В том, что умный и преданный Аркаша был «вечно вторым», изначально был заложен подвох, но так положил всемогущий Дорохов и не поменял своего решения до конца дней. Причина разлада была скорее всего в самом Гридине. Дина, Дорохов и Аркаша — «святая» троица; в одной упряжке шли, рука об руку. Но и в упряжке должно быть разделение на коренного и пристяжных. Правда, ни он сам, ни Аркаша не давали друг другу поводов для подобного разделения, и когда бы речь шла о них двоих, так же чинно-благородно сосуществовали они и по сей день. Со временем же «пристяжных» становилось все больше. В канун выборов на второй срок Гридин стал задумываться о правомочности своего статуса «коренного». Сомнения, зарождавшиеся в душе, не могли не отразиться на четвертьвековом тандеме.

— Константин Григорьевич, вызывали?

Секретарь стоял у двери по стойке «смирно», и Гридин подумал, что он, наверно, тоже оказался в аппарате не случайно, а значит, и он имеет на него, губернатора, какое-то скрытое влияние.

— Кто в приемной?

— Саенко. Вы уезжаете? Если будут спрашивать…

— Кто?

— Я не знаю… связывать вас?

— Если будут спрашивать, скажи, что я уже связан. Машину мне!

Решение проехаться по городу — его городу, к которому он привык, как привыкают к застиранной сорочке, который знал, чувствовал и теперь уже не хотел терять, пришло мгновенно и оказалось кстати, как спасительный глоток в раскаленной пустыне.

Скучавший в приемной телохранитель поднялся ему на встречу.

— Я еду в город, — ни с того ни с сего сказал ему Гридин. Хотя, собственно, никто не просил его отчитываться о намерениях перед старшим лейтенантом в мешковатом цивильном костюме.

Саенко опешил и, вместо того чтобы молча следовать за патроном, деловито осведомился:

— В каком направлении?

Вместо оплеухи, в ожидании которой он съежился и отступил на полшага и которую стоило бы закатить ему за фривольность, последовало отчаянно-разгульное:

— Каяться! — И Гридин широко зашагал по ковровому коридору, надевая плащ на ходу.

«Четвертый», я — «Первый», «ЗИЛ-117» — к центральному!»

— Послушай, Валентин, — остановился губернатор, поправляя шарф, — не поехать ли тебе в «волге» следом? А? Надоело, понимаешь! Один хочу побыть. Можешь ты себе представить, что я тоже человек?..

«Первый», я — «Седьмой», Объект в сопровождении Саенко вышел из здания».

— Могу. Отчего же? Но… приказ. По регламенту — расстояние двух шагов. А сзади…

— У тебя приказ… а у меня — просьба. Оставь, ни черта меня не украдут, — слышался голос Гридина в приемнике PK-830SS в черной «волге», застывшей справа от админкорпуса со стороны Кипарисной.

— Мигни ему фарами, — распорядился капитан Щеглов. Саенко покосился на «волгу». Фары на мгновение засветились и погасли.

— Хорошо, — сдался телохранитель. — Садитесь сзади.

— Благодарю покорно, — откланялся Гридин, направляясь к ЗИЛу.

«Первый», я — «Седьмой», Объект садится в «ЗИЛ». Куда сажать Саенко?»

— Здравствуй, Василий Петрович! — поздоровался губернатор с водителем, который возил его десятый год. — Прокатимся.

— Здравствуй, Кость Григорьич, — тронул машину водитель. Кроме этого «Здравствуй, Кость Григорьич», Гридин от него за десять лет так ничего и не слышал, за что и ценил.

«Третий», я — «Первый», подберите Саенко и следуйте за «Четвертым».

«Вас понял. Держу дистанцию на расстоянии радиоперехвата».

Константин Григорьевич опустил стекло. Посвежело. Через пару кварталов головная боль стала проходить, наступило не то чтобы блаженство, но заметное успокоение, и когда переливчатой трелью просигналил радиотелефон, он трубку не взял — дотянулся до аппарата, щелкнул тумблером. Мотора в салоне не было слышно, ничто не нарушало тишины. И город казался умытым, спокойным, хотелось колесить так до бесконечности долго, позабыв о дамокловом мече, нависшем над головой.

«Внимание, я — «Первый», «ЗИЛ» выезжает на Кипарисную. Объект на заднем. «Девятый», ведите колонну сопровождения».

«Первый», я — «Девятый», вас понял!»

«Я — «Шестой», проезжаю встречном, переулок Свободы».

«Шестой», я — «Первый», отпустите Объект, перестройтесь по варианту «Альфа». «Пятый», подхвати Объект на Театральной площади».

