Боб смотрел на Яна, и ему вдруг показалось, что и в нем самом есть эта безнадежная польская тоска. Он задумался, что, к счастью, случалось с ним очень редко.

Один лишь Тедди сохранял трезвость мышления. Он поднял руки и, словно дирижер, деликатно направлял камеры и осветительные приборы. Когда он замер, камеры затихли, свет погас. В зале раздались аплодисменты.

Теперь Яна ожидало более трудное задание. От него требовалось с печальным выражением лица, уже зафиксированным камерами, обратить внимание на упаковку с отбеливателем, взять ее в руки, высыпать немного порошка на ладонь и лучезарно улыбнуться.

Табурет показался Яну невыносимо твердым, софиты ослепляли, шум камер раздражал. Ян потянулся к упаковке с отбеливателем, высыпал немного порошка на ладонь и задумчиво разглядывал белую субстанцию.

— Ясь… — услышал он тихий голос Кошикевича. — Ясь, мы тебя любим.

В голосе владельца агентства было столько тепла, что Ян почувствовал, как его переполняют эмоции. Он посмотрел в темноту, где между второй и третьей камерами скромно стоял Тедди, и улыбнулся ему.

В тишине был слышен лишь шум камер, который вскоре замолк. Никто не шевельнулся. Присутствующие молча смотрели на Яна, который показался им совершенно другим человеком, хотя они сами не знали почему. Осторожно, чтобы не нарушить охватившее всех благостное состояние, Тедди подошел к Яну и обнял его. Потом к нему протиснулся Боб и, удовлетворенно посапывая, едва не сломал Яну руку. Операторы, осветители и технический персонал поочередно подходили к Яну и молча пожимали ему руку. Наконец все уселись в машины и поехали к Тедди, где до рассвета пили французское шампанское, курили марихуану и слушали джаз. Ян был на седьмом небе от счастья.

Рекламу отбеливателя «Пириос» впервые показали по телевизору в четверг вечером, в лучшее время, когда у телеэкранов собирается наибольшее количество зрителей. Боб хотел, чтобы люди узнали об отбеливателе перед выходными, когда гипермаркеты заполняют толпы покупателей. Он позаботился о том, чтобы «Пириос» был выставлен на лучших местах, и во все крупные магазины отправил стажеров, чтобы те консультировали покупателей и сообщали ему об уровне продаж. В пятницу около шести вечера, когда стоянки супермаркетов обычно до предела забиты автомобилями, Боб, Тедди и несколько особо ценных сотрудников из отдела маркетинга «Би-си-би» расселись в кабинете Боба и, держа в руках бокалы с отливающим бронзой виски, с нетерпением стали ждать результатов.

Им не пришлось ждать долго. В пять минут седьмого позвонил студент и неприятно пискливым голосом сообщил:

— «Пириос» расходится, как вода. Покупают как сумасшедшие.

— Кто покупает? — поинтересовался Боб. — Женщины? Мужчины? Молодые? Старики?

— Все, — пропищал студент. — Берут со страшной силой. Уже очередь выстроилась.

Едва Боб положил телефон, как снова раздался звонок.

— Все покупают «Пириос», — многозначительно прошептала девушка, которую фирма «Би-си-би» частенько нанимала в качестве промоутера. — Расхватали все, что было выставлено на витрине, покупатели ждут новую партию со склада магазина.

— Кто эти покупатели? — спросил Боб. — К какой социальной группе они относятся? Их возраст?

— Откуда же мне знать? — заколебалась девушка. — По-моему, покупают все независимо от социального статуса и возраста.

Последующие полчаса Бобу беспрестанно звонили и сообщали почти одинаковую информацию. Люди словно сошли с ума на почве отбеливателя «Пириос». В конце концов Боб перестал отвечать на телефонные звонки. Все и так было ясно. Неправдоподобный, невообразимый, неслыханный триумф!

В то время, когда телеканалы вовсю транслировали рекламу отбеливателя, простуженный Ян лежал в постели. Он кашлял, чихал, сильно потел, глотал аспирин и пил из бутылки сироп. Он много раз смотрел рекламу и был доволен собой.

В пятницу Яну позвонил Голембиовский и поздравил его с успехом. Он смеялся и назвал Яна «божьей пташкой», а когда Ян поинтересовался, что это значит, он пообещал на днях зайти и все объяснить.

