Животные суть субстанции, имеющие особенную организацию, или расположение, плотных, трубчатых, клеточных и жидких частей, посредством которых они осуществляют поглощение, переваривание, ассимиляцию, рост, секрецию, экскрецию и размножение. Они умирают от насильственного воздействия, болезни, старческого возраста. Когда они умирают, они разлагаются на азот, или нитроген, углерод, водород, кислород, известь и фосфор. Они подвижны. Для этой цели они имеют мышечные аппараты. И они имеют также нервные аппараты для целей ощущения и воления, посредством которых они связаны с окружающими объектами — одушевленными и неодушевленными. Благодаря ассимиляции они превращают неорганическую и безжизненную материю в органическую, живую и чувствующую[38]. До настоящего времени ясно не обнаружено, что какое-либо животное возникает иначе как преемник некоторого сходного животного, его непосредственного предшественника. Теория nisus formativus{26} Блюменбаха, теория Дарвина{27} и Ламарка не являются невозможными, но пока имеют мало приверженцев. Представляется, что против учения о самопроизвольном зарождении имеются веские факты. Зоофиты, маленькие инфузории, черви и другие паразиты, разрушающие внутренние части живых организмов, создают трудности [для этого учения], но не исключают его. Равным образом плесень, мхи и другие мельчайшие растения, изучаемые фитологией.
Все позвоночные животные имеют: а) органическую систему, предназначенную для поддержания простой жизни животного и являющуюся аналогичной органической системе растений; b) мышечную систему, предназначенную частично для внутреннего действия, частично для перемещения; с) нервную систему, частично предназначенную для ощущений и волений и наших отношений к другим существам.
Непроизвольно движущиеся мышцы обладают благодаря секреции, выделяемой органической системой, и соответствующим им нервным аппаратам, силой сокращения. Иначе говоря, они становятся в результате приложения раздражителя тоньше или толще. Раздражитель может быть либо естественным раздражителем нервной системы или крови, либо искусственным. Действия непроизвольно движущейся мышцы совершаются, не сопровождаясь чувствованием или восприятием. Произвольно движущиеся мышцы раздражаются естественно, благодаря [действию] той части нервной системы, которая соответствует ощущению или ведению. Иначе говоря, благодаря мозгу и церебральной иннервации какая-либо часть или волокно нервного ствола передает иннервацию к мозгу, а другая [часть] — от мозга. Полагают, что гальванические процессы до некоторой степени могут быть заменителями нервных раздражителей мышц, движущихся как произвольно, так и непроизвольно.
Установлено, что мышечная сила пребывает в мышцах, является свойством мышечного волокна и отличается от нервной силы, действующей просто как один из стимулов нервной раздражимости. Мышечная раздражимость и сократимость могут существовать в отдельной мышце. Установлено, что нервная сила, предназначенная для целей непроизвольной, нечувствительной, органической жизни, отличается от нервной силы, предназначенной для целей ощущения и воления, ибо каждая может быть продемонстрирована отдельно от другой. Весьма вероятно, что первая из названных частей нервной системы ограничена продолговатым мозгом и ганглиозными сплетениями, вторая, и более важная часть, — мозгом и его центром.
Мне известен ряд случаев, приводимых моим другом д-ром Ферриаром{28} в «Манчестерских известиях» и в письме ко мне, ряд случаев, приводимых сэром Эверардом Хоумом{29} в «Философских известиях», и многие другие случаи, не включенные в статьи этих господ, когда поражения мозга не сопровождаются видимыми поражениями интеллекта. Ни один физиолог не считает, что это свидетельствует против предположения о том, что мозг является тем центром нервной системы, которому свойственны ощущения и воления. Ибо мы не знаем посредством эксперимента, какие именно части мозга являются исключительно таковыми. Всеобщий факт, установленный путем индукции из бесчисленных отдельных случаев, не может быть отменен, исходя из нескольких кажущихся аномалий, объяснение которых представляет трудности. Теория охватывает те части мозга, которые существенны для ощущений и волений, а не простую общую массу, которая представляется вспомогательной оболочкой.
Эксперименты сэра Эверарда Хоума о связи памяти с корковой субстанцией и еще более важные «Исследования» М. Флуранса{30} обещают пролить свет на этот трудный предмет, который требует терпеливого и настойчивого исследования. Должны иметься некоторые внутренние чувствительные окончания для каждой главной ветви чувствительных нервов. В связи с настоящим исследованием поместите их, куда хотите или куда указывают определенные факты.