«Пятый» Объект принял!»

«Воздух-2», Объект следует по Лесному в направлении площади Дружбы».

«Первый», я — «Воздух-2», как слышите? Прием!..»

«Воздух-2», я — «Первый», слышу нормально. Веду Объект, направляюсь в сторону гавани».

«Первый», я — «Пятый», со стороны Одесской следует белая «тойота» с дипломатическими номерами. Скорость — девяносто. Триста метров до пересечения… двести…»

«Патруль-14», «Первый» вызывает «Патруль-14»!..»

«Первый», я — «Патруль-14», «тойоту» вижу, не паникуем. Беру на «красный»… Стоим!»

«Первый», я — «Воздух-2», Объект следует по набережной на Кольцо».

«Воздух-2», я — «Первый», вас понял. «374-й», отчаливаем. Следуем в направлении движения Объекта».

«Первый», я — «374-й», в акватории порта у четвертого причала. Следую параллельно Объекту на расстоянии действия системы перехвата. Объект сворачивает!..»

«Внимание, «Кольцевой», я — «Первый». Как слышите?..»

«Первый», вас понял, я — «Кольцевой», следую за Объектом в направлении улицы Нахимова».

«Патруль-11», я — «Первый», перекрой Нахимова!»

«Я — «Патруль-11». Перекрыто».

«Север», «Север», заберите на пересечении у «Кольцевого»!»

«Первый», я — «Север», во встречном направлении со стороны Акуловки следует колонна автобусов в сопровождении «Областного».

«Север», частота «Областного» 141. Как поняли?..»

«Понял. Связываюсь, 141».

«Пеленг», что в салоне Объекта?.. «Пеленг», «Пеленг», я — «Первый», ответь!»

«Первый», я — «Пеленг», прошу повторить!..»

«Пеленг» считайте информацию Объекта!»

«Первый», я — «Пеленг», слышу нормально. Понял вас. Следую на расстоянии пятьсот, шумы устранил. Тишина в салоне».

«Повторите, не понял!»

«Тишина в салоне!.. Тишина!»

* * *

… И из тишины этой долетел до губернатора звон молота о наковальню. Запах раскаленного металла остался в памяти с тех далеких пятидесятых, когда отец брал его с собой в портовую кузницу и он часами стоял у горна, наблюдая за тем, как под ударами молотов мертвое железо обретает жизнь. Как хотелось тогда Костику походить на мускулистых молотобойцев, понимавших друг друга и кузнеца не по словам и даже не по взглядам — молча, нутром. Слова произносить было некогда: с пуском Волго-Дона речпорт на левом берегу расширялся, а с ним вырастало экономическое значение татарской столицы. Девятилетнему Костику казалось, что именно от работы его отца и этих ладных парней зависит верфь, порт, город, а с ним и страна, и целая жизнь. Глядя на то, как споро управляются они с кувалдами, клешами, обжимками, пережимками и прочим бесхитростным кузнечным инструментом, он изо всех сил старался непременно все понять и запомнить, чтобы потом, когда подоспеет возраст, вернуться сюда и подключиться к их самому важному и интересному делу на свете.

После смены отец с молотобойцами шел в портовую пивную. Пока он не успел «залить фронтовые раны», Костик забирал у него зарплату и вез через весь город на валяльно-фетровую фабрику, где работала уборщицей мать. Ехать приходилось троллейбусом. Поездки в этом рогатом, забавно гудящем вагоне, где все было «культурно» и даже не воняло бензином, доставляли Костику огромное удовольствие — позволяли взирать на грязные казанские улицы свысока и чувствовать себя старше своих лет. Троллейбус в Казани пустили в сорок восьмом, для большинства он был еще чем-то вроде аттракциона в местном Парке культуры и отдыха имени Горького.

Сейчас Гридин проезжал по своему городу, в своем «ЗИЛе-117», со своим водителем и своими «молотобойцами», но важности это ему не прибавляло и хозяином он себя не чувствовал…

Глядя на улицы и набережные Приморска, он вспоминал родную Казань. Не с казанского ли левобережья, не из его ли детства пришла сюда вот эта судоверфь?.. И картинная галерея — не дань ли она увлечению его ранней юности, когда он, учась в художественной школе, дни напролет проводил в залах Художественной выставки, не бог весть какой знаменитой, зато тихой и спокойной, как видневшаяся из ее окон Волга?.. А как похож вот этот дом на их довоенной постройки пятиэтажку на улице Пионерской! Ту самую, где жил он с отцом, матерью и сестрой Людмилой, из которой бегали в двадцать четвертую среднюю школу, он — в первый класс, сестра — в десятый…