В субботу утром объявился Помянович и сказал, что видел рекламу и очень за него рад. Ян сразу почувствовал, что Помянович расстроен, но не стал задавать вопросов, лишь поблагодарил и попрощался.

Потом по очереди позвонили все, кто знал Яна по избирательной кампании, и сердечно поздравили, а он сердечно всех поблагодарил.

Вечером позвонил доцент Красуцкий и признался, что очень рад тому, что Яну удалось найти свое место в жизни. Ян хотел объяснить, что, по правде говоря, он еще не нашел своего места, но как раз в тот момент к пану доценту кто-то пришел, и разговор закончился. В воскресенье утром Ян почувствовал себя намного лучше и решил выйти погулять.

День был солнечный, но дул холодный ветер, поэтому он натянул шапку на лоб, поднял воротник плаща и пошел по Кручей в сторону Иерусалимских аллей. Как обычно, в воскресенье на улицах было довольно пусто, только на углу стояла группа подростков и что-то возбужденно обсуждала. Ян брел мимо, думая о своем, как вдруг заметил, что один из парней догнал его и пристально разглядывает. Ян закрылся воротником, но это не помогло. Юноша вернулся к товарищам, крича:

— Пириос! Ребята! Это Пириос!

Толпа подростков догнала Яна, окружила его, и парни по очереди стали выкрикивать:

— Пириос!!! Пириос!!! Люди, смотрите — Пириос!!!

— Ребята, оставьте меня в покос… — взмолился Ян. — Нет причины так кричать…

Но у подростков, должно быть, причина была, поскольку они теснее окружили Яна и громогласно орали:

— У нас Пириос! Люди-и-и-и! У нас Пириос!!!

Из соседних дворов выбежали другие девчонки и мальчишки, а следом за ними и взрослые. Вскоре вокруг Яна образовалась огромная толпа необычайно возбужденных людей, выкрикивающая:

— Пириос! Настоящий Пириос! Качать Пириоса!

Попытки Яна объяснить, что его на самом деле зовут не Пириос, он просто вышел погулять и что он простужен, утомлен и нуждается в тишине и покое, оказались бесполезными. Его никто не слушал. Каждый хотел потрогать героя телевизионной рекламы и получше рассмотреть. Ян почувствовал, что еще секунда — и его собьют с ног и затопчут, поэтому собрал всю свою волю в кулак, вырвался из окружавшей его толпы и припустил куда глаза глядят.

— Пириос сбежал! — крикнул какой-то парень. — Держите Пириоса!

И толпа бросилась в погоню за своим кумиром.

Ян никогда в жизни не бегал так быстро. Видя, что преследователи вот-вот настигнут его, он свернул во двор, пронесся по газонам, пересек автостоянку, перепрыгнул через ограждения, повернул направо, затем налево, но каждый раз, когда ему казалось, что он оторвался от погони и может немного передохнуть, за спиной раздавался крик:

— Вот он! Сюда! Держи Пириоса!

Наконец, сделав большой крюк, Ян оказался возле своего дома, в несколько шагов преодолел дворик, вбежал в подъезд, как сумасшедший влетел по лестнице на свой этаж, на мгновение замешкался с замком и оказался в квартире. Он закрыл дверь на засов и придвинул к ней всю мебель, какую было возможно. Сделав это, упал в плаще на кровать и закашлялся.

За окном был слышен топот, крики, проклятия, женский визг, немного спустя монотонно завыла сирена. Множество голосов слились в один, затем все стихло. Ян встал с кровати и на цыпочках подошел к окну. Осторожно отодвинул занавеску и похолодел. На тротуаре стояла безмолвная толпа детей, молодежи, взрослых и стариков. Все смотрели прямо в окно Яна. Кто-то, вероятно, заметил его потрясенное, словно приклеенное к оконному стеклу лицо, толпа заволновалась:

— Пириос! Пириос!

Ян мгновенно задернул штору. Но толпа не успокаивалась.

— Пириос! — кричали люди. — Покажись! Пириос! Покажись!

Ян сидел на кровати, дрожа от страха.

Крики постепенно стали слабеть, лишь под самым окном раздавался одинокий сдавленный голос, отчаянно зовущий:

— Пириос! Ты дерьмо!