В: Когда я вижу что-то приятное, я хочу это. Кто именно хочет? Я или ум?

М: Вопрос задан неверно. Нет никакого «кто». Есть желание, страх, гнев, и ум говорит: «Это я, это моё». Нет такой вещи, которая могла бы быть названа «мной» или «моим». Желание — это состояние ума, воспринимаемое и названное умом. Если бы ум не воспринимал и не давал имена, что стало бы с желанием?

В: Но существует ли восприятие без присвоения имён?

М: Конечно. Присвоение имён не выходит за пределы ума, а восприятие — это само сознание.

В: Когда кто-то умирает, что именно происходит?

М: Ничего не происходит. Нечто становится ничем. Ничего не было, ничего не осталось.

В: Но ведь есть же различие между живыми и мёртвыми. Вы говорите о живых как о мёртвых, а о мёртвых как о живых.

М: Почему вас беспокоит один умирающий человек, но не заботят миллионы умирающих каждый день? Каждый миг целые вселенные исчезают и появляются на свет — что, мне теперь плакать над ними? Мне ясно одно: всё, что есть, живёт и движется и обладает собственным бытием в сознании, а я пребываю внутри и вне сознания. Внутри я свидетель, вне — я Бытие.

В: Но вам же не всё равно, если ваш ребёнок болеет?

М: Я не волнуюсь. Я просто делаю то, что нужно. Я не беспокоюсь о будущем. Правильная реакция на любую ситуацию — моя натура. Я не останавливаюсь, чтобы решить, что делать. Я действую и двигаюсь дальше. Результаты меня не касаются. Меня не касается даже, хорошие они или плохие. Какими бы они ни были, пусть такими и будут — если они ко мне вернутся, я снова займусь ими. Или, точнее, случится так, что я снова займусь ими. В моих действиях нет чувства цели. Вещи происходят так, как происходят, не потому что я так делаю, а потому что я есть так, что они происходят. В действительности ничто никогда не происходит. Когда ум беспокоен, он заставляет Шиву танцевать, подобно тому как беспокойные воды озера заставляют танцевать луну. Это всё иллюзия, возникающая из ложных представлений.

В: Но вы определённо осознаёте многие вещи и действуете соответственно их природе. Вы относитесь к детям как к детям, а ко взрослым как ко взрослым.

М: Как вкус соли пропитывает великий океан и каждая капля морской воды несёт тот же вкус, так и любые переживания дают мне привкус реальности, всегда свежую реализацию моего собственного бытия.

В: Существую ли я в вашем мире также, как вы в моём?

М: Разумеется, вы есть и я есть. Но только как точки в сознании. Без сознания мы ничто. Это необходимо усвоить: мир держится на тоненькой ниточке сознания. Нет сознания — нет мира.

В: В сознании много точек, а миров так же много?

М: Возьмём, к примеру, сон. В больнице может быть много пациентов. Все они спят, все видят сны, каждый видит свой собственный личный сон. Эти пациенты не связаны друг с другом, не влияют друг на друга, у них только один общий фактор — болезнь. Таким же образом мы отделили себя в своём воображении от реального мира общего опыта и заключили себя в облако персональных желаний и страхов, образов и мыслей, идей и концепций.

В: Это мне понятно. Но в чём причина такого огромного разнообразия персональных миров?

М: Разнообразие не так велико. Все сны наложены на общий мир. До некоторой степени они формируют друг друга и влияют друг на друга. Изначальное единство действует несмотря ни на что. В корне всего этого лежит самозабвение, незнание того, кто я есть.

В: Чтобы забыть, надо вначале знать. Знал ли я, кто я, перед тем как забыть?

М: Конечно. Забывание себя присуще знанию себя. Сознательное и бессознательное — это два аспекта одной жизни. Они сосуществуют. Чтобы познать мир, вы забываете себя, чтобы познать себя, вы забываете мир. В конце концов, что такое мир? Собрание воспоминаний. Придерживайтесь единственной вещи, которая имеет значение, держитесь за «я есть» и отпустите всё остальное. Это и есть садхана. В реализации нет ничего, за что можно было бы держаться или что можно было бы забыть. Всё есть знание, но ничто не является воспоминанием.

