Он совмещал чтение классической литературы, с компьютерными играми и старательно изучал английский. Леня редко обижался на людей, умел прощать, и ничего не боялся. Работая в контакте с преступниками и милицией, он всегда ходил по краю, но не воспринимал всерьез опасности своего положения. Он в принципе не мог поверить, что с ним могут что-то сделать. Как в сетевой игре ClanWars, которой он иногда посвящал целые ночи накануне рабочего дня. А может быть Леня в силу своей молодости и романтичности просто отрицал смерть, подсознательно считая себя предназначенным исключительно к счастью.
Пожалуй, единственным его недостатком можно было считать полное непонимание трудовой дисциплины в части опозданий на работу. Сколько его ни ругали, сколько ни штрафовали, он постоянно опаздывал, подстраиваясь исключительно под собственное понимание необходимости присутствия в редакции. Со временем на него махнули рукой, тем более, что он без звука оставался хоть на всю ночь, если надо.
Самому узкому кругу лиц в Москве было известно, что Леонид Козловский свою журналистскую деятельность совмещал с внештатной работой в Федеральной службе РФ по контролю за оборотом наркотиков, а именно, в качестве осведомителя Виктора Сергеевича Ковтуна. Виктор Сергеевич, умный и опытный офицер, подбрасывал Козловскому наводки на темы, помогая тем самым сделать карьеру, а тот в свою очередь придавал статьям, по возможности, нужную направленность или информировал о готовящихся материалах. Но это еще не все. Виктор Сергеевич помог Леониду сблизиться с достаточно крупными наркодилерами, (клубная жизнь у нас пока еще имеет отношение к наркотикам) и получить кое-какую информацию о московском трафике. Леонид был одним из многих добровольных помощников Ковтуна, вовсе не ключевым, но, благодаря такого рода помощи людей, ситуация с контролем за наркотиками в Москве в последние годы заметно улучшилась.
* * *
Серебристый Mitsubishi проехал проспект Андропова. Дорога была свободной и ехалось весело. Елена Викторовна надела дорогущие темные очки Roberto Cavalli, опустила солнцезащитный козырек и посмотрела на себя в зеркальце.
— Красивая? — ехидно улыбнулся Петр Иванович.
— Не знаю, — улыбнулась в ответ она. — Тебе виднее. Ты сейчас читаешь «Тихий Дон»?
— Да, больше половины прочитал.
— Нравится?
— Ну, вообще-то я уже читал эту книгу лет…
— Я разве спросила: «читал ли ты эту книгу раньше»?
— Виноват, Ваше превосходительство, — одобрительно закивал Петр Иванович. — Вопрос так не стоял. Нравится, конечно, хотя местами нудновато, особенно с четвертой книги. Зато описания природы просто завораживают, сильное произведение, кто бы его ни написал… Ты знаешь, я никак не могу отделаться от мысли… Практического значения это конечно не имеет, и все же…
— Что, Любимый, опять пришло в твою голову?
— Да, долго объяснять.
— Объясняй, ладно, ты ведь знаешь, как я люблю с тобой разговаривать.
Он благодарно посмотрел на жену. «Она ведь единственный человек, который может выдержать изложение моих путанных соображений, — подумал Петр Иванович. — Может и поспорить, готова и поддержать и никогда не станет высмеивать». Поправив очки, он начал:
— Боюсь, это получится бессвязно и покажется бессмысленно… Попробую объяснить, — все-таки решился он. — Мысль вот какая. Читая книги, касающиеся каких-то переломных моментов в жизни страны или отдельного человека, я часто сталкиваюсь с описаниями ситуаций, которые необратимо ломают характер человека. То есть, если бы такая ситуация не возникла, человек был бы другим и никогда бы не поступил так, как поступил после того как его сломала жизнь, то есть он сильно меняется. Эта мысль конечно не нова, я понимаю, но она ставит под сомнение искренность позиции и высказываний практически всех людей. Возьмем, например, современных немцев. Культурная нация. Осудили нацизм и Холокост. Нация гениальных писателей, философов, конструкторов и ученых. Хоть пример во всем бери с них и баста. Но, однако же, немцы-гитлеровцы уничтожали целые народы, памятники истории и культуры. В общем понятно. Так скажи ты мне, ради бога, ведь биологически те немцы не отличаются от современных. Так?
