Шатлом протолкали мимо зубных кресел под прожекторными лампами, мимо аппаратов в тумблерах и лампочках, мимо стола с бланками. Шатла завезли в дальний угол, где коричневела петля подзабытой ременной передачи, готовая привести в действие допотопную бормашину.

– Мы тут, на хер, благотворительностью занимаемся. Известность по району поднимаем, блин. А бесплатно только на этой развалине лечат. И с тебя, не боись, тоже бабок не возьмем.

Под веселый Стаканов звиздеж Шатла переложили в кресло под бормашиной.

– Напоешь добром, мы тебя по-доброму кончим. Нам тоже некогда херней маяться.

Распрямили гнущееся так и сяк кресло, чтоб Шатлу лежалось ровно. Подкачали педаль, поднимая Шатла на удобную высоту.

– Засандалим пару ампул, и ништяк. Уснешь и путем откинешься. – Видимо, Стакана старшим поставили, раз он один разоряется.

А параша, что ему вкололи, отступала. Блин! Да ведь для того и вдули ему микстуру краткого действия, чтоб он быстро оттаял. А то бы задеревенел Шатл, валялся бы бесчувственным бревном и посмеивался, когда бы его кромсали щипцами и всаживали сверла в десны.

– Сам напросился. Чего Вензелю молчал? Лично против тебя я ничего не имею, мы ж земели, – гундел Стакан. – А вот попался бы мне в руки Шрам, я бы оттянулся с шиком. Вспомнил бы ему баньку в Виршах.

Руки Шатла опустили вниз и прикрутили резиновыми жгутами к каким-то трубкам. А ноги-то уже считай отошли от заразы, потеплело в ногах-то! А ведь интересно, продан бы Шатл Серегу, если б поверил, что Вензель готов на Серегину делянку Шатла лесником приклеить? Ведь реально Шатл на минуту засомневался.

– Короче, накричишь по-быстрому ответы, я тебе обещаю…

Пятак. Это он обходил кресло. И это ему в брюхо вмазан обеими накачанными на велотренажере, укрепленными воскресным футболом ногами Шатл.

Шатл никак не ждал, что получится так здорово: Пятак впилился в угол медицинского столика, потерял опору и повалился на стеклянный шкафчик, приговаривая его к чертям. Водопад осколков посыпался на пол, будто монеты из родившего «777» однорукого бандита. Но взрыв безумных воплей вскочившего на ноги Пятака посвящался не стеклянному дождю, а осколку в раме шкафчика, об который Вензелев боец пропорол предплечье от запястья до локтевого сгиба. Кровь хлестала, как из крана.

– Бляха, звиздец! Мотай сверху жгутом! Живее, твою мать! – надрывался Стакан.

С Шатлом в зубодерню отрядили троих. Посчитали, что хватит…

– Вензеля догоняй! Надо еще кого-то в подмогу. Пятак, доковыляешь до тачки? Держи его!

Побелевший до рекламной белизны, Пятак оседал на пол.

– Бляха, чего делать? – Стакан задергался в растерянности. – Значит, так. Ты тащишь Пятака. Я звоню Вензелю…

Накося выкуси! Не продал бы Шатл Сергея Шрамова ни за какие веники. Прав был Вензель расчет псов и волчар. Шатл – пес, который лучше издохнет, но чужую миску лизать не станет.

– Куда я его тащу? – заволновался третий Вензелев прихлебай. – Он как боров.

– На телегу его, идиот! – рявкнул Стакан.

– А по лестнице? Я тебе че, Шварц?

– Короче, – попытался успокоиться Стакан. – Тащим вместе. Так. Я звоню Вензелю на трубу. Он высылает людей к этому козлу. Ты везешь Пятака в больницу. Вот так. Но сначала прикрутим лыжи этому балеруну. Быстрее давай!

Шатл плохо слушал крики вензелевцев. Он вслушивался в себя. Уже отпустило спину, теплели плечи, оживала шея. Шатл не стал брыкаться, когда навалились на ноги и начали их вязать. А на кой? Можно долягаться до нового укола. А так наклевывается дельная мысль. Только бы его на пять секунд оставили одного.