Однако серьезные люди вели охоту на зафотканного на черно-белом, сорванном с забора агитационном плакатике человека совсем другими способами – самыми серьезными способами.

Арбуз висел вверх ногами. Носом пытался достать до колен. Пыжился, но не доставал. Мешало брюхо, гуляющее складками под звездным американским флагом. Флаг украшал свитер спереди, а со спины его прикрывал Майк Тайсон.

Поскрипывали перекладины шведской стенки, раскачиваемые абордажно хваткими крюками. Крюки держали турник, а на трубе турника Арбузовы колени. Арбуз сочился потом, но уперто продолжал качать пресс.

Из кармана широких штанов выскользнула монета и спикировала на гимнастический мат. Вслед за монетой на мат соскочил пылающий рожей Арбуз.

– Не вломак тебе? – Чек прицелился и, натужно крякнув, отправил мяч в кольцо. Постучать бы перед броском мячом об пол, поймать бы после бодрого отскока от щита, да только кожаная сфера была набита песком и не предназначена для баскетбольных утех.

– А че еще? – Арбуз отыскал дезертировавший рубль и вернул карману.

Содрогнув щит, песочный мяч чуть не снес лишенное сетки кольцо и гигантским перезревшим фруктом шлепнулся на деревянный пол.

– Сообразим в минус пять по стошке баксовых?

– Да ну его! Давай я в лабаз за картами сгоняю!

– Сгоняешь ты, как же. – И Чек глазами показал на гору из гимнастических матов в центре зала.

К матам была прислонена половинка стола для пинг-понга. От зеленой с остатками белой разметки плоскости отскакивал целлулоидный шарик. Отскакивал, чтоб получить подзатыльник от ракетки типа «сухарь». Гайдука ничуть не утомляла стукотня, он с самого утра лупасил по шарику, развлекался настольно-теннисным онанизмом, прерываясь лишь на Шрамов.

Убедившись, что Гайдук его спиной увидеть не может, Арбуз направил на молдаванина указательный палец, а потом постучал ладонью по неплотно сжатому кулаку другой лапы. Сегодня этот баран, типа, на коне. Пригодился папам, ну и рад повыеживаться. А завтра в деле поставят точку, баран опустится со своего чердака на общий этаж, и мы ему припомним все понты. Гайдук понтовался дешево, строил из себя ротного старшину: дурь не курить, не пить даже пива, никуда не отлучаться.

Арбуз обреченно вздохнул, дескать, надо перетерпеть этот день или дни, и пошел шарить по кладовкам бывшей ДЮСШ «Орленок». Хоть что-то еще нашарить, хоть чем-то новеньким развлечься.

За окном спортзала простаивал стадион. Снежные навалы на поле и вокруг не расчищались ни бульдозерами, ни лопатами. Каток на зиму не заливали, лыжники круги не наматывали. Вкупе с разлагающимися трибунами, сгнившими плакатами, вроде «Дорогу олимпийскому резерву!» и революционной разрухой помещений, детско-юношеская спортшкола имела постъядерный вид. Удачным приложением к пейзажу служила захолустная тишина. А кому ее здесь нарушать, на окраине Старой Деревни, на краю города?

По причине тишины тарахтение мотора можно было услышать задолго до появления автомобилей у бывшей кузницы спортивных талантов.

Гайдук поймал шарик, сунул в карман, ракетку бросил на маты.

– Арбуз! – Чек свистнул в два пальца.

Арбуз вышел из бывшей раздевалки, вертя, как нунчаками, сложенной пополам скакалкой.

– Душить ею хорошо. – Арбуз по-пастушьи щелкнул скакалкой по полу.

– Возьми баб наказывать, – посоветовал Чек.

– Гляди, как бы самому не пригодилось, – мрачно предупредил Гайдук. – На петлю.

Мимо окон по направлению к крыльцу проехал джип.

Гайдук встал около двери, поставил ботинок на перекладину шведской лестницы. Узкий, жилистый, сумрачный и по-злому собранный, молдаванин смотрелся опасно. Арбуз, расставшись со скакалкой, вытащил из кожаного пальто, перекинутого через коня, волыну, засунул за пояс под свитер.

В предбаннике затопали, забубнили. Дверь распахнулась. В облаках морозного пара, оставляя за собой грязные следы, в спортзал ввалилась компания из трех человек. Недружная компания – двое грубо толкали перед собой третьего.

– Любуйтесь. Он? – пихнул доставленного в спину один из конвоиров.

Гайдуку хватило полвзгляда.

– Нет. И близко не лежало.

