Его звали Касьяном Михайловичем.
Повторимся немного.
…До недавнего времени Касьян Михайлович Боровиков был обычным военным пенсионером-общественником.
Это была, в общем-то, невинная фигура, вечный изобретатель радио — это к слову, это тип такой человеческий, никакого радио Боровиков не изобретал. Зато был, как говорилось, обуян двумя идеями: чем-то вроде золотоискательства в странном сочетании с одной, по его мнению, исторической ошибкой, а точнее — злодейством.
Откровенно говоря, эти идеи в нем вообще не сочетались, они шли порознь, бок о бок.
Боровиков любил свой край и считал, что на Северо-Западе есть все — нефть, газ, уран, золото, драгоценные каменья и еще не открытые Менделеевым элементы.
Упущение этого из виду он мнил государственным преступлением.
Вторая навязчивая идея Касьяна Михайловича касалась дней минувших: он полагал, что в окружении Петра Великого существовала группа заговорщиков, которая и посоветовала ему строить город на Неве.
Руководил этой группой, скорее всего, заведомый проходимец Меншиков, а работал Меншиков на шведскую разведку.
Шведы же спали и видели, как потонет новенький, с иголочки город. Вместе с иголочкой, с Петропавловским шпилем, благо местность эта славилась наводнениями. Помимо всего прочего, налицо был откровенный геноцид — истребить на строительстве руками царя как можно больше русского населения. Последнее, правда, волновало Боровикова как человека военного меньше всего прочего.
Город же надо было построить севернее, в районе Сестрорецка или Зеленогорска. Вот уж там никаких наводнений не жди!
Именно эта тема систематически обсуждалась на дачных чаепитиях с Коротаевым и Рубинштейном.
Однако глупый Петр почему-то не внял доводам, которые наверняка поставляла ему контрразведка. Меншикова всячески возвышал, а город строил себе, причем там, где и хотелось шведам.
Желаниям врага не суждено было сбыться, однако наводнения стали для Петербурга наваждением, да простится нам эта рифма.
Касьян Михайлович не бредил и не галлюцинировал, он был просто одержим. Он не был сумасшедшим в строгом понимании этого слова. Он просто осаждал различные исторические архивы и геологоразведочные ведомства, предлагая им свои версии вышеописанного.
Его неизменно вежливо выпроваживали.
Он не обижался, но возвращался, и все начиналось заново.
Когда человек, в руки которого попали перспективные прогнозы, ощутил, что хозяйствующий спорщик-собственник наступает ему на пятки, заручившись поддержкой действующего губернатора, и под ногами уже загорелась болотистая питерская земля, он вспомнил об этом чудаке.
О немолодом уже мужчине, который являлся к нему во ВНИИ еще в советские годы и принимался доказывать наличие на Кольском полуострове алмазных залежей.
Он всегда приходил с рулоном, исчерченным вдоль и поперек, с массой стрелок и диаграмм собственного изготовления.
Временами в дела об алмазах вдруг некстати вмешивались диверсионные козни шведов и доказательства недальновидности Петра.
Он неоднократно выпроваживался и всегда оставлял адрес.
Теперь хозяйствующему субъекту — для простоты Хозяину — показалось, что эта нелепая фигура может стать именно той пешкой, которая ему потребна.
Хозяин, уже имевший достаточный капитал, чтобы отправлять людей во власть и управлять личностями наподобие Коротаева, отдал приказ разыскать Касьяна Михайловича Боровикова и доставить пред его высокие очи.
Нашли очень быстро: тот совершенно не изменился и еще тверже укрепился в своих мнениях.
Лишь склероз начинал поражать его все явственнее, но это было Хозяину только на руку.
Касьяну Михайловичу было сказано, что времена меняются, и тот торжественно кивнул в ответ: да, время собирать камни и время разбрасывать камни. Правда, она в итоге всегда восторжествует!
Вообще, ему было очень приятно сознавать, что о нем не забыли и призвали в трудный для Родины час.
Касьяну Михайловичу ни слова не сказали об истинной подоплеке задуманного.
