Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Бракин, наконец, вспомнил этот рык и эту львиную морду. Это был Джулька, который пару раз когда-то пугал его, когда Бракин вечером возвращался домой по переулку.

Когда раскаты рыка стали гаснуть в сугробах, Джулька прыгнул.

Белая подняла лапу, так небрежно, словно хотела отмахнуться от Джульки. И зря: пес ударил её грудью и опрокинул. Белая яростно завизжала и они покатились клубком по черному, измолотому снегу.

И неизвестно, чем бы закончилась схватка мёртвого пса с бессмертной волчицей, если бы не Коростылёв. Он выполз из-под навеса и побежал к ним на четвереньках, но тут же как бы опомнился, поднялся на ноги, вернулся, прихватил что-то чёрное и кривое. Топор. Старый ржавый топор, забытый хозяевами в куче щепы, оставшейся от поленницы дров.

Коростылёв, проваливаясь в снег по колени, поспешил к месту схватки. При этом он угрожающе размахивал топором и, кажется, что-то кричал.

Бракин уже ничего не понимал; полуобмороженный, почти безумный, он начал расстреливать последнюю обойму, целясь Коростылёву в голову. Голова дергалась, болталась из стороны в сторону, но Коростылёв не останавливался.

Между тем в проёме ворот появилось новое чудовище. Это была Наташка. Она шла, спотыкаясь, то и дело запрокидывая голову. Когда она приблизилась, Бракин разглядел: она пыталась выдернуть из глазницы какой-то железный штырь.

Коростылёв уже бил топором наотмашь, прямо по сбитым в клубок телам, не разбирая, где Джулька, где Белая волчица. И клубок начинал распадаться. Вот, наконец, Белая отскочила. Она была изранена, изодрана так, что лохмотьями свисала шкура. Но кровь не струилась из ран, и Белая стояла на ногах. А Джулька уже не мог подняться. Он просто полз к Белой, волоча задние лапы, а за ним шагал Коростылёв и молотил его топором.

Когда до Белой оставался всего только шаг, к Джульке подошла Наташка. Ей удалось, наконец, выдернуть штырь из глазницы. Она поглядела на штырь одним глазом, размахнулась – и вонзила Джульке в загривок.

Джулька дернулся, по его могучему, изуродованному телу волной пробежала длинная судорога. Он прилёг мордой в снег и затих. Но глаза его продолжали смотреть, и – видеть.

– Ну? – визгливо пролаяла Белая. – Где ещё твои мёртвые шакалы?

Она рассмеялась, выпрямилась. Она была почти прежней, хотя что-то в ней сломалось: она уже не поднимала голову, не принимала величественную позу. Больше всего она походила на обыкновенную, – только седую, израненную, – волчицу.

«Всё кончено», – вяло подумал Бракин. Обмороженная щека стала распухать, глаз заплывал. Руки уже не держали пистолета, и он понимал, что больницы и долгого отдыха на больничной койке ему теперь не миновать.

Белая покинула место схватки, оставив в сугробах два трупа. Коростылёв и Наташка куда-то исчезли, как и Уморин.

Белая молча добрела до дома, взглянула вверх, на полуоткрытое, еле держащееся на одной петле, чердачное окно.

– Дева! Я иду к тебе! – проревела она, плавно взлетела, одним прыжком достигла дверцы, выбила её, и влетела под крышу.

Она уже чуяла – Дева здесь. Под провисшими листами шифера, под изломанными балками, маленькая девочка, – перепуганная насмерть, а может быть, и вовсе уже умершая от ужаса.

Белая приостановилась, ловя запахи. Вот оно, здесь. Под тёмным старым пальто, пропахшим человеческим потом.

Человеческим потом и… собачьей шерстью.

Белая остановилась, вздрогнула. И не успела развернуться: сбоку на нее летело косматое, забинтованное тело с горящими глазами, – горящими почти так же, как у неё…

Мощные челюсти сомкнулись на глотке. Белая упала, дёрнулась. Она знала, что убить её невозможно. И поэтому оставалась спокойной.

Она оставалась спокойной, даже когда челюсти разомкнулись, и пёс, хромая, отошел от неё.

– Тарзан! Ты живой? – раздался тонкий дрожащий голос Девы.