– Ты посмотри на татуировку! – загорячился конвоир и принялся сдирать с мелкого, покорного, с физией денатуратного бухарика, офонарело вращающего вылупленными глазами мужика затрапезный зеленый пуховик.

– Чего смотреть. – Гайдук перевел взгляд на второго конвоира. – Жратву привезли?

– В машине, – ответил молдаванину второй из команды поисковиков. – Сейчас схожу.

– Нет, ты посмотри! – настаивал первый, выдергивая из рукава грязной рубахи худую бледную руку мужика.

Мужик вел себя, как доброволец на донорском пункте, только тихонечко подрагивал и поскуливал. Показалась долгожданная наколка. Молния, пронзающая тюремную решетку. Грязная молния, пронзающая забуревшую от подвальной копоти тюремную решетку. Чуя пафосность момента, пленник даже перестал скулить.

– Где накололи-то? – спросил Чек.

– Сидел я, ребята, – дрожа, выдавил мужичок. – Там и с-сделал.

Арбуз неосторожно попал под струю выдоха и отступил на два шага, морща шнобель.

– А Шрама такого не знаешь? Во, братва, еще едут! – Чек вытянул руку к окну, за которым промелькнула бело-красная «скорая». – Так, спрашиваю, Шрама знаешь?

– Не приходилось, – сделал очень искренние глаза синяк.

Гайдук тем временем принял из рук второго ловца Шрамов две двухлитровые бомбы «кока-колы» и бумажные «макдоналдсов-ские» пакеты.

– Опять ты, Панцирь, мусора навез, – осклабился Арбуз.

– Ты фильтруй базар, Арбузище! – взвился первый конвоир по кликухе Панцирь. – Рост средний? Средний. Наколка на месте? На месте.

– Какой же средний! Гляделку разуй! Карлик форменный. Вот у Чека средний. А морда? Какой это, на хер, авторитет?

– Сам ты авторитет! Говорили, не попадаться на видуху, что Шрам может закраситься под любого.

– Так не закрасишься. Тут пить надо конкретно и старательно.

Мужик, вокруг которого мотался базар, глупо моргал и беспрерывно облизывал обветренные губы. Нырять голой рукой в рукав без приглашения боялся.

– Слушай, ты! – Панцирь, доведенный выпавшей идиотской работой и подколками Арбуза, распалился не на шутку. – Охренел в корягу от безделья, да?! Иди на своем козле покрутись, газы выпусти!

Панцирь показал на гимнастический снаряд, украшенный, как попоной, кожаным пальто Арбуза.

– А за козла ответишь, – глухо процедил Арбуз. – Это конь, Панцирь…

Набухающую ссору прекратило прибытие новой поисковой группы. В приоткрытую дверь из предбанника залетело:

– Я – Шрам и всех вас на балде вертел! Мои пацаны отпидорасят вас, как свиней! Шакалы гнойные, вы поймете, что такое Шрам!

– Кажись, окончились наши мучения, – не в силах удерживать расплывающуюся по роже счастливую улыбку, пробасил Чек.

Из коридора доносились звуки возни. Что-то рушилось, что-то с грохотом катилось. Доставленный Шрам упирался изо всех сил, хватался за все выступы и предметы. И не прекращал орать:

– Шрама не возьмешь! Шрам вам всем яйца пооткручивает!

Гайдук, составив бутылки и пакеты на пол, вновь принял охотничью стойку у двери. Смуглая харя еще больше заострилась. Рука огладила карман, который, следовало полагать, кроме шарика заполняло и кое-что посерьезней.

Чек и Арбуз знали, что Гайдук не просто хорошо знал в лицо виршевского пахана и не мог ни с кем спутать – поэтому молдаванина назначили на опознание, – но и какие-то суровые личные счеты были у него со Шрамом. Но спрашивать молдаванина напрямую не торопились.

Наконец Шрама доволокли до двери и пропихнули в спортзал, где он тут же попал в клещи Арбуза, Чека и двух давешних конвоиров. Сзади подсобили двое новых гоблинов. На помощь, выслуживая лучшую долю, пришел и невинно задержанный мужик. Шрама, не шибко рослого, широченного в плечах и пьяного в дым, завалили на пол. Пригодилась скакалка, ею Арбуз принялся обматывать запястья виршевского главаря. Шрам (он почему-то был в спортивных трусах, куртке типа кимоно и в пляжных шлепанцах) крыл матом, ерзал, будто кастрируемый баран, лягался и, изловчившись, укусил одного из вязальщиков за палец. Невезучий конвоир из второй партии, вопя, заскакал по залу.