В: В чём причина самозабвения?

М: Причины нет, потому что нет забывания. Состояния ума сменяют друг друга, каждое последующее стирает предыдущее. Память о себе — это одно состояние, забвение себя — другое. Они сменяют друг друга, как день и ночь. Реальность — за пределами обоих.

В: Но ведь должна быть какая-то разница между забыванием и незнанием. Незнанию не нужны причины. Забывание предполагает изначальное знание, а также тенденцию или способность забывать. Я признаю, что не могу проникнуть в причину незнания, но забывание должно от чего-то зависеть.

М: Незнания не существует. Есть только забывание. Что особенного в забывании? Забыть так же просто, как вспомнить.

В: Разве не несчастье — забыть себя?

М: Такое же несчастье, как помнить себя постоянно. Есть состояние за пределами забывания и незабывания — естественное состояние. Помнить, забыть — всё это состояния ума, ограниченного мыслями и словами. Возьмём для примера концепцию рождения. Мне говорят, что я был рождён. Я не помню. Мне говорят, что я умру. Я этого не представляю. Вы говорите мне, что я забыл или у меня не хватает воображения. Но я просто не могу вспомнить то, чего не было, или представить то, что явно невозможно. Тела рождаются и тела умирают, но что мне до этого? Тела появляются и исчезают в сознании, а сознание само рождается во мне. Я есть жизнь, и мне принадлежат тело и ум.

В: Вы сказали, что в основе мира лежит самозабвение. Чтобы забыть, я должен вначале помнить. Что я не могу вспомнить? Я не забыл, что я есть.

М: Это «я есть» тоже может быть частью иллюзии.

В: Как такое может быть? Вы не можете доказать мне, что меня нет. Даже если меня убедят, что меня нет, я всё равно есть.

М: Реальность нельзя доказать или отвергнуть. В пределах ума вы не сможете, за пределами ума — не будет необходимости. В реальности вопрос «Что реально?» не возникнет. Проявленное (сагуна) и непроявленное (ниргуна) есть одно.

В: В таком случае всё реально.

М: Я есть всё. Если всё есть я, то всё реально. Если оно отдельно от меня, то ничто не реально.

В: У меня нет чувства, что мир — это ошибка.

М: Вы можете утверждать это только в конце поиска, не в начале. Конечно, когда вы различите и отпустите всё нереальное, останется только реальное.

В: А что-нибудь останется?

М: Реальное останется. Но не позволяйте словам запутать себя!

В: С незапамятных времён, в течение бесчисленных рождений я строю, совершенствую и украшаю свой мир. Он не совершенен, но и не иллюзорен. Это процесс.

М: Вы ошибаетесь. Мир не существует отдельно от вас. В каждый миг он — всего лишь отражение вас. Вы создаёте его, вы и разрушаете его.

В: И строю его снова, более совершенным.

М: Чтобы сделать его более совершенным, надо его опровергнуть. Чтобы жить, нужно умереть. Не может быть перерождения без смерти.

В: Ваша вселенная совершенна. Моя личная вселенная ещё совершенствуется.

М: Ваша личная вселенная не существует сама по себе. Это просто ограниченная и искажённая проекция реального. В совершенствовании нуждается не эта вселенная, а ваш способ видения.

В: Как вы её видите?

М: Это сцена, на которой разыгрывается мировой спектакль. Качество представления — это всё, что имеет значение: не то, что говорят и делают актёры, а как они это говорят и делают.

В: Мне не нравится концепция лилы (игры). Я предпочитаю сравнивать мир со строительной площадкой, на которой мы строители.

М: Вы воспринимаете всё слишком серьёзно. Что плохого в игре? У вас есть цель только до тех пор, пока вы не обретёте целостность (пурна), до этих пор целью будет целостность, совершенство. Но когда вы обрели целостность изнутри и снаружи, стали самодостаточным, тогда вы наслаждаетесь вселенной, а не работаете на неё. Нереализованным существам вы можете показаться усердным тружеником, но это их иллюзия. Кажется, что спортсмены совершают неимоверные усилия, но единственным их мотивом является игра и показ себя.