26 июня 1822 г.

Учение Иисуса просто, оно целиком направлено на счастье человека.

1. Есть только один бог, и он совершенен.

2. В будущей жизни есть воздаяния и наказания.

3. Сущность религии — искренняя любовь к богу и любовь к ближнему, как к самому себе. Таковы великие принципы, на которых Иисус стремился преобразовать религию евреев. Сравните с этим деморализующие догмы Кальвина.

1. Бог существует в трех лицах.

2. Добрые деяния или любовь к ближнему -ничто

3. Вера — все, и, чем менее понятен довод, тем большая заслуга в веровании.

4. В религии нельзя пользоваться разумом.

5. Бог с самого начала избрал одних, кого ожидает спасение, и других — кто будет осужден; никакие преступления, совершенные первыми, не будут осуждены, и никакие добродетели последних не спасут их.

Итак, приверженцы какого из этих учений праведны и милосердны по-христиански? Те, кто верит и поступает согласно простому учению Иисуса? Или нечестивые догматики, такие, как Афанасий^{1} или Кальвин? Поистине я считаю, что неверные пастухи — это те, кто входит в овчарню не через дверь, а каким-то Другим путем. Они просто узурпаторы христианского имени, когда проповедуют религиозную ересь, представляющую собой бред, безумные фантазии, столь же чуждые христианству, как и религия Магомета. Их богохульство привело к неверию думающих людей, которые слишком поспешно отвергли самого предполагаемого автора вместе с нелепостями, столь ошибочно приписанными ему. Если бы учение Иисуса всегда проповедовалось таким же чистым, каким оно выходило из его уст, то весь цивилизованный мир был бы теперь христианским. Я рад, что в этой благословенной стране свободных исследований и мнений, стране, которая не подчинила свои верования и совесть ни королям, ни священникам, истинное учение воскрешает одного только бога, и я верю, что в Соединенных Штатах сейчас не найдется ни одного молодого человека, который не умер бы как унитарианец.

Но я сильно опасаюсь, что, когда эта великая истина будет восстановлена, ее приверженцы впадут в роковую ошибку: начнут фабриковать формулы вероучений и вероисповеданий — те орудия, которые так быстро уничтожили религию Иисуса и сделали из христианского мира простую Акелдаму^{2}; и что они откажутся от добродетели ради таинств и променяют Иисуса на Платона. Насколько более мудры квакеры, которые, соглашаясь с основным учением Евангелия, не занимаются никакими ересями, [поучающими] о таинствах, и, оставаясь в пределах, здравого смысла, не допускают никаких спекулятивных различий во взглядах, чтобы ослабить любовь своих братьев. Пусть это будет мудростью унитарианцев, этой священной мантией, которая укроет своим милосердным покровом всех, кто верит в одного бога и кто любит своего ближнего!

7 октября 1822 е.

В том же докладе членов комиссии 1818 г. указывалось, что «в соответствии с принципами конституции, ставящими все религиозные секты в равное положение, при ревностном отношении различных сект к защите этого равенства от всяких посягательств и при проявленном ранее отношении законодательной власти к вопросу религиозной свободы не предлагалось создавать в университете профессуру богословия; однако было предусмотрено обучение древнееврейскому, греческому и латинскому языкам, сокровищницам оригиналов и самых первых и наиболее уважаемых авторитетов в вере каждой секты, а также предусмотрен курс лекций по этике, излагающий моральные принципы, общие для всех сект. Не нарушая конституции, дали возможность каждой секте взять в свои собственные руки заботы о дальнейшем обучении догмам каждой из них».