Изложенные выше взгляды на минеральное, растительное и животное царство я представляю не как какую-либо дедукцию из теории, а как выражения различных и установленных фактов, которые хорошо осведомленный современный физиолог едва ли отважится отрицать, при условии ограничений, принятых мной при их изложении. Я сошлюсь на Биша, Ришерана, Мажанди, доктора Вильсона Филипса, сэра Эверарда Хоума и физиологические исследования М. Флуранса в XX томе «Химического ежегодника», стр. 299.
Я перехожу ко второй группе аргументов.
1. Склонность мельчайших частиц кварца принять форму шестигранника, циркония — четырехгранника, алмаза и граната — двенадцатигранника, пирита — куба, карбоната кальция — ромбоида и т. д., в результате которой их частицы стремятся объединиться со смежными частицами не безразлично и беспорядочно, а специфическим способом, необходимым для того, чтобы образовать эти фигуры, либо является свойством самих материальных частиц, либо обязана своим существованием некоторой особой сущности или принципу, который в каждом случае придает частицам необходимую силу в необходимом направлении. Никто, однако, до сих пор не думал приписать эту склонность чему-либо, кроме как некоторому свойству, принадлежащему самим частицам и существенному для них.
Упорядочение питательного вещества, усваиваемого растением в специфической форме, воздействующей на это растение и служащей его отличительным признаком, обычно приписывается действию растительной жизни как связанной с растительной организацией. Никто до сих пор не выдвинул гипотезу о вегетативной душе, отличной от растений, но регулирующей его и управляющей им, — некоей сущности, высшей по отношению к растению и переживающей его. Но не более затруднительно предположить, что восприятие — свойство нервной системы или кристаллизация — минеральной системы. Мы видим, что все эти свойства подобно другим свойствам теснейшим и существенным образом связаны — как предшествующее и последующее — с предметом, к которому они относятся, и мы относим их соответственно, как и во всех других случаях сходной связи. Как может какая-либо жизнь быть результатом простой материи и движения? Но факт остается неопровержимым. Разве она не существует при стимуляции?
Мы видим в человеческой организации нервный аппарат, который имеет существенную связь с ощущением и волением и из которого возникают эти свойства, — он не служит никаким другим целям, кроме порождения этих свойств. Мы видим его в раннем детстве в таком состоянии, которое приближается к несуществованию (nonentity); формирующимся постепенно и медленно, растущим с ростом существа, которому он принадлежит, улучшающимся шаг за шагом, — мы видим его варьирующим по качеству и силе в соответствии с нашим образованием и природой общества, в которое мы брошены. Мы видим это зависящим почти во всех его характерных особенностях от того способа, которым эта часть нервной системы возбуждена извне, так что человек, родившийся и получивший образование в Константинополе, будет иметь один набор впечатлений, волений и ассоциаций, привыкнет к одним ощущениям и волениям, а человек со сходным устройством нервного аппарата, родившийся и получивший образование среди квакеров Филадельфии, будет иметь другой. Все это есть результат порождающих причин, внешних по отношению к системе. Специфические особенности возбуждения — вот что является причиной, по которой нервный аппарат действует именно таким способом скорее, чем другим, и усваивает различные навыки. Я утверждаю: мы видим, что так должно быть во всех случаях, что это неоспоримая реальность. Как же в таком случае мы можем отрицать, что ощущение и воление должны быть результатом раздражения нервной системы? Здесь имеется та же самая связь феноменов, тот же самый единообразный результат этой связи, который представляет не больше трудности в случае ощущений и воления, чем в случае секреции желез, или животной теплоты, или мышечного действия, или кровообращения, или [образования] смолы в шишке и сахара в клене из тех же самых флюидов. Все эти процессы одинаково необъяснимы исходя из какого-либо априорного устройства материи и известного нам движения. В объяснении с помощью нематериального принципа они испытывают одинаковую необходимость, ибо хотя мы ясно видим, что все они в каждом случае являются феноменами организованной материи, однако ни в одном случае мы не можем объяснить их рационально, посредством каких-либо известных свойств другой материи — неорганизованной.