— Не отличаются. Отличается идеология. Было, своего рода, зомбирование, что ли.
— Согласен. Хорошо. С немцами, будем считать, разобрались. Идеологическое зомбирование. Правда как-то все очень просто получается. Давай посмотрим на соотечественников. Чьими руками проводились сталинские репрессии? Откуда такое количество палачей было в период гражданской войны, причем с обеих сторон? Вспомни «Доктор Живаго»? Правильно. Эпоха потребовала палачей и нормальные люди превратились в палачей, причем в нужном количестве. И стукачей Родина получила столько, сколько заказывала, а может быть и больше. Понимаешь? В каждом из нас живет другой человек. Герой или подонок, но до поры его не видно. Может быть, он и вовсе не вылупится. Тихая мирная жизнь совершенно не дает нам возможности разглядеть человека, а ему проявить себя. Вот, например, я читал то ли у Шаламова, то ли у Разгона, не помню. Ситуация такая. В лагере сидит бывший секретарь обкома по политической статье. Будучи секретарем, он, допустим, лопал икру ложками и морщился, не приносила она ему удовольствия. Был толстым, гордым, властным и надменным. Но, попав в лагерь, быстро похудел, потерял спесь и превратился в обиженного. Так ему проще было выжить. Забыл про изобилие и радовался, как ребенок найденной на помойке, раздавленной корке хлеба, которую прозевали другие доходяги. Перевоспитался под влиянием обстоятельств. Так скажи ты мне, пожалуйста, как можно осуждать кого-то, когда ты сам может быть еще хуже? Просто до поры обстоятельства не дают тебе себя показать. Вот мы говорим — чиновники воруют, гаишники взяточники и прочее, судить их надо и стрелять как в Китае. Ну, а мы-то лучше?
— Мы не берем, потому что не дают?
— Получается, что так. Как будто в нашем наборе хромосом есть одна, определяющая склонность к воровству, например. То, о чем я говорю и так всем понятно, и меня беспокоят в этой связи два вопроса. Вернее три. Первый. Кто я такой на самом деле? Честно говоря, даже страшно узнавать, хотя и интересно. А если когда-то я это узнаю, то захочу ли я жить таким и, захочешь ли ты жить с таким человеком? Второй вопрос, общий. Куда заведут нашу страну такой народ и такие правители? И третий вопрос. Почему так произошло, что послужило причиной и когда это началось? Пять вопросов получилось, и среди них нет ни «Кто виноват?», ни «Что делать?».
Их кроссовер съехал с третьего кольца к проезду Завода Серп и Молот.
— Любимый, куда тебя кидает опять? Головой подумай. Мы хорошо живем, мы счастливы. А то, о чем ты спрашиваешь нам не изменить и не предугадать, поэтому не нужно думать об этом. Совсем. Помнишь «Афоризмы» Шопенгауэра? Ну вот. А если думать, то чисто теоретически не прилагая выводы к нашей жизни.
— Конечно, ты права, но разве тебе самой не интересно получить ответы хоть на некоторые вопросы?
— Интересно, но ответов мы не получим. Могу сказать только, что не квартирный вопрос испортил москвичей и не москвичей.
— Будь он не ладен этот вопрос. Я с ума от него сойду когда-нибудь.
— Не надо. Все будет хорошо… Думаю москвичей испортило что-то гораздо раньше нашествия иногородних в Москву и, появления в ней Воланда и Булгаков об этом конечно знал. Только говорить не мог. Более точно ответить на твои вопросы я не могу. Извини за невежество. Додумаешься — расскажи. Только думать об этом нет никакого смысла. Тем более, что мы уже подъезжаем и надо настроится на тренировку.
Машина выехала на мост на Шоссе Энтузиастов и вскоре припарковалась возле фитнес-клуба. Петр Иванович чувствовал раздражение и разочарование от невозможности продолжать этот интересный, с его точки зрения, разговор. Он понял, что эта странная тема утомила его жену.