Когда всё затихло, над белыми крышами Черемошников показались крылатые тени. Звучно пропел охотничий рожок, раздался далёкий свирепый лай. Тени промчались над двором, и из тёмного облака вывалилась стая больших черных ворон. Вороны молча обсели трупы и начали рвать их на куски.

Через некоторое время на поле битвы остались только черный перепаханный снег и тело странного существа, которого вороны не посмели тронуть.

Уничтожив собак и тела Ка без остатка, стая шумно поднялась в небо. А на проломленную крышу дома бесшумно опустился тёмный всадник.

Алёнка, прижимаясь к телу Тарзана, увидела, как на чердаке появился человек в тёмном плаще, который делал его почти невидимым. Человек распахнул плащ, который стал невероятно огромным, на весь чердак, и опустил его на лежавшую без движения Сараму.

Он закутал волчицу в плащ, словно в ночь, поднял её на руки, и взмыл через пролом прямо в холодные небеса.

И тогда снова раздались лай и хриплое далёкое карканье, а потом запел охотничий рог. Он пел печальную, траурную песнь, от которой холодело сердце. Он пел долго, то удаляясь, то приближаясь, и Алёнка, слушая, молча вытирала слезы, и не успевала: они скатывались со щек круглыми горошинами и, замерзая на лету, звенели, падая вниз.

Вот и всё.

Студия гостелевидения. Сутки спустя

Мэр города Ильин выступал в прямом эфире, отбиваясь от бесконечных звонков телезрителей. Он уже объяснил, что никакого чрезвычайного положения нет, что массовый отстрел волков, затеянный охотуправлением, прекращён, и против виновных экологической прокуратурой начато дело. Что никаких диких собак в городе не было и нет, а вспышка бешенства была зарегистрирована не в городе, а в пригородном селе.

Он повторял это весь вечер, у него разболелась голова, ему страшно хотелось курить и ещё – послать всех подальше, но звонки не прекращались, а въедливая ведущая Ирина всё не отставала с одними и теми же дурацкими вопросами.

– А правда, что на Черемошниках вчера ночью было какое-то побоище?

– Мне об этом ничего не известно. Если было «побоище», как вы выражаетесь, то скажите, пожалуйста, кто там был убит, – сказал Ильин уклончиво.

– А правда, что из морга исчезли трупы? Местные жители утверждают, что видели мёртвую цыганку. То есть, ожившую.

– На Черемошниках? – уточнил Ильин, усмехнулся, и развёл руками, как бы давая понять, что от жителей Черемошников всего можно ожидать.

– И все-таки, о трупах… – не отставала ведущая. – Это правда, что несколько трупов исчезли из морга, например, труп председателя КЧС Владимира Густых?

– Неправда, – соврал Ильин. – Мой личный опыт врача, да и простой здравый смысл подсказывают, что трупы не сбегают из холодильников, и уж тем более не ходят по улицам. Что касается Густых, – его тела в нашем морге действительно нет: оно отправлено в Новосибирск на специальную экспертизу.

– А бешенство?

– Да прекратите вы о бешенстве, наконец! – не выдержал Ильин. – Я уже много раз повторял, и повторяю ещё раз: была локальная вспышка бешенства в пригородном селе в начале декабря. Все больные животные усыплены, часть животных содержится в спецпитомнике института вакцин и сывороток. Что касается людей, – то была проведена массовая вакцинация, и ваша вспышка, так сказать, была успешно погашена.

Ильин устало взглянул на ведущую. Она поняла его взгляд, да и время передачи давно уже вышло, наверху, за стеклом, стояло все начальство и грозило Ирине кулаками.

– Последний звонок, Александр Сергеевич, – умоляющим голосом пропела Ирина. – Всего один, – и всё, точно уже всё.

Ильин махнул рукой: дескать, давайте уж, чего там.

Включился микрофон, и далекий сумрачный голос явственно произнёс сквозь помехи на линии:

– Не бей собаку – судороги потянут.

– Кто говорит? – звонко перебила ведущая.

– Народ говорит.

– Нет, вы представьтесь, пожалуйста. Как вас зовут, и в чем суть вопроса?

Раздался шум помех, потом звонкий детский голос заявил:

83
{"b":"1838","o":1}