Однако не следовало считать, что государственные власти будут мешать обучению религиозным взглядам и обязанностям, поскольку они безразличны к интересам государства. Напротив, отношения, существующие между человеком и его творцом, и обязанности, вытекающие из этих отношений, наиболее интересны и важны для каждого человека и непременно отражаются на его занятиях и исследованиях. Недостаток обучения различным религиозным догмам, существующий среди наших граждан, является поэтому пробелом в общем обучении полезным наукам. Но думали, что этот недостаток и необходимость для каждого общества обучать своим доктринам были меньшим злом, чем разрешение государственным властям диктовать образ действий и принципы религиозного обучения или чем предоставленные им возможности поощрять или давать какие-либо преимущества одной секте перед другой. Было, однако, предложено многообещающее средство, которое, исключая вмешательство государственных властей в сфере религиозной свободы, принесет сектантским богословским школам одну лишь пользу, как это было предусмотрено в отношении обучения другим наукам. Эти науки одинаково необходимы духовным лицам, как и людям других гражданских профессий, чтобы дать им возможность выполнить свой долг согласно призванию, с пониманием и пользой. Поэтому имелось в виду и предлагалось некоторыми религиозными людьми, которые понимают преимущества увязывания других наук с религиозными учениями, создавать свои религиозные школы в пределах университета, с тем чтобы дать своим студентам легкий и удобный доступ к посещению научных лекций в университете и таким путем поддержать избравших религиозную профессию на таком высоком научном уровне, который дал бы им личный вес и респектабельность, как это удается достигнуть другим благодаря университету. Такие установления дали бы новое и еще большее преимущество, предоставляя возможность студентам университета посещать религиозные торжества с профессорами избранной ими секты в помещении, которое должно быть специально выстроено для этой цели при беспристрастном управлении, как было предложено в том же докладе членов комиссии, или в аудитории профессора. Инспекторы охотно откликаются на такие предложения и считают своим долгом всячески поощрять тех, кто может выбрать такое место для своих школ, уверяя их, что в устав университета будут внесены такие изменения, которые создадут студентам полную возможность для доступа к пользованию библиотекой (на таких же правах, как и для других студентов), которая в будущем может быть открыта на общественные или частные средства. Но всегда следует помнить, что эти школы не должны зависеть от университета и друг от друга. Такая организация завершит круг полезных наук, охватываемых этим учреждением, и заполнит существующий в настоящее время пробел на основе принципов, которые оставят ненарушенной религиозную свободу, в соответствии с конституцией, - самое неотъемлемое и священное из всех прав человека. К этой религиозной свободе народ и власти нашего штата всегда проявляли самое бдительное и ревностное отношение индивидуально и сообща; и если бы сейчас удалось пробудить это ревностное отношение и у законодательной власти тем, что здесь предложено, то от этой идеи отказались бы при всяком подозрении на неодобрение, которое они могут счесть нужным выразить.

Т. ДЖЕФФЕРСОН — Д. КАРТРАЙТУ

5 июня 1824 г.

Дорогой и почтенный сэр, премного обязан Вам за Ваше любезное письмо от 29-го февраля и за ценный том по английской конституции^{1}. С удовольствием и большим одобрением прочел его и думаю, что в этой книге установлен правильный источник происхождения конституции английского государства — англосаксонский. Поистине странно, что столь многим способным и ученым людям не удавалось точно определить этот источник. Поэтому не удивительно, что Пейн^{2}, который думал больше, чем читал, верил большим авторитетам, заявлявшим, что конституция Англии — воля парламента. Аналогичное говорил мне Марбуа^{3} перед Французской революцией: королевский альманах — конституция Франции. То, что Вы установили англосаксонское происхождение конституции, представляется законным. Изгнав бывших обитателей части острова, называемой Англией, англосаксы стали коренными жителями как для Вас, так и для Ваших предков по прямой линии. У них, несомненно, была конституция, и, хотя они не оставили ее в письменном виде, так, чтобы к точному тексту ее можно было бы всегда обратиться, остались, однако, фрагменты из их истории и законов, позволяющие с большой уверенностью сделать такой вывод. Как показывают их история и законы, если какой-нибудь поступок одобрялся, мы можем предполагать, что он разрешался их конституцией, а что не совершалось — не было разрешено. И хотя эта конституция была нарушена и ни во что не ставилась норманскими завоевателями, все же сила не может изменить права. Вечные претензии поддерживались народом, его непрекращающимся требованием восстановления своих саксонских законов; это доказывает, что по воле народа от них никогда не отказывались. В борьбе за эти древние права между народом и его королями из династий Плантагенетов, Тюдоров и Стюартов случались победы, иногда — поражения, пока эти права не были окончательно отвоеваны у Стюартов. Свержение и изгнание этой династии порвали нить мнимого наследования, уничтожили всякую королевскую узурпацию, и народ вновь приобрел все свои права. И хотя в своде законов были точно восстановлены лишь некоторые [из этих прав], все же то, что другие права были опущены, не было отказом от того, чтобы воспользоваться ими, если представится случай. Новый король не получил ни прав, ни власти, кроме тех, которые ему были явно пожалованы. Мне всегда казалось, что различие между вигами и тори в Англии заключается в том, что виги вывели свои права из англосаксонского источника, а тори — из норманского. Юм, этот великий апостол торизма, заявляет (примечание АА к гл. 42), что при Стюартах «именно народ покушался на короля, а не король пытался, как это представляют, присвоить себе права народа». Отсюда следует справедливость преемников норманских узурпации. И снова в примечании С, 159 находим: «...народ установил принцип, сам по себе благородный и, кажется, благовидный, но его опровергает вся история и опыт, а именно что в народе источник всей справедливой власти». Где же еще этому выродившемуся сыну науки, этому изменнику своих соотечественников найти источник справедливой власти, если не в большинстве общества? Может быть, в меньшинстве? Или в отдельной личности из этого меньшинства?