Ему вообще не сказали всего, сосредоточившись лишь на северных алмазах.
Экономическое положение в стране не ахти («Все развалили», — кивнул Боровиков), на одних нефти и газе далеко не уедешь, а продажные высокоумные мозги утекли в Силиконовую Долину, так что не приходится рассчитывать и на прорыв в новых технологиях.
Боровиков сокрушенно качал головой и порывался заикнуться о Петре, но здесь его деликатно останавливали.
Хозяин сказал, что он, как новоявленный собственник-субъект, тоже болеет за дело и ему нужен свой человек в законодательных органах, способный озвучивать и продвигать его, Хозяина, планы.
Тем более что они вполне совпадают с планами Касьяна Михайловича.
Касьян Михайлович встал, положил руку на сердце и патетически пообещал верой и правдой служить стране и отечеству.
Тогда у него поинтересовались, как он относится к депутатской деятельности.
Эту публику Боровиков терпеть не мог и выключал телевизор, когда записные крикуны выходили к микрофонам. Но если он сам туда выйдет, то дело, конечно, пойдет на лад.
Он ответил, что пойдет и в депутаты, и в президенты, и куда угодно, если того требует дело, благо платформа у него преотличная: перспективная разработка недр плюс обязательный социальный пакет.
На том и порешили.
Ему же пообещали в случае успеха с бурением напрячь историков и выяснить все-таки, кто на кого работал тогда, в далеком восемнадцатом веке.
Касьян Михайлович мало тревожился тем, что во власть его двигают не вполне законными способами. Что подкупают избирателей, что выливают тонны грязи на конкурентов, — такие уж нынче реалии, что не испачкавшись на Олимп не взойти.
И он взошел, и все уже было на мази.
Его постепенно посвятили в планы дальнейших преобразований, начав с Петра и выделив жилье в Зеленогорске с бандой Коротаева в качестве нагрузки.
Добыча алмазов, как объяснил ему Хозяин, приведет к таким катаклизмам в городе Петербурге, что придется отстраивать новый — именно там, где и живет теперь господин Боровиков. Ну а кто уж возглавит этот новый населенный пункт…
При этом как-то обошли вопрос, что до петровских архивов ему будет уже не добраться. Впрочем, почему? Можно вывезти заранее…
Касьян Михайлович справедливо указал на жертвы, на что ему ответили, что жертвы при осуществлении таких масштабных проектов неизбежны, но будут приняты все меры, чтобы свести их количество к минимуму.
Боровиков, как человек в прошлом военный, в подобных случаях оперировал потерями санитарными и безвозвратными. То есть все это было ему знакомо: столько-то можно снасти, а столько-то — нельзя.
Ничего не попишешь.
Вспомним еще раз, на чем стоит нынешний Петербург.
Настал момент, когда его посвятили решительно во все. Ну, за исключением того, что в буче, которая поднимется, ему навряд ли удастся уцелеть и возглавить новый населенный пункт. Нью-Петербург, так сказать.
Хозяина немного беспокоило и то, что и его собственность, из-за которой разгорелся первоначальный спор, пострадает вместе со всем городом. Но он уже принял кое-какие меры. Офшорные зоны, перепродажа, вывоз капитала… Вода все смоет, к черту, по если нет, если дело вдруг вскроется…
А оно грозило вскрыться.
История с настырным астрономом да с нападением на особняк заставляла думать, что многое вылезло наружу — шила в мешке не утаишь.
К этому-то человеку и пробирался сейчас инвалид охранной деятельности, слепец Коротаев. Вооруженный до зубов, с плотной повязкой на свежепрооперированных глазах.
* * *
Слух у Коротаева обострился до предела, он реагировал на малейший звук.
Он понимал, что сейчас ему не помогут ни белая трость, ни собака-поводырь. Нужен транспорт.
Он медленно шел по коридору, раздувая ноздри и пытаясь уловить потоки свежего воздуха: выход.
Ах, хорошо, что больничка не самая серьезная.
Слева что-то звякнуло, и начальник службы безопасности мгновенно выпустил туда автоматную очередь.