4. [(a.)] Никакие законы разума не освободят вас от ограничений, накладываемых реальными фактами. Невозможно отрицать, что все эти интеллектуальные феномены, все эти специфические свойства нематериальной души, все эти единственные свидетельства ее существования являются также свойствами тела, ибо там, где нет нервных аппаратов, как, например, у растений, там они никогда не появляются, они не появляются также у зародыша и у ребенка, пока у него не разовьются большие полушария. Там, где нервная система расстроена в результате повреждения, болезни или воздействия лекарства, эти феномены также расстраиваются или даже исчезают. Когда умирает тело и нервная система вместе с ним, все эти феномены прекращаются и безвозвратно исчезают. Мы никогда не имеем, насколько сообщают [нам] наши чувства, ни малейшего свидетельства существования какой-либо остающейся сущности, которая, будучи связана с телом в течение жизни, отделилась бы от него при смерти. Это можно было бы утверждать, но не имеется ни единого факта, который мог бы это доказать: когда умирает тело, нет более ни восприятия, ни памяти, ни ведения. Насколько мы можем видеть, они умирают вместе с телом и не проявляют никакого признака своего последующего существования. Эти феномены, стало быть, феномены тела: если бы они также были феноменами души, то и душа подобно телу была бы материальной, ибо она имела бы общие с ним свойства.
(b). Когда говорят, что душа может существовать после того, как тело стало мертвым и распалось, я отвечаю: душа может также и не существовать: одно предположение столь же верно, как и другое. Вспомните о том, что недопустимо при добросовестной аргументации считать само собой разумеющимся существование вещи только на том основании, что она, может быть, существует. Если вы утверждаете ее существование, мы должны доказать ваше утверждение. Affirmantis est probare. A posse ad esse non valet consequentia{7}.
(с). Если кто-либо скажет, что эти свойства только перестают существовать на время, я хотел бы у него выяснить, какую идею он соединяет с этой временной приостановкой, имеет ли он в виду что-либо иное, кроме того, что они [свойства] перестают существовать на это время. Дело обстоит так, что либо ничего другого не имеется в виду, либо предполагается нечто прямо противоречащее фактам. Более того, если бы подразумевалось нечто большее, легко можно было бы доказать, что предполагается извечное предсуществование (archetypical existence) абстрактных идей. Это — приближение к платоновским нелепостям, видоизмененным предустановленной гармонией Лейбница, которую, как я полагаю, невозможно защищать в наши дни. Кроме того, можно показать, что подобный скрытый (ulterior) смысл противоречит максиме impossibile est idem esse et non esse{8}. Это влечет за собой грамматическую нелепость употребления прилагательного самого по себе без существительного.
(d). Если кто-либо скажет, далее, что «эти духовные (mental) феномены являются не составными частями, а действиями души и свидетельствами ее существования, так что душа может продолжать существовать и тогда, когда она больше не действует или не действует именно таким способом, ибо из того, что человек потерял орудия или инструменты, с помощью которых он обычно работает, вовсе не следует, что уничтожилась и его способность работать», то я на это отвечу: 1. Всякий раз, когда свидетельства существования вещи возникают из ее собственной природы и структуры, они являются синонимами ее свойств. Таковыми являются феномены мышления по отношению к душе, они выражают ее истинную сущность. Я не могу дать более убедительное пояснение, чем уже предложенное; пусть мой читатель, если он является минералогом, опишет какой-нибудь минерал, а затем предположит, что все его характерные особенности исчезли. 2. Так как этими интеллектуальными феноменами исчерпываются все свидетельства, которые мы имеем о существовании души, то когда они разрушены или угасли, то же самое происходит и с выводом, который извлечен из них. Когда исчезают все признаки существования жизни, каждый без колебания скажет, что исчезла и сама жизнь. 3. Инструменты, которые человек обычно употребляет работая, составляют только малую часть, но не полностью все свидетельства его способности работать. Когда он утратит свои чувства, свои руки, свою способность воления и способность к произвольному движению, которые также являются общими свидетельствами его способности работать, каждый скажет, что он утратил и эту способность, т. е. что она больше не существует. 4. С таким же правом, например, можно было бы утверждать в отношении золота, что его свойства, называемые существенными и характерными, не более чем действия и свидетельства существования субстанции золота, которая-де может продолжать существовать несмотря на то что не обнаруживает больше ни одного из тех феноменов, которые называются его свойствами, но в действительности являются только временными свидетельствами его существования. Разве может какой-либо разумный человек признать справедливость этого аргумента? 5. Если допускается умозаключение a posse ad esse — a potentia ad actum{9}, извлеченное из отдаленнейших возможностей существования, тогда вообще можно доказывать существование любой вещи вопреки всем доказательствам противного. Разве не станет рассматривать врач (a physician) как сумасшедшего того человека, который говорил бы перед разлагающимся телом, что, хотя и «несомненно, ни одно из действий, которые суть признаки жизни, в настоящее время не обнаруживается, жизнь может продолжать существовать»?
5. (а). Все соотносительные термины предполагают существование своих коррелятов: человек не может быть отцом, не имея ребенка, мужем — не имея жены и т. д. Но если один из двух коррелятов перестает существовать, то это же происходит равным образом и с другим.
(b). Все те идеи, которые образуют нашу идею души, или, иначе говоря, все те свойства, из которых мы выводим ее существование, соотносительны. Их коррелятами являются идеи. Таким образом, не может быть восприятия без идей, которые воспринимаются, воспроизведения без идей, которые вспоминаются, суждения без идей, которые сравниваются, воли без идей объектов, по отношению к которым она осуществляется.
(с). Локк показал, что у нас нет врожденных идей, что все наши идеи являются идеями ощущения или рефлексии и что идеи рефлексии не что иное, как операции ума (mind), [производимые] с нашими идеями ощущения. Это значит, что все наши идеи происходят из впечатлений, произведенных на наши чувства, и основываются на этих впечатлениях. Учение древней школы было тем же самым: nil inquam fuit in intellectu, quod non prius erat in sensu{10}, включая внутренние чувства так же, как и внешние. Это не менее истинно, чем все другое, признанное истинным мудрейшими людьми древности[35]. Я знаю о «способностях духа» (mind) бесчисленного выводка шотландских метафизиков. Я не могу и не хочу отвечать на ужасающую бессмыслицу в этом вопросе, принимаемую д-ром Ридом{16} и д-ром Битти{17} за истину, равно как и на пустые софизмы д-ра Грегори{18}, на многословные страницы бессмыслицы д-ра Дугалда Стюарта, на невежественную наглость утверждений д-ра Барклея{19} в его последнем исследовании. Мы все перед читателем, и для меня этого довольно. Тем временем попросим читателя спросить себя, как он может приобрести идеи зрения, не имея глаза и его аппаратов, запаха, не имея ноздрей, вкуса — без сосочков языка и нёба и т. д. Пусть он скажет, какими идеями может обладать человек, все чувства которого полностью отсутствуют. Этого достаточно.
